Коллекционер

– Эй, потаскухи, ведьмы и убийцы, еретики и совратители, предатели и тати, – донесся из коридора грубый голос, на пол и потолок упали трепещущие багровые блики. – Откройте ваши вонючие пасти, да помочатся в них все пророки разом, ибо я принес вам пожрать!

Вслед за голосом послышались шаркающие шаги, а затем показалась некая искривленная, громадная ковыляющая фигура с факелом в одной руке и с бадейкой в другой. Напротив каморки Олега она остановилась.

– А, свежее мясо? – протянул тюремщик, поднося факел к решетке. – Приветик.

Стало видно его лицо, искривленное, точно физиономия из пластилина, угодившая в неловкие руки – нос набок, один глаз выше другого, рот перекошен, ушей вовсе нет, вместо волос нечто вроде пакли.

– Здравствуйте, – ответил Олег.

– Меня звать Старый Франчи, – сообщил тюремщик, – и я тут первый после бога. Понятно?

– Еще как…

Макушкой Старый Франчи едва не упирался в потолок, но при этом на спине его красовался огромный горб. Руки свисали едва не до колен, ноги были кривыми, словно у кавалериста, и еще он прихрамывал. Настоящий Квазимодо, разве что не немой.

– Это славно. – Тюремщик заулыбался во всю огромную пасть. – Держи пайку.

Он сунул руку в бадью и вытащил ком некоего серого вещества, похожего на глину. Только взяв эту штуковину, Олег сообразил, что это ломоть плохо пропеченного хлеба, зачерствевший и с плесенью на корке.

– Так, кто сегодня еще хочет пожрать, прежде чем отправится к друзьям в ад? – продолжал бормотать Старый Франчи, прохаживаясь по коридору. – Куда руки тянешь? Сегодня ты без еды, толстуха… А тебе, мерзкий клоп, двойная порция, авось сдохнешь.

Никто из заключенных не спорил, вообще не отвечал на реплики тюремщика. Слышались лишь угодливые смешки тех, кому хлеб достался, и недовольный скулеж обделенных.

– Воду вечером принесу, – сообщил Старый Франчи, двинувшись в обратном направлении. – Не скучайте, ублюдки и подонки, сволочи и безбожники, продажные твари и осквернители святынь, ибо о всяком из вас заботится только Владыка… ну и я немного.

Олегу есть не хотелось, но выкидывать краюшку он не стал, аккуратно завернул в оторванный от рукава лоскут. Кто знает, сколько времени он тут просидит, пока по крайней мере не выяснит, что случилось с Ингерой, и не придумает, как ее вытащить.

Интересно, зачем вообще его засунули в темницу, ведь инквизитор в таверне у Джани сказал: «У Ордена Взыскующих Истины есть к вам несколько вопросов духовного толка»? Логичнее было бы сразу после того как взяли потащить на допрос, а не сажать в подземелья Замка Истины! Хотя нет, они хотят, чтобы, побыв здесь, он «размяк», стал более покладистым.

Посмотрел на других узников, на то, что сделало с ними затянувшееся на годы заточение.

– Налей стаканы, налей полней! Помянем врагов и помянем друзей! – с ненавистью в голосе загорланил один из узников, занимавших «квартирку» слева по коридору. – Помянем победы и страшные дни! Пусть сгинут они, пусть сгинут они!

Но ответило лишь эхо, так что певец быстро замолк.

Затем Олег провалился в тяжелую дрему, словно рухнул в колодец, наполненный густой маслянистой жидкостью, – он барахтался, не в силах вырваться, и не понимал, что происходит, где он находится и как тут оказался.

Проснулся, весь покрытый липким потом, с колотящимся сердцем и пересохшим ртом. Обнаружил, что спина после лежания на твердой и бугристой поверхности нещадно болит, зато нога успокоилась.

– Куда его? – спросил незнакомый голос из коридора, и Олег понял, что там достаточно светло, а значит, кто-то принес факел.

– Давайте сюда, добрые братья, – угодливо отозвался Старый Франчи. – За мной…

Послышались шаги, и мимо камеры Олега сначала проковылял тюремщик, а за ним двое дюжих монахов проволокли мужчину, голова которого бессильно болталась, а спина представляла собой кровавое месиво – не разрезанная даже, а разорванная кожа, вспаханное мясо, шрамы пересекают друг друга.

– Ой, какой сладенький мальчик! – завопила подскочившая к решетке Марша. – Дайте мне отведать его мяса!

Она высунула язык и попыталась плюнуть, но ничего не вышло, слюна осталась у нее на подбородке. Протянула было руку между прутьями, но обернувшийся Френчи ударил ладонью быстро, точно кот лапой, и сумасшедшая отскочила с крысиным писком.

Олег отвернулся и закрыл глаза.

«Я выдержу, – пообещал он себе. – Не сломаюсь. Они ничего со мной не сделают».

Лязгнул замок раз, другой, вновь прозвучал голос тюремщика, ему ответил один из инквизиторов. Прозвучали шаги, и в уголок темницы, спрятанной под Замком Истины, вернулись темнота и тишина.

Часа через три-четыре, по прикидкам Олега, Франчи, как и обещал, разнес воду. Каждому досталось по жестяной кружке с жидкостью, что пахла вовсе не свежестью горного ручья. Соловьев опустошил эту посудину одним глотком.

Ночь тянулась бесконечно – душная, но в то же время зябкая, полная монотонного храпа и бессвязных сонных восклицаний из соседних камер. Иногда кто-то начинал стонать или даже плакать, и эти звуки кололи ушные перепонки не хуже иголок, заставляли вздрагивать.

Олег ждал, что в подобной клоаке должны водиться клопы или еще что похуже, но его никто не кусал.

В какой-то момент он все же крепко уснул, а проснулся от того, что кто-то сильно потряс прутья его решетки. Подняв голову, обнаружил, что за ней стоят двое плечистых, похожих, как братья, инквизиторов, один с факелами, другой со связкой ключей в широкой ладони.

В первый момент Олег не понял, зачем они здесь, даже рассердился, что его вот так бесцеремонно разбудили, что помимо воли Старого Франчи шляются тут всякие посторонние…

Но затем пришел страх, и злость исчезла вместе с остатками сонливости.

Тот из инквизиторов, что повыше, с очень красивым, правильным лицом, улыбнулся и спросил:

– Ну что, пошли?

* * *

– Пошли, выйдем, и я тебе докажу, что ты не прав, обезьяна! – Возглас прозвучал достаточно громко, чтобы его услышали все до одного посетители кабачка «Белый конь».

Олег не обернулся, а вот сидевший через стол высокий голубоглазый мужчина, откликавшийся на Шевайса, радостно осклабился и даже поставил наполовину пустую кружку с пивом.

– О, сейчас пойдет потеха, вот поверь мне! – заявил он с пьяной убежденностью.

– Сам ты обезьяна! – ответил голос, столь же незнакомый Олегу, как и первый, а затем раздались те звуки, с которым кулаки входят в соприкосновение с разными участками человеческого тела. Перемежались они ругательствами, молодецким хаканьем и одобрительными воплями зрителей.