Колхоз. Назад в СССР. Книга 3

Глава 2: Сердца трёх и легенда о Бугимене

– Жорик… Не спишь? Не спи! Вопрос есть.

– Какой. Говори.

– Почему ты не уехал? Мог ведь уже дрыхнуть в своей Москве.

Мы лежали с братцем на сеновале, тупо пялясь в потолок. Естественно, это не был мой сознательный выбор. В данном случае, речь про сеновал. Исключительно вынужденная мера. В кровати всяко удобнее, это ясно даже дураку, а я искренне, не смотря ни на что, продолжаю верить в свои умственные способности. Даже при наличие прогибающейся металлической сетки, кровать моему сердцу, спине и заднице гораздо милее.

Романтики, которая якобы имелась в ночевке на сухой траве, накушался ещё в первый раз. Если бы не обстоятельства, хрен бы кто меня на этот сеновал затащил. Чесался после прошлой ночёвки весь день. Даже тетка спросила, не нужно ли мне дегтярного мыла. Не знаю, в каких случаях помогает это дегтярное мыло, однако Настя белье стирала два раза, с подозрением косясь в мою сторону. Поэтому уточнять назначение данного продукта не решился. Боюсь, будет очередной стресс для моей и без того израненной Зеленухами психики.

Причина нашей ночёвки на сеновале проста. В углу, безмолвным доказательством будущей алкогольной аферы, топорщился холм из сена, под которым ждал своего часа самогонный аппарат кума Матвея Егорыча. Оставлять его здесь нельзя, по любому надо нести в сторожку. Иначе найдет Виктор и будет нам всем тогда лёгкая, скорее всего, неприятная, но очень быстрая смерть. Поэтому пришлось изобразить для родственников очередной приступ любви к деревенской романтике.

Дело в том, что ночью из дома вдвоем нам не смыться. Один, и то не рискну. Чтоб попасть из моей комнаты в сени, идти надо через спальню Виктора и Насти, а с Переростком, который двигается по любому, даже очень просторному, помещению, как слон в посудной лавке, нас поймают на месте преступления в первые же пять минут. Он даже на сеновале, пока стелился, три раза ударился головой о балку, потом наступил на одеяло, запутался в своих же ногах и упал. Плашмя. С таким грохотом и матом, что прибежала Машка спросить, не все ли конечности мы переломали. В ответ получила сердитое «не дождешься» от братца.

Я, конечно, пытался свалить ответственное задание по транспортировке аппарата на Андрюху, но братец категорично заявил, что с него кошки вполне хватило. Уж тем более он не собирается один по кладбищу шастать.

– Ты же говорил, бояться надо живых. – Я стелил в этот момент постель. На самом деле, «постель» – слишком громко сказано. В наличие имелось только одеяло, которое служило и матрасом, и простыней.

– Дед Мотя так говорил, Жорик. Путаешь. – Братец, закончив сооружать свое королевское ложе, улёгся, наконец, раскинув ноги и руки морской звездой.

– Аа-а-а-а… Да. Точно. Ну, правильно. Ему-то что. Там для Матвея Егорыча почти все близкие по духу. Он своими прожектами чертей до нервного срыва доведет. Конечно, чего ему опасаться? А лично я считаю, вообще никого не надо бояться, ни живых, ни мертвых.

– И то верно. – Андрюха заразительно зевнул, – В привидение и всякую чертовщину мы, советские граждане, комсомольцы, не верим. А живым, опять же, можно и в морду дать. Хорошо голову просветляет.

– Слушай, ну, может тогда ты, советский гражданин и комсомолец, смелый, отважный тип, сходишь на кладбище сам? Там же все просто. Зайти в сторожку, поставить аппарат на нужное место, собрать его, и все.

– Знаешь, Жорик, вы и про кошку говорили так же. Залезь на дерево, делов то. А в итоге, чуть от бабы Зины люлей не получили. Тебя она за ухо не таскала, ты не знаешь, каково оно. А я в курсе. Последний раз так выкрутила, думал не только ухо отвалится, но и мозг вытечет. Звёзды увидел вблизи своими глазами без всякого телескопа. А был, между прочим, белый день. Так что, спасибо, но нет. Один не попрусь. Вот если хочешь, можешь сам идти. Тут я не против.

