Колумб
Шрифт:
«Документ Ассерето» навел колумбистов на четкие следы, которые шли в Геную. Судя по этим следам, Колумб на какое-то время покидал перестрелловское семейное гнездо и занимался делами генуэзского дома Чентурионе: дела же эти прямого отношения к португальским занятиям Колумба не имели, хотя площадь Сен-Сиро и была связана с Лиссабоном множеством незримых нитей.
«Документ Ассерето» вышел из канцелярии генуэзского нотариуса Джироламо Вентимильи, а этот деятель, подобно всем своим коллегам, был точен и пунктуален. Его свидетельству можно доверять полностью, в неизмеримо большей степени, чем показаниям Фернандо Колона и собственным словам великого мореплавателя.
Касается «документ Ассерето» чисто торговых операций. Лодовико Чентурионе в июле 1478 года поручил своему лиссабонскому агенту Паоло Негро
По какой причине, неведомо, но, посылая Колумба на Мадейру, Негро из ассигнованных ему на эту сделку 1290 дукатов выдал этому агенту на руки только 103 1/2 дуката. Колумбу пришлось покупать сахар в кредит, но главные неприятности поджидали его в столице Мадейры — Фуншале. Капитан загодя зафрахтованного корабля заявил, что сахар он перевезет в Лиссабон только за наличные деньги.
Разбором этого дела и занимался 25 августа 1479 года нотариус Вентимилья. Решение было принято в пользу Колумба, пострадавшего по вине Паоло Негро.
Очевидно, в Геную истец прибыл ненадолго. В «документе Ассерето» значится, что на следующий день некто Христофор Колумб, 28 неполных лет от роду, отбывает в Лиссабон.
Надо полагать, что Паоло Негро поручил Колумбу скупать сахар на Мадейре, заведомо зная, что его агент легко и быстро осуществит эту операцию.
Действительно, на Мадейре Колумб бывал не раз. До 1877 года в Фуншале, на улице Эсмералдо, стоял «Дом Колумба», где, по местным преданиям, он всегда останавливался, приезжая в этот город. Знал он, вероятно, и осевших на Мадейре генуэзцев, Луку Ломеллини и Джованни Узодимаре.
И уж конечно, посещая Мадейру, он был в курсе сахарных дел. Остров жил сахаром, остров снабжал сахаром всю Западную Европу.
И весьма вероятно, что дому Чентурионе выгодно было иметь на Мадейре агента, тесно связанного с местными знатными фамилиями. Колумб, член влиятельной семьи Перестрелло и давний клиент фирмы на площади Сен-Сиро, как нельзя более отвечал этим требованиям.
Но, должно быть, и Колумбу небезвыгодно было поддерживать связь с домом Чентурионе. И с Генуей. И выгоды были не только материальные, в эти годы Колумб нужды не испытывал. Генуя лежала ближе, чем Лиссабон, к главным центрам итальянской науки — Павии, Болонье, Флоренции, а как раз в конце 70-х годов Колумб становится завзятым книжником.
А может быть, даже и книготорговцем. Священник Андрес Бернальдес [21] с которым в 1496 году Колумб неоднократно встречался, писал: «Волею всемогущего господа жил человек из земли генуэзской по имени Христофор Колумб, и торговал он книгами на этой андалузской стороне» (46, 211).
Правда, в Андалузию Колумб попал только в 1485 году, а книгами стал там торговать года два спустя, но какое-то касательство к книжному делу он имел и в Португалии.
Агостино Джустиниани утверждает, что младший брат великого мореплавателя, Бартоломе, обосновался в Лиссабоне до его прибытия туда, открыл картопечатню и затем обучил космографии своего старшего брата, который стал компаньоном этого картографического предприятия.
21
Андрес Бернальдес(ок. 1450–1513) — священник из андалузского селения Лос-Паласиос. В 90-х годах XV века неоднократно встречался с Колумбом в Севилье. Сведения о великом мореплавании внес в свою хронику, посвященную истории правления Изабеллы и Фердинанда (46). Со слов Колумба записал ход событий экспедиции к берегам Ямайки и Кубы (лето 1494 года). В русском переводе главы хроники Бернальдеса, в которых идет речь об этом плавании Колумба, воспроизведены автором этих строк (24, 279–298).
