Коломна

Огнестрельное оружие, восстановление Башен, изучение тактики боя – все это никак не вязалось с образом отсталых лесных дикарей. Хотя обликом и повадками дикари оставались дикарями, но кто-то явно заставлял их упорно тренироваться и что-то изучать. И этот кто-то – вожак! – явно отличался недюжинной сметкой, умом и безумной жаждой власти. А еще – неописуемой дикой жестокостью, иному вождю нео просто не подчинялись бы. Взглянуть бы на этого деятеля хоть одним глазком… А может, это тот, «облезлый»?

Для себя Рат пока решил так: присмотреться, прикинуть, что к чему, а потом уж и бежать, используя любой подвернувшийся случай. Вырваться и отыскать Ясну – вот что сейчас было для юноши главным.

Врагов оказалось много, слишком много – откуда они и взялись-то в таком количестве в этих диких лесах? Впрочем, леса-то были бескрайние, тянувшиеся до самых Уральских гор, а то и дальше. Кто там только не жил! Зимой охотники встречали многих: и разведчиков нео, и ходоков, или, скорей, беглецов из дальних лесных селений. Обычных, ничуть не мутировавших, людей, которых дикари презрительно именовали «хомо», считая лишь себя высшей расой, достойной жить на земле.

Кстати, как заметил Рат, нео промеж собой тоже различались, правда, не сильно – не внешностью, а аксессуарами: прической, одеждой, оружием. Даже речью! Большинство всегда говорило о себе – «он», некоторые, особо отсталые, знали только местоимение «мы», и лишь немногие говорили «я», выделяя себя, как отдельную личность.

Кое-что о повадках лесных дикарей юноша знал и раньше, однако многое сейчас стало для него открытием. В речь врагов он вслушивался невольно, ибо надсмотрщики были не дураки почесать языками. В то же время, бросая внимательные взгляды на тренирующуюся в скверике молодежь и всех прочих, околачивавшихся в округе, пленник сделал вывод, что все эти дикари принадлежат не к одному племени, а к нескольким. Это было хорошо видно издалека: какие-то отряды состояли из бритоголовых, а какие-то, наоборот, щеголяли длинными нечесаными космами. Кто-то, несмотря на начало октября, ходил полуголым, выставляя напоказ многочисленные, покрывающие, казалось, все тело, татуировки, кто-то с гордостью носил одежку из звериных шкур, а кое-кто – цветастые домотканые накидки с вышитыми затейливыми узорами. Значит, где-то знали ткачество, где-то – нет, где-то умели ковать железо, делать примитивные мечи, а где-то использовали дубины. Умный и жестокосердный вожак сплотил разрозненные, часто враждебные друг другу, племена. Наверняка при помощи грубой силы – ибо иначе эту лесную сволочь было бы не сплотить никак.

Трое подростков окружили большой камень, пытаясь сдвинуть его с места, хотя бы столкнуть. Ратибор поспешил на помощь. Сила его пришлась весьма к месту – каменюка поддалась, поползла потихоньку…

– Эй, навались! – увлекшись, командовал юноша. – Слева надави, слева!

Ху-у-у!!!

Откатив камень от ворот звонницы, работники перевели дух… И едва не нарвались на плети надсмотрщиков: видать, отдыхать здесь не полагалось. Впрочем, вполне можно было схитрить, провозившись с работой куда дольше, чем на самом деле требовалось. Рат понял это быстро, шепнул соседям, и теперь, оглядываясь на караульных, можно было… не то, чтобы поговорить, но перекинуться парой фраз, поддержать друг друга. Правда, в основном поддерживал Ратибор, он же всех и расспрашивал, жадно ловя каждую новость. Правда, далеко не все с ним говорили, большинство угрюмо отмалчивалось, а кто-то из пятницких знакомых мастеровых в ужасе отшатнулся, признав в новом пленнике недавно казненного святотатца.

– Сгинь, сгинь! О, Великий Био!

С подростками оказалось проще: видимо, не все из них присутствовали на казни, а скорее – просто не все знали Ратибора, у звонницы-то в основном работали семеновские, даже еще более дальние – ямские, всегда державшиеся наособицу и жившие своими деревнями. А может, этим парням уже было все равно, с кем говорить… хоть с кем-то.

– Вас взяли в плен сразу? – ворочая камни, в полголоса допытывался Рат у шустрого светловолосого паренька, на вид лет тринадцати-четырнадцати. – А воины? Они все погибли?

