Колеса фортуны
Шрифт:
Я прищурился. На черно-белых фотках запечатлелись два давно не стриженых, по тогдашней моде, парня с пробившимися усиками — этакие песняры. Один был похож на меня. Но не это было главным. «Вот что надо бы показать Максу», — подумал я. Если убрать у семнадцатилетнего Олега Кураева идиотские рыжие локоны и похабные усики, то получится Максим Федоров с точно такого же школьного альбома, который нам вручили в прошлом году. Только у Макса лицо поглупее, потому что он изо всех сил старался не рассмеяться. Как вы думаете, кто его смешил?
Да ну, ерунда. Мой друг Макс был не меньше похож
— И как только вас военрук не обстриг, — заметил я.
— А он месяца за три объявил: хрен с вами, можно. Ну, как перед дембелем. Мы с ним водку пили на выпускном вечере. В сортире. Свой был мужик. Помер, правда, рано.
«Сейчас предложит водки выпить», — решил я.
— А кстати, ты не хочешь… того, этого? — хозяин щелкнул пальцами где-то возле горла.
— Да я за рулем.
— Скажи, пожалуйста. А я вот уже не одну машину пробухал. Я подсчитывал.
Вот в это верилось без труда. Жилище Олега Анатольевича изнутри было еще неказистее, чем снаружи.
— Так а вы с отцом правда дружили?
— Ну да, до самой армии. Только Николс в армию все равно не пошел, учиться поехал…
«Николс?» — удивился я. Никогда я не слышал, чтобы отца так звали. Это было занятно: юные провинциальные хиппи-англоманы. И куда что делось.
— Ну и вот, — продолжал бывший хиппи. — А я загремел на два года. Во внутренние. На БАМ, зеков охранять. Чуешь, какой облом?
— На БАМ? — переспросил я.
— Ну да. На байкало-амурскую железную дорогу.
Там, где раньше тигры срали, мы построим магистрали, —прочел он вдруг и захохотал. Действительно, было смешно.
— А что? Время было такое… героическое. Потом-то ничего, устроился. Денег даже подзаработал. Зекам ведь всегда чего-нибудь да нужно с воли, то-се, пятое-десятое… Теперь вот сын тоже служит, но под Москвой.
— Теперь-то ладно еще, — осторожно сказал я.
— Ага, ладно. Был тут под Новый Год. На нем лица нет. Колбасу увидал, как набросится… То ли дело, мы приходили. Щеки — во, пуговицы в ряд, все девки — твои…
— Отец просил у вас что-то узнать, — напомнил я. — Он мне написал, что вы что-то важное скажете.
— Правильно, правильно. Кончай, хрен старый, жизнь вспоминать. Кому это интересно.
— Да вы не обижайтесь, Олег Анатольевич. Я ж еще не ухожу. Просто мне интересно: что за секрет такой?
— Давай-ка, за рулем, мы все же накатим с тобой по рюмочке. А?
— Ладно, накатим, по чуть-чуть, — подыграл я ему. — Чтобы колеса крутились.
Через пять минут Олег Анатольевич снова взялся за альбом. Раскрыл его, полистал, протянул мне.
— Смотри-ка вот. Это Ларик.
Я ожидал увидеть очкастого мальчишку-отличника, а на фотке оказалась девушка, в темном платье и отутюженном белом передничке: это была старинная ученическая форма. Светленькая, с черными глазами, эта десятиклассница показалась мне до странного привлекательной,
несмотря на комсомольский значок — и на 1975 год, оттиснутый на обложке. Я скользнул взглядом по ее груди, хозяин заметил и отобрал альбом.— Такая вот у нас была одноклассница. В Хворостове осталась жить.
— И вам она нравилась? — спросил я, стараясь не быть развязным. — Обоим?
— А сам как думаешь?
Отвечать я не стал. Хозяин почесал под мышкой, хмыкнул и продолжил:
— Придется тебе туда поехать. К синему морю, в город Хворостов. Улица Железнодорожная, 15, квартира два. Лариса тебе все и расскажет. И покажет… Вот что я Николсу обещал передать, слово в слово.
— А больше ничего он не просил передать?
— Нет. Посмотрел, как мы тут живем, даже денег мне оставил. Ну, я не просил, да только как-то само получилось…
— Денег оставил?
Олег Анатольевич округлил честные глаза:
— Ну, он прямо с вокзала ко мне заехал. Я говорю: Николс, давай посидим по-людски, как раз вечернего поезда дождешься. От нас до Хворостова два раза в день электричка ходит. А он мне: никак нельзя, дела, дела… Такой деловой стал батька твой, прямо сил нет… А потом посмотрел на меня, посмотрел, да и говорит: ну ладно, давай по рюмочке… За встречу. Прямо как ты.
— Да, может, еще по рюмочке? — предложил я. А что оставалось делать?
— Пора бы, — с удовольствием откликнулся хозяин. — Пока Мария моя не пришла.
Задача привычно усложнялась. Бывший одноклассник оказался очередным флажком на трассе. Вряд ли отец посвятил его в нашу общую тайну — так, подстраховался, и все. Но что-то Олег Анатольевич положительно недоговаривал. Что-то еще. Не дурное, нет. Скорей грустное. Я заметил, как он снова перелистнул страницу. Посмотрел. Потом тихо сказал:
— От меня привет передай.
И со вздохом спрятал альбом обратно в нижний ящик комода.
Дальше дело пошло веселее. Прошел час, прежде чем я вернулся к автобусу. Долго смеялся, что-то сбивчиво рассказывал. Спрашивал у Макса — не гостила ли его матушка в Волгореченске, году в восьмидесятом? Макс заявил, что нет, и всерьез обиделся. За руль меня не посадили. Уже темнело; я немного проветрился и успокоился. Мне захотелось написать отцу письмо, как мы условились, дождаться ответа и на сегодня покончить с делами. А завтра совершить победный марш-бросок на город Хворостов, приступом взять дом на Железнодорожной и… что будет дальше, я не знал.
Олег Анатольевич постарался объяснить мне, где (по его ощущениям) находится ближайший компьютерный клуб. Несмотря на это, мы с полчаса проплутали по переулкам, пока наконец не выехали куда надо.
Клуб помещался в подвале большого деревянного дома и назывался не как-нибудь, а «Квест Плюс».
Парни спускаться в подземелье не захотели. Они решили еще часок пошляться по улицам, посмотреть, как люди живут. Макс признался, что обещал с дороги позвонить Мишке. Где-то поблизости он как раз приметил почту, а на почте должен быть междугородный телефон. Так что я позвал на помощь одного Костика. Вдвоем мы сошли вниз по скрипучим ступенькам. Костик вступил в переговоры с хозяином, а я принялся изучать обстановку.