Колхозное строительство 7

— Павлодар… Там ведь подземные воды, сплошное орошение. Почти пустыня.

— Точно. Геодезисты говорят, что подо всем Казахстаном вода. И ещё: завтра прилетают три человека из Израиля. Агроном, дока по удобрениям, и двое специалистов по капельному поливу и орошению. Будут вам хорошим подспорьем на первых порах. И от сердца отрываю Владимира Вольфовича Жириновского, в помощники к вам. Потом поймёте, насколько это ценный подарок. Всё, Иван Никифорович, врачи идут, давайте прощаться. В Павлодаре подойдёте к председателю горисполкома Матвееву, он вас в курс дела введёт.

Интермеццо шестое

Горячие эстонские парни в зоопарке очень любят наблюдать, как на ветвях деревьев резвятся ленивцы.

Фахир Бектуров сидел на лавочке под большим деревом и пытался взять в руки книгу. Вытянет руку, почти коснётся пальцами грязно-коричневого переплёта — и, подумав пару секунд, обратно руку на колено положит. Посидит, покрутит головой — опять книга в поле зрения попадёт. Снова руку к ней протянет. Нет, не хочется читать, хоть книга, наверное, и интересная. Вчера в библиотеке у бабы Шуры выклянчил, про рыцарей. «Квентин Дорвард» называется. Писатель Вальтер Скотт. Интересно вот: почти во всех иностранных фамилиях согласные двойные. Они там зачем так изгаляются? Чем просто «Скот» хуже? Нет — Скотт. Спросил у бабы Шуры. Ветераны говорят, что она знает всё. И правда — ответила.

— Лет десять назад даже полемика была в журналах и газетах на эту тему.

— Что было?

— Ругались учёные. Решили писать, как они там пишут, с двойной согласной, за редким исключением — и исключения эти в словари записывать. Ну, вот слово «кристальный», например, — с одной «л». Хоть и «кристалл».

— Понятно. Специально это, чтоб детям в школе тяжелее было учиться, — сделал вывод Федька.

— Точно, — захихикала библиотекарша.

— А сама фамилия переводится? Это корова по-ихнему?

— Скотт-то? Нет, не корова. Это переводится как «шотландец». Мы называем — Шотландия, а они — Скотландия.

— То есть, всех шотландцев скотами зовут? Как же они там друг друга отличают?

— Ох, горе ты моё. Сама виновата. Знаешь, как украинцы русских зовут?

— Как?

— Москали. От слова «Москва». Вот и англичане шотландцев зовут скоттами, а так у них, как и у нас, фамилии есть. И у нас вон тоже ведь есть фамилии от слова Москва — Москвин, Москаленко. Или там, например, — Узбеков.

— Так то — не от Узбекистана, то от имени — Узбек-хан такой был.

— Ишь! Век живи, век учись. Иди уже, читай, хан.

Взял всё же книгу, раскрыл на пятой странице, до которой дочитал, и даже ещё пару строчек прочёл.

— Федька, твою дивизию! Ты чего прячешься?

К нему подходило насколько человек из их снайперского взвода.

— Привет! Не выписывают врачи. Товарищ майор, вы им скажите, — пожаловался Фахир майору Краско, как командиру взвода.

— А чего говорят? — обнял Федьку, прижав к своей огромной груди, капитан Андреев.

— Ну, у меня-то всё нормально — только уши опять закладывает, как через вату слышу. Я им говорю, что для снайпера слух — не самое важное, а главный, что меня лечит, подполковник Истомин, ругается. «Тебя, — говорит, — глухого там убьют, а меня в рай потом не пустят».

— Спрошу у твоего Истомина, — пообещал майор.

Кадри тоже пожала ладошку балагуру Федьке. Без него скучно во взводе стало.

— Вы всё там, на заставе? — Фахир махнул рукой на восход.

