Колумб

— Повесит одного или двух из нас, а? — Ирес презрительно сплюнул. — Что ж, это будет благодеянием для повешенных. Сократит агонию, на которую обречены остальные. Потому что никто из нас не увидит дома, если мы не остановим его.

Он стоял босиком, сложив руки на груди, лицо его пылало. Обращался он к полудюжине матросов, сидевших на палубе. Гомес за его спиной подпирал плечом переборку.

— Клянусь Богом, Гильерм, я полностью согласен с тобой, — процедил он.

— Разве есть на борту хоть один дурак, кто думает иначе? — продолжал Ирес. — Этот мерзавец, этот фанатик, готов пожертвовать своей никчёмной жизнью ради славы. Его жизнь принадлежит ему, и он может распоряжаться ею, как заблагорассудится. Но почему он распоряжается нашими жизнями? Почему мы должны плыть в ад через бескрайний океан в поисках земли, которая существует только в его воспалённом мозгу? Если мы будем плыть дальше, то станем такими же чокнутыми, как и он.

— Разве мы можем что-то изменить? — спросил один из матросов.

— Да, да. Скажи нам, что делать? — поддакнул другой.

— Я уже говорил. Нужно развернуть корабль и плыть обратно.

— Не поздно ли? — засомневался Гомес. — Продовольствия на обратный путь не хватит.

— Придётся есть меньше. Лучше пустой желудок, чем смерть.

Пожилой моряк по фамилии Ниевес, сидящий перед Иресом, кивнул.

— Клянусь Богом, я полностью с ним согласен. Но как нас встретят в Испании?

— А чего нам бояться? — ответил Ирес вопросом на вопрос.

И тут же заговорил Гомес.

— Действительно, бояться нам нечего. Этот выскочка, должен вам сказать, не пользуется авторитетом ни у дворянства Испании, ни среди учёных. Насколько мне известно, многие возражали против этой экспедиции. Так что никто не удивится, если мы вернёмся с пустыми руками.

— Возможно, возможно. — Доводы Гомеса, похоже, не убедили Ниевеса. — Но я достаточно долго прожил на свете и знаю, как поступают с бунтовщиками, правы они или нет. — И он покачал седой головой. — Бунт карается смертью. Нас всех повесят, и не следует забывать об этом.

— А разве он не угрожает повесить некоторых из нас? — воскликнул кто-то из сидящих вокруг.

Гомес приблизился к матросам. Наклонился. Снизил голос до шёпота.

— Есть другой путь. Более простой. Если ночью, выйдя на ют, этот Иона упадёт за борт, что останется нам, как не возвратиться домой? Пинсоны не решатся идти вперёд, если исчезнет этот единственный человек, который вроде бы знает, куда мы плывём.

В упавшей на шкафут тишине все лица повернулись к Гомесу. В глазах у некоторых мелькнул страх. Но не в глазах Иреса. Тот хлопнул себя по ляжке.

— Чаша воды для страждущих в аду. Вот что принёс ты нам, идальго… Аранда, спускавшийся с бака, услышал эти слова. А последовавшее за ним молчание усилило его подозрение. Он подошёл к матросам.

— Что это ещё за чаша воды?

Матросы потупились, но Гомес тут же нашёлся с ответом.

— Я подбодрил их, выразив уверенность, что к воскресенью мы будем на берегу. Возможно, услышим мессу.

— Да, да, сеньор, — поддакнул Ирес. — Его слова приободрили нас.

Тут уж у Аранды пропали последние сомнения в том, что Гомес лжёт.

— Тем более нет причины бездельничать, когда вокруг полно грязи. Берите вёдра и швабры и вымойте всю палубу.

И ушёл, оставив их заниматься порученным делом. С Колоном он смог поговорить лишь несколько часов спустя.

— Адмирал, на корабле что-то готовится.

— То же сказал мне и Коса, — холодно ответил Колон.

— Не знаю, можно ли полностью доверять ему.

— Что? Ну ладно, ладно. Пусть нарыв прорвётся, тогда его легче вылечить.

Но Аранда полагал, что к возникшей угрозе следует отнестись более серьёзно.

— Боюсь, что на этот раз обойтись разговорами не удастся. Ирес спелся с Гомесом, и они собрали вокруг себя шайку головорезов. Отдайте приказ, и я закую этих двоих в кандалы и брошу в трюм, прежде чем начнётся бунт.

Колон задумчиво потёр подбородок.

— Для этого нужны веские основания. Не просто подозрения.

Аранда рассмеялся.

— Основания будут. В их теперешнем состоянии достаточно искры, чтобы вспыхнуло пламя. Я могу поручить Иресу работу юнги — вымыть матросский кубрик. Или приказать Гомесу драить палубу. А потом закую в кандалы за неподчинение.

— А те, кого они уже привлекли на свою сторону? Они не взбунтуются?

— У меня достаточно верных людей, чтобы осадить их.

— Риск.

— Если не сделать этого сейчас, потом будет поздно.

Колон молча поднялся. Взял Аранду под руку, и вдвоём они вышли из каюты. Со шканцев они увидели бунтовщиков, собравшихся у люка. Ирес что-то говорил им тихим голосом, энергично размахивая руками.

— Вот и повод, — заметил Аранда. — Я приказал им драить палубу, а они пальцем не пошевелили. Причина куда как серьёзная. Сейчас я их разгоню, а Иреса примерно накажу.

Он уже ступил на трап, когда прогремел орудийный выстрел. Все бросились к правому борту, где в паре кабельтовых [12] рассекала синюю воду «Пинта». Желтоватый дым поднимался из дула одной из её бомбард. На юте стоял Мартин Алонсо и махал рукой.

— Земля! Земля! — ревел он. — Я требую награду!

И тут же все матросы метнулись к мачтам, полезли на реи.

На южном горизонте виднелось туманное очертание побережья, которое первым заметил Мартин Алонсо. От суши, как они прикинули, их отделяло не более двадцати лиг.

12

кабельтов — чуть больше 300 метров.

— Слава тебе, Господи! — от всего сердца воскликнул Колон.

Радость его была велика, несмотря на то что земля оказалась не там, где он ожидал. И когда он направил Аранду к рулевому с приказом изменить курс, до него донеслась благодарственная молитва, которую хором запели матросы «Пинты». Присоединились к ним матросы «Санта-Марии», а чуть позже и «Ниньи», и слова благодарения вознеслись к небесам, как дым благовоний.

На закате солнца вечернюю молитву они пропели от всего сердца: дева Мария не могла не внести посильную лепту в благополучный исход плавания к неведомым землям.