Колокольчик

Мать нерешительно подтянула:

В саду ягодка малин-ка...

Параша одна высоко, с переливами продолжила:

Под сосною, под зеленою

Спать положите вы меня...

— О!.. — сказал человек в туфлях с пряжками. Пряжки эти Пара-

ше особенно запомнились. Никогда не доводилось ей видеть таких

пряжек.

— Барин! Зачем графу надобны наши детки? — робко спросила

Матрёна Ивановна.

— Веселить надобно графа, киятр они хотят! Кто господину услу-

жить должен? Слуги, холопы его! Вы есть собственность графа Шере-

метева. Вы есть то же, что... эта скамейка или эта деревня, лес.

Управляющий повернулся к девочке:

— Собирайся! Будешь жить как барыня. Грамоту учить, музыку,

манеры господские.

Тут только отец с матерью поняли, что их любимую дочь хотят

куда-то увезти. Мать побледнела, хлопнулась в ноги гостю:

— Помилуй, батюшка, да как же мы без неё? Без цветочка, без

колокольчика нашего?

— Молчи, дурища! Да знаешь ли, где она жить будет? Что есть-

пить будет? Собирай в дорогу. Барыней будет твоя девчонка.

Вечером Иван Ковалёв пришёл из своей кузницы почерневший,

злой, совсем сгорбившийся. Ковалёв знал своё крепостное, зависимое

положение, знал, что «приписан» к графу и ни паспорта, ни права

куда-нибудь уехать или пожаловаться не имел. Но чтобы не распоря-

жаться своими собственными детьми! — этого он не мог стерпеть!

Кузнец клял на чём свет стоит всех: управляющего, и графа, и

соседа своего, но больше всех доставалось ни в чём не повинной жене

да детям.

— Угомонись, отец! — плакала Матрёна Ивановна. — На детях ли-

ца нет. Напугал ты всех.

Плакала она оттого, что увезут её любимую дочь, что некому будет

заступиться за неё, угомонить вспыльчивого мужа.

А Пашенька уложила отца на лавку. Гладила отцову бороду. При-

несла отцу ковш с квасом. Кузнец вдруг прижал к себе её головёнку и

то ли зарычал, то ли заплакал.

— Не плачьте, тятенька, — уговаривала девочка. — Я вас не поза-

буду, не брошу, бог даст, деньги будут, я вас из неволи выкуплю...

а новом месте Паша увидела голубой дом с белы-

ми колоннами. Вокруг дома были дорожки, такие

ровные, словно их по верёвочке делали. Дорожки

посыпаны жёлтым песочком. Деревья и кусты

аккуратные, затейливо подстриженные. Клумбы

с невиданными цветами. Пруды с прозрачной

водой. Такова была усадьба графов Шеремете-

вых — Кусково.

Таких девочек, как Параша, тут немало. И одна другой лучше.

Подбирали их так, чтоб «ликом приятны, станом стройны и видом чтоб

негнусны были, а особливо чтоб голос приятный был».

Учили будущих артистов многому. Танцевать и петь отменно. Гра-

моте, арифметике, географии — науке о разных странах. Итальянскому

и французскому языкам: графы-то по-французски говорят, а в операх

поют по-итальянски.

Смотрела за девочками бабка Арина Кирилина. Бабка Арина гово-

рила: «Граф приказали, чтоб крепкое смотрение за вами было. Чуть

что — по щекам аль на воду посажу. Это ещё у нас старый барин доб-

рый, а у других как? Эвон — розгами сечь приказано».

Параша сначала пуглива была, как козочка, и неловка, как все

деревенские дети. Однако когда подвели её к музыкальным инструмен-

там, совсем перестала бояться.

...Жёлтые, похожие на костяные, палочки на деревянной доске

издавали нежные звуки. Назывался инструмент — клавесин. А звук

струн виолончели похож был на голос матери, который медленно плыл

над лесным озером.

Учитель пения, приехавший в Россию из солнечной страны Ита-

лии, учил Пашу нотной грамоте. Когда учитель услышал голос девоч-

ки, лицо его расплылось в блаженной улыбке и он прошептал: «Со-

ловей!»

— Абсолют! — говорил он потом. Это значило, что у Параши Ко-

валёвой абсолютный слух, она с первого раза без ошибок повторяла

мелодию. И добавил: — Соловей! Зачем учить соловья пению?!

днажды девочки остались одни. Новенькая де-

вочка, Таня Шлыкова, предложила сыграть в

«молчанку».

— Как это? — спросила Паша.

Та сделала «страшные» глаза и велела повто-

рять: «Сорок анбаров сухих тараканов, сорок ка-

душек солёных лягушек, кто промолвит, тот и

съест».

Никому не хотелось «есть» такую гадость, и все молчали.

Тут вошла надзирательница, спросила что-то, ей никто не отве-

тил. Надзирательница пришла в ярость.

— Дурищи! — кричала она. — На хлеб-воду посажу!

Подскочила к первой попавшейся девочке и принялась бить по

щекам.

Скрипнула дверь, и на пороге показался высокий человек в голубом

камзоле.

— Мы не приказывали бить. Как ты посмела?

Так в Кускове появился молодой граф Шереметев. Отец его, Пётр

Борисович Шереметев, был самым богатым вельможей при дворе импе-

ратрицы Екатерины Второй.

Вельможа Шереметев захотел создать в своём имении театр. На-

стоящий театр, как в Европе. И потому, отправляя своего сына Нико-

лая во Францию, в Италию по другим делам, наказывал узнать, что

нужно для создания театра. Юноша покупал ноты, пьесы, книги о том,