– Да, воины почти все погибли, – с затаенной гордостью шепотом отвечал паренек, звали его, кстати, Люсом. – Но, некоторые и в плен попали. Многие мастеровые просто сдались, а я… я угодил случайно. Просто попался, да. Дикари напали внезапно – я проснулся от взрыва, а потом… Дикарей было – тьма! Да ты и сам знаешь, Рат… Кто-то показал им тайные тропы через болота, подземные ходы… да и Великий Био нас нынче не защитил, видать, плохо мы его молили.

А вот это был упрек Ратибору. Он же угробил робота, которого теперь моли, не моли… Да-а, никак не думал, что так все случится, что…

Невдалеке, за звонницей, у того места, где когда-то стояла Тихвинская соборная церковь, бесследно сгинувшая в пламени Последней Войны, вдруг послышался жуткий тоненький крик, крик ужаса и невыносимой боли. Оттуда же тянуло горелым мясом…

Рат с Люсом переглянулись, и, бросив камень, выглянули из-за угла, пользуясь тем, что любопытные надсмотрщики тоже повернули в ту сторону свои рыла… да тут же и отвернулись, еще бы, с точки зрения дикарей, за башней не происходило ничего необычного. Сменившаяся от караула смена просто жарила на костре мясо. Эка невидаль!

Вот только мясом-то этим был ребенок, мальчик лет пяти. Насаженный на вертел, он орал от невыносимой жуткой боли, ибо мерзкие нео жарили его живьем!

Рат все же не выдержал – сдали нервы. Наклонившись, он выхватил из-под ног какой-то обломок и швырнул его, целя в гнусную морду того, кто крутил вертел… Куда хотел, туда и попал – нелюдь свалился с пробитым черепом прямо в пламя. Плач тоже прекратился, видать, несчастный ребенок умер.

Похватав дубины, сидевшие у костра дикари бросились к пленникам. Тут бы Ратибору несдобровать, слишком уж неравными были силы… Несдобровать, если бы не строгий окрик, раздавшийся вдруг у него за спиною.

– Стоять! Ешьте мясо, славные воины.

Нео разом остановились, опустили копья и головы, словно нашкодившие дети. Рат обернулся: позади него, на куче битых кирпичей, стоял тот самый облезлый вожак, которого юноша уже видел когда-то вот почти так же, вблизи. Широкогрудый, высоченный, как башня, с необычно могучими руками и ногами. Искривленное в гневе лицо его представляло собой жуткую кровавую маску из мускулов и облезшей, свисающей лоскутами, кожи. Из почти безгубого приоткрытого рта торчали желтые, острые, словно у дикого зверя, клыки, такие же желтоватые, на выкате, глаза, горели, словно древние лампы. С широченных плечищ свисала пятнистая шкура рыси, на груди красовалась изящная золотая пектораль, ранее принадлежавшая великому волхву Владиславу.

Да-а… такой вождь вполне закономерно внушал страх всем, и в первую очередь – своим собственным воинам.

Ратибор уже приготовился продать свою жизнь подороже, уже прикинул, какой камень метнуть в облезлого вожака и что потом делать, как вдруг…

…как вдруг заметил за спиной дикаря знакомую коренастую фигуру, знакомое лицо, скуластое, рябое…

– Сгон!

– Вот, великий Ксарг, тот самый воин, которого я взял в плен, – угодливо улыбаясь, склонился в поклоне Сгон. – Он весьма неглуп, силен и вполне может быть нам полезен. Могу я сказать ему пару слов, великий вождь?

– Говори, – разрешил облезлый.

– Эй, друг Ратибор! Не хочешь ли немного помахать кнутом, подгоняя этих бездельников? Или все же предпочитаешь ворочать камни и сдохнуть?

Сказать, что Рат был поражен, означало не сказать ничего. Сгон!!! Так вот кто предатель! Недаром они с облезлым держались как старые знакомые. Теперь ясно, как и что…

Юноша сглотнул слюну, понимая теперь не только роль Сгона, но и свою собственную роль в разгроме Башен. Он, Рат, – «убил» божество с помощью данного предателем пистолета, поверив в гнусную ложь, а Сгон показал дикарям подземные ходы в подвалы самых мощных башен, провел вражьи полчища тайными болотными тропами. Предатель встречался с облезлым еще тогда, ночью, – вдруг вспомнил Ратибор. Это вовсе не красное Поле светилось тогда в темноте осенней ночи – это были отблески костра… или даже костров! Вражеских костров, которые он, Рат, позорно прошляпил. И когда вражины запустили на звонницу болотную гадюку, ужалившую несчастного Легошу… от Сгона тогда пахло синей осокой, а ведь известно, что синяя осока отпугивает болотных змей!