Колесница призраков
Шрифт:
С каждой секундой завывания Аттилы становились тише – ловушка все глубже втягивала его в себя, как труба пылесоса втягивает облако пыли. Наконец она захлопнулась, вход в нее герметизировался, и Аттила оказался в заточении.
Когда все закончилось, на часах было уже 17.48.
– Неужели все? – спросила Катя.
– Нет, не все! Война еще не остановлена! Федор подскочил к настоящему президенту, который сидел на полу и, ничего не понимая, ошарашенно оглядывался по сторонам, и, не церемонясь с ним, подтащил его к столу.
– Кто вы такой? Что со мной случилось? Куда вы меня тащите? Охрана! – бормотал президент.
– Сейчас
– Какая война? Перестаньте меня тащить! Разберемся в рабочем порядке. Поставим вопрос на повестку дня завтрашнего заседания. Где мой секретарь? – сопротивлялся президент, пытаясь вырвать свой рукав. Федор едва сдержался, чтобы не заломить ему руку за спину.
– У вас было умопомрачение! Ничего страшного, временное! Вы приказали начать атомную войну. Она начнется через минуту! – крикнула в ухо президенту Катя. Президент покосился в ее сторону, никого не увидел и почесал в затылке.
– Умопомрачение, говоришь? Тогда другое дело, – пробурчал он.
Подчинившись, президент поднял упавшую к нему трубку красного телефона.
– Алло, министр обороны? Что-то я ничего не понимаю, Говорят, война? В самом деле? Какая, понимаешь, война?.. Что, по моему приказу? Не было никакого приказа! Ультиматум? Ты что, спятил? Срочно все отменить!.. Не отдавал я никаких приказов! Ты пойдешь под суд! Срочно все отменить! Войну тут, понимаешь, устроили! Сделай заявление по телевидению, сообщи другим странам: отбой! Успокой их, что войны не будет. Я, понимаешь, за мир во всем мире! Чем объяснить? А я откуда знаю? Обратись к моей пресс-службе, она объяснит, чем я руководствовался. Дети украли коды? Я приказал доставить их к себе? Ничего я не приказывал! Ни с каким обращением к народу не обращался! Ты бредишь! Всех арестованных освободить! Детей оставить в покое! Через час ко мне с докладом! Все!
Повесив трубку, президент двинулся к начальнику своей охраны и, не замечая, что тот заморожен, спросил:
– Кто эти подростки? А? Почему они у меня в кабинете? Я не давал распоряжения впускать посетителей! Ты за это ответишь! И где я вообще нахожусь? Почему я не дома или не на даче, если у меня было умопомрачение? Уж и поболеть человеку нельзя? Что ты тут стоишь и не шевелишься? Охрана! Все сюда!
Гений дернул Пашу за рукав:
– Кажется, пора сматываться! Орденов за спасение мира мы явно не дождемся, а вот неприятностей на нашу голову, если мы останемся, будет предостаточно!
– Звать Маменьку? – понимающе спросил Паша. – Эй, Маменька, вытаскивай нас отсюда! И не забудь про профессора. Мы покидаем это гостеприимное место. Вот разве что шоколадку захвачу на память. Посмотрим, каким шоколадом кормят президентов.
Паша схватил со стола шоколадку и бросился догонять друзей. Они бежали к лифту мимо замороженных охранников, некоторые из них начинали уже приходить в себя и ошалело трясли головами. Двое попытались даже преградить дорогу, но их сшибло кроватью с профессором, которую несла впереди всех Маменька.
Победители вскочили в лифт, от которого не стоило теперь ожидать каверз, он был теперь послушным, как ягненок, – совсем недавно Маменька, дав себе волю, выломала из него все охранные системы. Пока лифт поднимался, Паша и Гений обработали Федора,
Дон-Жуана и профессора невидимым газом из баллончика, Федор с изумлением следил, как постепенно исчезают вначале его руки, потом ноги и, наконец, туловище.– Так вот в чем тут подвох! А то я думаю, то ли вы духами стали, то ли у меня в башке что-то замкнуло! – воскликнул он с облегчением.
Час спустя, когда все уже закончилось и река жизни покатила свои волны, не встречая преград, на пригорке в одном из городских парков сидела вся «великолепная пятерка». С ними был и профессор, с которого только что в ближайшей больнице сняли гипс. Оказалось, что, пока они воевали с Аттилой, срок лечения закончился и все кости срослись. Остался лишь гипс на правой ноге, который должны были снять через два дня.
– Я же говорил, что мои кости быстро срастаются! – радовался профессор. Кстати, он оказался довольно молодым человеком, с короткой стрижкой, без усов и бороды.
Голова Дон-Жуана, давно уже очнувшегося, лежала теперь на коленях у Кати. Дон-Жуану было хорошо, так хорошо, что, если бы смог, он остановил бы это мгновение. Федор задумчиво трогал пластырь, прикрывавший две ссадины на его лице. Паша с аппетитом уминал пирожные, которые Маменька стащила из расположенной неподалеку закусочной, а Егор, никогда не сидевший без дела, ковырял отверткой в заедавшем затворе одного из энергейзеров.
Профессор изготовил небольшой фильтр, с помощью которого ему удалось выпустить из ловушки все души, оставив там лишь Аттилу. Освобожденные души с легким звенящим смехом улетели на небеса, и оттуда на землю сразу брызнули яркие солнечные лучи.
В этих лучах, окутанные золотистой дымкой, делавшей их контуры нечеткими, стояли князь Багрятинский и его Ольга – высокая, очень красивая женщина в длинном бальном платье с открытыми плечами. И князь, и Ольга молчали, но их призрачные фигуры так и дышали тихой, умиротворенной радостью, которая теперь должна была продолжаться вечно.
– Возможно, и мы когда-нибудь будем такими, как они! – шепнул Кате Дон-Жуан.
– Мечтатель! – Катя взъерошила ему волосы, а сама подумала, что обязательно будут, если так же сумеют сохранить свою любовь.
Князь и Ольга, шагая по воздуху, приблизились к ребятам. Гусар показал на просвет между облаками, в который устремлялись солнечные лучи.
– Нас ждут там! Все долги отданы! Прощайте! – крикнул князь.
Ольга грустно улыбнулась, и они, держась за руки, стали медленно подниматься вверх. Ребята, вскочив, смотрели им вслед, пока те были еще различимы.
– Ну вот и все! Уже не видно! – вздохнул Паша, вновь принимаясь за пирожные.
– А мы неплохая команда! Какое дело провернули! – с гордостью сказал Федор.
– Да, дельце первый сорт! Все-таки «великолепная пятерка» есть «великолепная пятерка», – согласился с ним Дон-Жуан.
Вскоре и профессор стал собираться. За ним на маленькой машинке заехал один из его лаборантов, тот самый, на которого с балкона свалилась ванна. Этот лаборант был таким же радостным, как и профессор, даже еще радостнее.
– Наверное, сказываются последствия ушиба… – шепнул Федор.
Тем временем лаборант сунул ловушку с Аттилой в багажник и захлопнул его.
– Теперь никуда не денется! Мы его в институте в постоянный контейнер поместим, есть у нас такой, – заявил он.