— Там. Неймётся китайским товарищам. Через две недели у посёлка появилась новая отара. Пастуха задержали пограничники наши. Отбивать отару бросились солдаты с китайской стороны. Пограничники стали отстреливаться, потеряли несколько бойцов ранеными. Тут и нас в ружьё. За сорок минут китайцы понесли ощутимые потери и отошли, своих раненых оттащили. Кадри вон опять больше всех насбивала — семерых к счёту добавила. После этого инцидента больше не повторялось пока.

— Вот гады. А тут-то вы как оказались? — Федька тяжело вздохнул. Так всех врагов перестреляют, и не станет он Героем Советского Союза.

— Перебрасывают нас чуть южнее, к какому-то озеру Жаланашколь. Карту показывали, там с китайской территории в это озеро речка впадает. Кусак называется. Вот день дали по Алма-Ате походить — мы и решили тебя навестить. Слушай, Федька, а чего тут одни стариканы? — Кадри огляделась. На скамейках, и правда, сидели пожилые люди в больничных халатах.

— А ты что, название госпиталя не прочитала? Малограмотная? — Федька указал на главный корпус пятиэтажный. Одни окна. Да и весь госпиталь был построен так же — огромные окна везде. — Это госпиталь ветеранов Великой Отечественной Войны.

— Растёшь. С интересными людьми вместе болеешь, — хлопнул Федьку по плечу Краско. — Ладно. Держи вот — мы тебе конфет и шоколадок разных купили. Пойдём. Собирались ещё в зоопарк сходить. Вон Кадри целую истерику закатила.

— Ничего не истерику. Просто не была ни разу в зоопарке.

— Я был. Воняет там, — Федька заглянул в бумажный кулёк. — Ого! «Кара-Кум». Дорогие. Спасибо, ребята.

— Ты давай выздоравливай. А то без тебя всех китайцев перестреляем, — майор ещё раз хлопнул Федьку по плечу, и они пошли по тротуару к выходу.

Фахир Бектуров, вдыхая щекочущий ноздри запах шоколада, смотрел, улыбаясь, им вслед и не знал, что большую часть он уже не увидит. Погибнут в очередном конфликте у озера Жаланашколь. Накроет миной. Погибнет и их командир, майор Краско.

Глава 9

Событие четырнадцатое.

Дочка (любознательно):

— Мам! А куда тампоны вставляют?

Мама (подавившись яблоком):

— Ну… как тебе сказать… в общем, туда, откуда берутся дети.

Дочка (офигев):

— В аиста, что ли?!

Вот лежит он на кровати, или как этот робот недоделанный называется — а всякие лейкоциты его усиленно регенерируют. Так смотришь, через две недели уже гопака отплясывать будет. Представил себе картину, как на местном сабантуе член Политбюро этого самого гопака приседает, и хмыкнул. Не статусный танец. Вальс? Не, вальс и дурак станцует. Во! Ламбаду. Там как раз нужно ногами шебуршать усиленно.

А чем ещё заняться? Только вот мечтать. Утром до обеда хоть посетителей пускают — министры всякие приходят, и даже члены. Одни хотят чего-то, другие требуют защиты от Маленкова. Третьи воют. Этак, пока он выйдет на работу, в ЦК и правительстве никого не останется — всех сталинский сокол исклюёт. А ещё обещал не трогать сильно никого. Если это «не трогать», то разреши ему — и тридцать седьмой начнётся.

Вечером — только семья.

И самое плохое, что неправильный он попаданец. Смартфона, ладно, не дали — но вместо него хоть Вику послали, немногим хуже. А вот с регенерацией учёные, или боги, конкретно кинули. Ничего не заживает. Две недели прошло, а нога болит. Голова болит. Душа болит. А ну как не срастутся? Без мизинцев-то хоть ходить можно, а без ноги? Летать? Самолёт не отдал, послал Максимилиановича. И так ильюшинцы весь по запчастям расковыряли. Половину, наверное, аналогов сунули — уже и летать нужно будет с опаской. Легче и в самом деле новый купить, а этот сдать на опыты. Только денег нет.