– Андрюх, сам не могу, ты же знаешь. Дед Мотя сказал, чтоб мы сразу конструкцию собрали. Я приблизительно даже не представляю, как оно работает. Ваше это самогонное чудо. Вернее, как раз, приблизительно и представляю. Очень приблизительно. Так соберу, что вместо самогона в космос улетим. Кстати, смотри… В ближайшие дни будем максимально незаметно посещать сторожку. Надо график понять, когда меньше всего деревенских свободны и шляются туда-сюда по селу. А то бывает правда такое ощущение, будто не Зеленухи здесь, а Красная площадь. Чтоб на это время рассчитывать основные мероприятия. Я так понимаю, сначала надо настоять брагу. Так ее Егорыч назвал?

– Слушай, это с ним надо обсуждать, Жорик. С дедом Мотей. Там куча тонкостей. Я больше потребитель, чем производитель.

Мы ещё почти час трепались, вспоминая деревенские истории, а потом, как раз, Андрюха задал свой вопрос.

– Так почему не уехал, а? – Повторил он снова, потому что я молчал. Настойчивый, конечно, тип, Переросток. Пришлось отвечать.

– Понимаешь, как представил, что ты без меня останешься, сразу понял, нельзя бросать. Тебя же ещё воспитывать и воспитывать.

– Кого?! Меня?! Меня воспитывать?! – Андрюха приподнял голову и повернул ее в мою сторону, но заметив ухмылку, а сдержаться я никак не мог, догадался, что просто глумлюсь.

– Чего там? Не пора? – Часов теперь не было на руке. Они остались у Ефима Петровича.

Кстати, вопрос по-прежнему открыт: каким образом Федька скоммуниздил быка? Я оставался в уверенности, это деревенский Отелло постарался. Второй нюанс, не дающий покоя моей душе, с чьей помощью личная вещь Жорика Милославского оказалась на месте преступления? Почти по классике. Кто виноват и что делать?

А вот братец определял время каким-то интуитивным образом. У него часов не имелось, однако присутствовал загадочный внутренний механизм, позволявший ему достаточно четко называть, который идет час.

– Пора. Можно начинать нашу операцию. Сейчас где-то около одиннадцати. Нормально. Утром вставать всем рано, так что вырубилось, спят уже. Да и наши тоже. Давай выдвигаться.

Мы откопали мешок с аппаратом, а затем принялись спускаться вниз по деревянной лестнице. Я шел первым, Андрюха следом. Надо ли говорить, что он несколько раз чуть не наступил мне на пальцы, и в довесок, почти ухитрился сесть своей задницей на голову. Мою же голову, естественно.

– Епте мать… Что ж ты такой неуклюжий… Аккуратнее можно?

– Знаешь, что… – Андрюха хотел поставить ногу на перекладину. В итоге, он снова, каким-то чудом, буквально в миллиметре от моей конечности промахнулся. – Шустрее спускайся, Жорик. Трындишь до хрена. Телишься, как барышня.

Короче, с горем пополам, мы оказались внизу. Даже, на удивление, не создав при этом много шума. Хотя братец, будто старался спалить все наши планы к чертям. В итоге я назвал его жопоруким, а он заявил, что уж руки тут точно не при чем. Видимо, ко второй, упомянутой части тела, все происходящее Переросток относил в большей мере.

Окна в нашем доме были темными. Значит, спят, реально. На цыпочках братец начал двигаться к калитке, я – за ним.

Когда очутились на улице, за территорией дядькиного двора, первым делом прислушались к звукам. Неожиданные встречи нам сейчас не просто не нужны, они категорически противопоказаны. В Зеленухах было подозрительно тихо. Вернее, звуки имелись, но свойственные деревенской ночи. Где-то топталась на месте скотина, где-то делили территорию коты, со стороны пруда были слышны сонные, редкие всплески рыбы. Ну, я надеюсь, что это рыба.