Колонисты

— А откуда ты это знаешь? — поинтересовался Литвин.

— Я — техник. В свое время ставили их, — пожал плечами Кийко.

— Ты что, из первой волны? — удивился Литвин.

— Из второй.

— А как ты оказался… — начал было Литвин, но его перебил Шендр.

— Ну, хватит! Потом поговорим. Сейчас надо уходить. Нам еще шкуры надо снять оставшиеся, а времени в обрез. — Ты! — он ткнул пальцем на Кийко. — Сможешь замести следы за бубалом?

— Не знаю, — пожал тот плечами, — если расскажешь как, наверное, смогу.

— Покажу, — кивнул Шендр, — все, уходим. Мары могут пойти за нами.

— Если они вообще тут есть. Может эти двое были одни, — хмыкнул Литвин.

— Очень на это надеюсь, — вздохнул Шендр, — но сильно сомневаюсь. Так что лучше перебдеть, чем недобдеть.

Мы двинулись к скале, возле которой положили кучу волков. Как только добрались до места, мы с Литвином принялись грузить на бубала добытые шкуры — зачем тащить их на себе, если у нас появился «грузовой транспорт»? Шендр сторожил нас, а вот Кийко отправили назад. Если противник уже двигается по нашим следам (как бы не пытались скрыть отпечатки копыт бубала — заметить их все равно было достаточно легко), если среди маров есть опытный следопыт — все наши ухищрения бесполезны.

Работали мы с Литвином, в прямом смысле, не покладая рук. Когда последняя шкура была погружена, мы немного передохнули, дожидаясь возвращения Кийко.

Вернувшийся Кийко сообщил, что к месту гибели двух маров подтянулись другие. И их больше дюжины.

Черт! Очень плохо.

Мы схватились за рюкзаки, которые весили уже прилично (часть шкур пришлось загрузить в них, так как в тюки бубала они не влезали). У рюкзаков получался внушительный вес — даже Кийко досталась ноша. Ну, а что? Мы его спасли, отдали оружие одного из маров — пусть теперь отрабатывает. Тем более, Шендр нести свой рюкзак не мог. Точнее мог, но зачем напрягать раненого товарища, когда есть вполне себе здоровый и крайне благодарный за свое спасение бывший пленник.

Едва мы закончили подготовку и двинулись в путь, как до меня донеслось какое-то шипение, а затем гнусавый, наглый голос вдруг сказал:

— Эй! Уроды! Я знаю, что вы меня слышите!

Я замер, озираясь с оружием в руках, пытаясь найти говорившего. Но затем до меня дошло, что звук идет из раций, прикрепленных у меня на поясе.

Меж тем голос продолжил:

— Вы убили двух наших людей. И это была огромная ошибка с вашей стороны. Это были люди Дьяка. И Дьяк подобного не прощает.

Голос замолк, явно давая нам осознать весь ужас ситуации. Вот только я как-то особого ужаса не испытывал. Ну, завалили маров, ну главарь у них некий «Дьяк», и что? Что тут такого, что должно меня напугать до дрожи в коленках.

И тут я заметил, что мои подельники отчего-то вдруг поникли духом.

— И чего все скисли? — поинтересовался я.

— Дьяк — это фактически хозяин Шахт, — мрачно объяснил мне Шендр, — крайне злопамятный и опасный тип. Плюс у него самая крупная и отмороженная шайка.

— И что?

— Они устроят охоту на нас, — отозвался Кийко, — во второй волне были колонисты, которые напали на караван Дьяка. Все они кончили очень плохо…

Я задумался. Есть ушлая банда, которую боятся все. И мы умудрились насолить этой банде. Ну, и что теперь? Отступать назад уже поздно.

Словно подслушав мои мысли, рация вновь начала вещать тем самым неприятным, гнусавым голосом.

— У вас, придурки, есть возможность все исправить. Приведите бубала обратно, верните вещи наших ребят и груз…

Рация замолкла и через секунду продолжила.

— …В качестве компенсации в течение двух недель притащите пятьдесят волчьих шкур куда скажем. Попробуете обмануть или сбежать — вам не жить, уроды.

Я рассматривал своих. Все трое выглядели подавленно, обреченно.

— Вы что, всерьез решили отдать все этим козлам? — возмутился я. — Еще и шкуры им добывать?

— Ты не понимаешь. Как только они нас вычислят — вообще из Речного не выпустят, — буркнул Шендр.

— Ну, это мы еще посмотрим.

— Нет. Была группа колонистов во второй волне, — вмешался Кийко, — они тоже сцепились с Дьяком. Так их отстреливали, стоило только выйти за ворота. А потом вообще Дьяк подкупил то ли кого-то из гарнизона, то ли других колонистов, и оставшихся троих ему доставили чуть ли не в праздничной упаковке.

— Вот, значит как… — я задумался. — А вы не подумали, что если мы сейчас им засветимся, то они уже с нас не слезут. Сначала принеси им пятьдесят шкур, потом еще сто. Потом вообще отправят нас на шахты.

— И что ты предлагаешь? — мрачно поинтересовался Шендр.

— Для начала, узнать вообще, о чем сыр-бор, — сказал я и отправился к бубалу. Мы были заняты, и никто даже не вспомнил, не посмотрел, что же именно везли в тюках на животном.

Я сунул руку в первый попавшийся мешок и достал горсть мелких камешков.

— Это что такое? — спросил я, разглядывая находку. Камни блестели на солнце, переливались.

— Брюлики! — уверенно сказал Кийко.

— И куда они везли эти брюлики? — удивленно спросил Литвин.

— На продажу! — уверенно ответил я.

— Да кому они на Хрусте нужны?

— Гринбергу! — за меня ответил Шендр. — Мары везли добытое из Шахт, чтобы продать Гринбергу.

— Но почему Гринберг не прилетел на корабле в Шахты?

— Черт его знает, — пожал я плечами, — есть, наверное, какие-то причины, нам не известные. Интересно, на какую сумму тут этих камешков?

— Десятки тысяч, может и сотни тысяч, — ответил Литвин, — а в цивилизованных мирах этот груз наверняка несколько миллионов будет стоить.

— Возвращаемся к моему первому вопросу, — сказал я, — мы действительно это все вернем марам, и еще будем что-то им должны? Серьезно?

Мне ответили молчанием.

— Но мы не можем это продать, — вздохнул Литвин, — или нас тут же сдадут, или, что более вероятно, нам заплатят копейки.

— Я и не предлагаю сейчас все это продавать, — возразил я.

— Что тогда?

— Спрятать. А когда ситуация изменится, когда мы будем уверены в том, что нас за эти камешки не порешат — тогда и продадим. Плюс, будет такой себе НЗ — если совсем прижмет с деньгами, можно будет часть продать.