"Коллекция военных приключений. Вече-3". Компиляция. Книги 1-17
Шрифт:
Миша, выполнив поручение Горского, возвращался на судно. Проходя мимо почтового отделения, увидел синий ящик, вспомнил про письмо и сунул руку в карман. Письма не было.
«Куда же оно девалось? — Он обыскал все карманы. — Неужели оставил в каюте? — Но ведь он отлично помнил, что сунул письмо в карман. — Странно. Неужели потерял?»
Конечно, мальчику не пришло в голову, что письмо украла Нюся или кто-нибудь другой. Кому нужно чужое письмо? Для Миши это письмо тоже не представляло особенной ценности. Он решил писать отцу часто,
«Может быть, выронил в каюте, когда одевался?» — мелькнуло предположение.
На набережной, против судна, его поджидал Крендель с противогазом. Он мотнул Мише головой и пошел вперед, а когда тот поравнялся с ним, передал противогаз.
— Брюнет велел вручить тебе еще один противогаз и наказал, чтобы ты нигде его не оставлял и точно к семи часам сегодня обязательно пришел с этим противогазом к нам. Дело есть. Раньше не приходи, никого не будет. Ровно в семь!
Брюнет не предупредил Кренделя, что мина заряжена, и поэтому все произошло естественно и просто.
— Неужели все время с ним таскаться? Тяжелый…
— Ничего. Потерпи… Мишка, ты у Виктора Георгиевича был сегодня? — спросил Крендель тоном заговорщика.
— Да.
— Поджилки тряслись?
— Что-то не заметил.
— Врешь. У меня, понимаешь, душа с телом прощалась. Две ночи после того во сне покойники приходили.
Миша усмехнулся.
— Ты теперь, Мишка, держись! Это, знаешь, не кочан капусты. Чуть что и… со святыми упокой!
Миша пожал плечами, но ничего не сказал.
Они подошли к судну.
— Ну, ладно! Пока!
Вор ушел. Миша поднялся на судно. Письма в каюте он не нашел и решил, что где-нибудь обронил его. Было еще рано. До прихода Буракова, до шести часов, можно было сходить к Люсе, отнести ей вещи и рассказать о письме отца.
Иван Васильевич раздумывал над материалами дела. План диверсии врага сводился к тому, что в назначенное время в Московском районе одновременно будут взорваны несколько крупнейших хранилищ аммиака. Члены шайки Брюнета вслед за взрывами устраивают панику сигналами химической тревоги (рельсы развешаны всюду) и криками: «Газы! Газы!»
Сообщение, полученное от Алексеева, лишний раз подтверждало имеющиеся данные. Материалы разведки полностью раскрывали немецкий план и всех его участников, кроме одного. Тарантул… Это главный руководитель. Кажется, немец, отлично владеющий русским языком и знающий город. Радиопередатчик у него. Близкое отношение к Тарантулу имеет только атаман воровской шайки, Брюнет.
С арестом всей этой шайки Иван Васильевич медлил. Хотелось захватить главного, обер-бандита, — Тарантула. Выследить его пока еще не удалось. Пока еще не установили точно даже настоящую национальность и подлинное имя Тарантула. Ленька Перец и Ваня Ляпа слышали кличку, но не знают и никогда не видели его в лицо. По материалам, никто, кроме Брюнета, с Тарантулом не встречался.
Размышления Ивана Васильевича прервал телефонный звонок.
— Слушаю.
— Товарищ майор! Трифонов у аппарата. Вынужден доложить по телефону. Без вашего распоряжения задержал Семена Петровича.
—
Что случилось?— Пришла девчонка Нюся с запиской. Они предупреждены и собираются скрыться. Надо действовать.
— Кто предупредил их?
— Письмо какое-то украли у Алексеева.
— А где эта Нюся?
— Задержал.
— Хорошо. Высылаю машину.
Майор повесил трубку. Размышления кончились. Обстоятельства сами назначили срок операции. Он нажал кнопку звонка.
Преждевременные действия Трифонова были вызваны необходимостью. Иначе он поступить не мог, и теперь надо действовать быстро…
Дождь не мог испортить хорошего настроения Миши. Последние два дня принесли много приятного. Нашелся отец. Ответственное поручение Ивана Васильевича он выполнил хорошо.
Миша завернул в бумагу остатки лососки и пошел к трамваю. Он заехал домой, связал в узел пальто, шапочку, ботинки, чулки и два платья для Люси и отправился в детский сад.
«Черт его дери, этот противогаз, — думал Миша, приближаясь к детскому саду. — Какой он тяжелый, даже плечо ноет. Надо было оставить в кубрике». Мальчик перехватил узел в другую руку и поправил противогаз.
В детском саду его встретили, как всегда, приветливо. Заведующей не было, но воспитательница, узнав о цели прихода, сама привела Люсю.
— Здравствуй, Люсенька! — Девочка по привычке подставила щеку. — Как ты живешь?
— Хорошо.
— Сегодня я тебе целую кучу новостей принес. Папа письмо прислал. Слышишь, Люся?
— Слышу.
— Он на фронте за нас воюет. Слышишь?
— Слышу.
— А почему ты не радуешься?
— Я радуюсь.
Воспитательница с улыбкой слушала этот диалог, переглядываясь с бухгалтером Марией Ивановной.
— Хочешь, я тебе письмо прочитаю? — предложил Миша.
— Хочу.
Он медленно прочитал письмо. Люся слушала внимательно, но не выражала при этом ни особой радости, ни печали. Миша не понимал, что она отвыкла от него, плохо помнит отца и к тому же стесняется посторонних.
Через десять минут после ухода брага, когда Люся вернется к своим подругам, все эти новости будут шумно обсуждаться детворой. «Люсин папа жив! На фронте! Люсин брат приходил! Он моряк, на лодке катается!»
Свидание с братом было всегда большим событием, и Люся ходила героиней дня, пока детей не отвлекало какое-нибудь новое происшествие.
Миша этого не знал.
— Я папе ответ написал… От тебя тоже послал привет. Ты бы нарисовала ему что-нибудь на бумажке, а я пошлю… Ладно? В следующий раз приготовь. Слышишь?
— Я наши самолеты нарисую.
— Ну, хоть самолеты.
— Или танки на колесах.
— Ну вот… А теперь надо будет примерить твои обновки. Я тебе обещал одежду купить. Мое слово — закон!
Миша развязал узел и начал раскладывать вещи. Противогаз мешал, сползал на бок. Он снял его и повесил на спинку стула, на котором сидела Мария Ивановна.
— Заботливый у тебя брат, Люся, — сказала воспитательница, принимаясь за дело. — Снимай ботинки.
Из кухни пришла кладовщица, увидела подарки и заахала.