Коллекция в бегах

Дальше мои мысли не пошли, разбежались. Уцепиться было не за что. Да и не очень хотелось. Денек выдался насыщенный. Всякими событиями и открытиями. Пусть все это сначала уляжется. А уж потом разложится по полочкам.

Это я так думал. А Лешка думал по-другому. Он вдруг сказал:

– Дим, а вот этот, в черной шляпе, я его вспомнил. Я его в телевизоре видел. Его Леонардом зовут. Он там все время трындит, что Америке и России надо почаще обмениваться «культурными достояниями наших великих стран».

Эти последние слова он произнес с таким выражением, что я тоже вспомнил этого Леонарда. Такой весь из себя культурный деятель. И все время про Америку рассказывает – как там очень хорошо и как там станет еще лучше, когда он туда переедет насовсем. И будет там представлять наши культурные достояния.

А мысли у Алешки скакали как блохи:

– Дим, а почему там… Он махнул рукой куда-то за спину. – Там они, Дим, Валя и Галя, а здесь Паша и Глаша? – Тут он помолчал и добавил после паузы: – И пирожки, Дим… – И вдруг ляпнул: – Дим, а я знаю, где спрятаны картины.

– Я очень рад. – Мне уже педали крутить было трудно, а уж с Алешкой спорить – вообще, не в кассу. – Возьми их себе.

– Дим, ты любишь делать добрые дела?

– Очень, – буркнул я. – Только все время некогда.

– А я сделаю. Два дела. Картины верну и Павлику помогу жениться.

– Он тебя очень об этом просил? – Мне стало смешно.

– Попросит! Он, Дим, в эту Июлию влюбился. Я картины найду, а скажу, что их разыскал Павлик. И она тоже в него за это влюбится. А Витьку – фиг с маслом. Пусть на своей дискотеке прыгает. С ключником.

Распорядился! Любитель добрых дел.

– Завтра, Дим, поедем за картинами.

– Куда? – Я немного ошалел.

– Куда, куда?.. Где они спрятаны – вот куда!

Когда мы вернулись домой, усталые и голодные, мама сказала, что она идет на рынок. За продуктами.

– На какой рынок? – спросил Алешка.

– Который на станции. Говорят, там сметана бывает хорошая. Настоящая. Не как в магазине.

– Я с тобой, – сказал Алешка.

– Хорошо, – кивнула мама, – поможешь мне сумки таскать.

– Я не умею, – возразил Алешка. – Мы для сумок Димку с собой возьмем.

– Научишься, – сказал я. – Ты способный. – Мне совершенно не улыбалось после нашей поездки еще и на рынок тащиться.

– Ладно, – сказала мама, – так и быть, оставайся. Только посуду помой и белье развесь, я постирала.

– И за водой сходи, – ухмыльнулся Алешка. А потом вдруг шепнул мне: – Ты не обижайся, Дим, я на рынок по делу иду. По доброму делу.

– Пошли, – сказала мама, – а то сметана кончится. У нас сегодня гости, я их блинчиками со сметаной буду угощать.

– А нас? – забеспокоился Алешка.

– А вас зачем угощать? Вы и сами не растеряетесь. Пошли.

– Да, – сказал Алешка, – пошли. А то сметана прокиснет. И пирожки остынут.

– Какие еще пирожки? – удивилась мама.

– Бабушкины.

Мама взглянула на него, но ничего не спросила. Только с удивлением огляделась, когда Алешка добавил:

– Ну, пошли, что ли, тетушка Марта?

Мама, наверное, подумала, что Алешка так назвал нашу кошку, которая до сих пор обходилась без имени собственного. И нарицательного. Кошка и кошка. «Брысь отсюда!»

А может, мама не обратила внимания на эти слова, потому что опять стала рассматривать себя в зеркале. Со всех сторон. И со всех расстояний. Алешка даже не выдержал и проворчал:

– Вы, маменька, очень много времени на себя любуетесь.

– Должен же быть у меня хоть один недостаток, – ответила мама. – Пошли. А то сметана прокиснет.

Я сходил за водой, перемыл посуду, развесил между березами белье. На кошке немного посидел – полсекунды. А мамы с Алешкой все не было. Наверное, сметану ищут.

Наконец я услышал вдали их голоса. Алешка что-то трещал, «тетушка Марта» что-то ему отвечала. И тащили они полные сумки. За сметанкой сходили, называется! У мамы всегда так. Собирается сходить за хлебом. Или за спичками. И приносит две сумки продуктов. Причем хлеб или спички, оказывается, она купить забыла. На сметанку отвлеклась…

Так и в этот раз случилось. Мама выложила продукты на стол и ахнула. Сметану к блинчикам забыла!

– Да ладно, тетушка Марта, – сказал Алешка. – Пирожками обойдутся. К ним сметанки не надо.

– А и верно, – мама махнула рукой. – Только при чем здесь кошка?

А кошка уже вертелась возле стола и терлась, мурлыкая, обо все наши ноги.

– Кошка здесь ни при чем, – сказал Алешка. – Кошка у нас не Марта, а Апреля. Она в апреле родилась.

– А Марта – это кто? – Мама совсем заблудилась в Алешкиных заморочках.

– Ну… Там одна тетушка. Красивая такая…

– А дальше? – спросила мама.

Алешка открыл уже рот – хотя по глазам было видно, что он еще не знает, как соврать, – но тут его выручили звонкие голоса за калиткой.

– А то мы до вас! – шумела Глаша.

– Скучились по вам! – смеялась Паша.

Я вздохнул и пошел ставить самовар. А Лешка по-быстрому вскрыл какой-то кулек и прямо на стол высыпал из него горку пирожков. Тех самых… С яйцами, с мясом, с вареньем…

Я не успел заварить чай, как за калиткой еще один голос послышался:

– Славно, славно! – И вкатился на наш участок полосатый арбуз. – Прямо к чаю угадал. А я вам вагонки и обрезной доски достал. За копейки. Завтра привезу. Прямо к чаю.

Алешка похлопал глазами и недоуменно сказал:

– А мы с досками чай не пьем.

Арбуз расхохотался, а потом спросил:

– Батя-то пишет?

– Даже не звонит, – грустно сказала мама.

– Далеко заехал, – вздохнул Арбуз с сочувствием. – За границу, наверное? Интересное дело.

Почему это ему так интересно – где сейчас находится наш папа? И Арбуз будто прочитал мои вопросительные мысли.

– Надо с ним посоветоваться. Нам дешевый брус завезли. За копейки. Брать – не брать?