Фернандо Колон с негодованием отвергает «ложные измышления Джустиниани», считая, что они унижают достоинство его отца, и добавляет, что отец был не учеником, а учителем своего младшего брата (58, 31–32) [22] .
Добавление
это справедливо: ведь в 1476 году, когда Колумб был выброшен на португальский берег, Бартоломе шел лишь шестнадцатый год. Младшего брата Колумб скорее всего захватил с собой в Португалию, возвращаясь в августе 1479 года из Генуи в Лиссабон. Но в чем-то прав и Джустиниани. В Лиссабоне Бартоломе Колумб действительно торговал картами, и можно не сомневаться, что действовал он не без поддержки старшего брата.22
О картографической деятельности обоих Колумбов говорит также Антонио Галло, а португальский хронист XVI века Гаспар Фруктозо, уроженец Мадейры, писал: «Генуэзец Христофор Колумб, живший на Мадейре, промышлял здесь морскими картами» (67, IV, 659).
Нас меньше всего интересует коммерческая сторона картографического заведения «Братья Колумбы», хотя, разумеется, ничего зазорного в их деятельности не было, и, по-видимому, зазорным ее не считала и семья Перестрелло.
Гораздо важнее другой аспект этого «бизнеса». Ничто в такой степени не могло приобщить Колумба к источникам географических знаний, как торговля картами и печатными изданиями.
Последняя четверть XV века была младенческой порой типографского дела, недаром же книги, вышедшие до 1500 года из-под печатного станка, называются инкунабулами (incunabulum — по-латыни «колыбель»).
Еще жива была память о великом первопечатнике Иоганне Гутенберге, еще сохранялись рукописные традиции в оформлении печатных книг, еще кое-где считали слугами сатаны последователей Гутенберга, еще редки и дороги были издания римских, венецианских, болонских, базельских, кельнских, страсбургских и валенсийских типографий.
Но уже вышли в свет труды великих географов минувших времен, уже поступили на книжный рынок издания Птолемея, отпечатанные в 1477 году в Болонье и в 1478 году в Риме, уже тискали с липовых и дубовых досок карты мира.
Колумбу-книготорговцу доставать книги было не так уж трудно, а следовательно, он мог в часы досуга приобщаться к знаниям.
Что именно в португальские годы Колумб восполнил пробелы в своем образовании, подтверждают и генуэзские историки Галло и Джустиниани, и сам великий мореплаватель.
В 1504 году в письме к испанской королевской чете (это письмо воспроизведено в главе «Агония») Колумб признавался, что космографию, геометрию, арифметику он изучил лишь в той мере, в какой это требовалось для чисто практических целей.
«Ombre de muy alto ingenio sin saber muchas letras» (человек весьма изобретательный, но не слишком понаторевший в науках) — так отозвался о нем Андрес Бернальдес, кстати говоря, не бог весть какой эрудит (46, 211), «nо era muy docto» — не был ученым, — говорил о великом мореплавателе хронист Лопес де Гомара (80, II, 14).
Да и сам Колумб не однажды признавался, что не очень искушен в науках. Спору нет, ученым он не был. Однако все, что шло на пользу его проекту, все, что необходимо было знать для того, чтобы водить в море корабли, он изучал с величайшим рвением, по собственному его признанию, с «дрожью в руках». И в стремительном темпе: ведь, подобно шиллеровскому дону Карлосу, он мог сказать: «Двадцать семь лет, и ничего не сделано для вечности…»
Такая самоподготовка имела свои преимущества. Она избавляла Колумба от многих ученых ненужностей, на которых вскармливались легионы пустословов и педантов. Система университетского образования покоилась на семи китах — семи «свободных искусствах». Грамматика, риторика и логика — предметы трехчленного «словесного цикла» — тривиума — были тем цоколем, на котором зиждились арифметика, астрономия, музыка и геометрия — четыре дисциплины «реального цикла», квадривиума.
Основой основ был третий предмет тривиума — логика. Поскольку философия ходила в служанках богословия, курс ее читался в строгом соответствии с христианской догматикой. Профессора витали в мире схоластических абстракций, студенты зубрили этику, физику и метафизику Аристотеля в чудовищных переводах, искренне веря, что усваивают мысли предтечи Христа. Тривиум, и особенно его третий, философский предмет, отнимал у студентов львиную долю времени, положенного на усвоение университетского курса.