Колибри

Она остановилась, сделав паузу в своем повествовании для пущей убедительности, и затем вздохнула.

– Ричард, очевидно, думал по-другому, так как стоило моему отцу заболеть и в течение следующего года превратиться в полного инвалида, Ричард потерял всякое желание сделать меня своей женой. Думаю, можно сказать, что он испугался лишнего багажа в лице моего папы. В любом случае, мой... мой жених исчез без малого за неделю до свадьбы. Его семья через некоторое время тоже переехала, и я с тех пор не видела ни его, ни его родных. * На лице Дэвида появилось озабоченное выражение. Он потянулся к Абигейл.

– Прости. Абигейл. Мне так жаль.

Она подняла глаза к его нежному, серьезному лицу и поняла в тот же момент, насколько прекрасным, высокоморальным человеком он был, и как ей сказочно повезло, что она уже в зрелые годы жизни встретила его.

– Теперь я понимаю, почему ты волнуешься, – сказал он, глядя ей в глаза, – но никогда бы не покинул тебя, как он. Ты знаешь это.

– Да, знаю, – заверила она его, но почувствовала себя ничтожной и виноватой, так как знала, что Дэвид был слишком чистым, чтобы предположить интимные отношения между ней и Ричардом. – Дэвид, – сказала она, собираясь произнести сущую правду, – я на самом деле хочу, чтобы наша совместная жизнь была безупречной, вот и все.

– Она такой и будет, – пообещал он.

Но он держал ее только за руку, и Абигейл не смогла отделаться от мысли, что такие вещи любящие друг друга люди должны говорить крепко-крепко обнявшись.

– Я рад, что ты мне все рассказала, Абигейл. Я видел, что что-то тебя тревожит сегодня вечером, и теперь, когда история подошла к концу, давай забудем про нее.

Он наконец поцеловал ее. Абигейл прильнула к нему во внезапном приступе отчаяния, каких, казалось, у нее никогда не бывало. Отстранив губы, Дэвид произнес:

– Думаю, будет лучше, если я пойду, Абигейл.

Но она прильнула к нему еще крепче. Ей так хотелось, чтобы он задержался на немного и рассеял ее страх перед Дюфрейном.

– Ты хочешь уйти так рано? Дэвид отстранил ее силой.

– Тебе надо хорошенько отдохнуть за ночь, ты сама недавно это говорила. Увидимся завтра вечером, как и договаривались.

У двери, прежде чем уйти, он ее поцеловал, но вначале надел пальто, так что все тепло его объятий потерялось в массе шерстяного пальто и муслиновой юбки.

ГЛАВА 22

Как только ушел Дэвид, Абигейл переоделась на ночь и поторопилась задуть лампы. Ветер врезался в стены дома, дребезжа кровлей, стуча оголенными ветками по карнизам и обещая этот кошмар на всю ночь. Звуки вьюги усилили трепет Абигейл. Она решительно закрыла глаза и перечислила, что Дэвид внес в ее жизнь: спокойствие, дружбу, восхищение, любовь. Некоторое время она размышляла над каждым из них. Дэвид мостил путь к самому спокойному образу жизни, какой она только могла представить. Дружба не вызывала сомнения – они почувствовали ее сразу. А что касалось восхищения – из всех людей, каких Абигейл знала, никто не ценил ее так, не восторгался и не восхищался ею. А любовь...

Ее мысли были внезапно прерваны сильными ударами в заднюю дверь. Раньше никто не входил с задней двери. Еще до того, как ее ноги коснулись ледяного пола, она поняла, кто это может быть и решила, что ей лучше лежать и думать о Дэвиде, чтобы отогнать мысли о Джесси Дюфрейне.

Абигейл думала, не оставить ли Джесси стучать, пока ему не надоест, но он закричал во все горло, пересиливая завывающую вьюгу, и Абигейл испугалась, что кто-нибудь из соседей услышит его.

Она нашла халат и, прислушиваясь, поспешила к задней двери по грубым доскам пола. Джесси снова начал колотить и вопить, поэтому Абигейл зажгла лампу, хотя и не стала сильно выкручивать фитиль, а оставила его еле теплиться из-за боязни, что кто– нибудь может увидеть Джесси из окна.

– Эбби, открывай!

Она только приоткрыла дверь и, преграждая дорогу, не давала ему войти.

Ветер и снег обнимали его волосы, брови и усы – в ледяных кружевах, решительные, черные, словно ночь, глаза смотрели на Абигейл.

– Я сказала тебе держаться от меня подальше. Ты соображаешь, сколько времени?

– Плевать я хотел.

– Как всегда.

– Ты меня впустишь или нет? Никто меня не видел, но, будь уверена, они услышат, как я высаживаю дверь, если ты захлопнешь ее у меня под носом.

Ветер врывался в дом. Абигейл схватила халат за полы на груди. Ноги замерзли, и она дрожала от холода.

Джесси внезапно приказал:

– Дай войти, пока ты совсем не замерзла вместе со мной, – и вошел, заполнив кухню десятью фунтами своей куртки из овчины, тремя дюймами усов и почти двумястами фунтами упрямства.

Абигейл набросилась на него раньше, чем он успел прикрыть дверь.

– Как ты смеешь вламываться в мой дом, как будто он принадлежит тебе?! Выметайся!

Он всего лишь пожал плечами, потер руку об руку и, полностью проигнорировав Абигейл, воскликнул:

– О Господи, как же холодно на улице! Без всяких извинений он сбросил куртку.

– Нам надо дров, чтобы мы не превратились в ледышки.

Он оттащил стул от кухонного стола, поставил его точно напротив печи, повесил куртку на спинку, открыл печную заслонку и потянулся за поленом в ящик с дровами – все это время он ни разу не посмотрел на Абигейл.

– Это мой дом, и тебя сюда не приглашали! Положи полено обратно!

Он опять не обратил никакого внимания на слова Абигейл и засунул полено в печь, потом закрыл заслонку, развернулся и, наклонившись вперед, стряхнул с волос снежные хлопья. Он заметил босые ноги Абигейл, выглядывавшие из-под подола халата и, указав на них, сказал:

– Тебе бы надо надеть что-нибудь на эти милые ножки, лапочка, потому что разговор займет некоторое время.

Абигейл побагровела.

– Он не займет никакого времени, потому что ты немедленно уходишь. И не называй меня лапочкой!

– Я не ухожу, – сказал он уверенно.

Она поняла, что он не шутит. Что ей оставалось делать с таким безмозглым детиной? Абигейл сжала кулаки и зарычала в раздражении. Джесси взял другой стул, поставил его рядом с первым и потом, засунув большой палец обратно за пояс брюк, поднялся.

– Нам есть о чем поговорить, Эбби. Вода, застывшая в его усах, теперь растаяла и капала вниз. Он стоял и терпеливо ждал, когда Абигейл сдастся и сядет. Но Джесси покраснел от холода, волосы блестели и были взъерошены после того, как он их отряхивал. В этих ботинках и джинсах, темной рубашке и жилетке из грубой кожи он походил на головореза даже больше, чем раньше. Смуглая кожа прекрасно подходила к его черным волосам, усам и спускавшимся вниз бакенбардам. Он словно только что вернулся с выпаса, согнав заблудший во вьюге скот, или убежал от полиции. Он выглядел как настоящий мужчина, от одежды до розовых щек, от покрасневшего на морозе носа до растрепанных волос. Глаза Абигейл остановились на его бедре – револьвера не было.