Колумб

Лицо адмирала потемнело ещё больше. Какое право имел этот человек делать то, что положено было только ему?

— О чём вы говорите мне, сеньор? Вы прибрали себе часть Эспаньолы, хотя я уже объявил весь остров собственностью владык Испании? Не слишком ли много чести? Остров принадлежит королю и королеве, и более никому. Да ещё назвали реку своим именем. Какая наглость! Об этом не может быть и речи.

Мартин Алонсо побагровел.

— При чём здесь наглость?

— Действительно, при чём? — встрял Висенте. — Если он открыл реку почему он не может назвать её своим именем?

— Своим именем? Я открыл весь Новый Свет, но покажите мне хоть кусок суши или воды, названный моим именем?

Мартин Алонсо промолчал, но Висенте нашёлся с ответом.

— Вы могли бы это сделать, адмирал, будь на то ваше желание.

— Вот именно, будь на то моё желание! Есть у меня одно желание, как следует наказать этого зарвавшегося наглеца.

— Сеньор! — возмущённо воскликнул Мартин Алонсо.

— Разве для наречения новых земель не хватает имён наших повелителей? А когда они иссякнут, нет ли в вашем распоряжении имён всех святых? Хватит об этом! Вы нанесёте реку на мою карту, и мы подберём ей подходящее название. Значит, вы нашли немало золота. Что вы с ним сделали?

Мартин Алонсо переступил с ноги на ногу.

— Половину раздал команде, половину оставил себе и готов поделить её с вами. Ваша доля — почти тысяча песо.

Если Мартин Алонсо и рассчитывал, что таким щедрым даром вернёт себе расположение адмирала, он ошибся. Колон сухо улыбнулся.

— Неужели вы не слышали моей установки, что всё найденное золото принадлежит короне?

— О, слышал. Но ведь и мне принадлежит определённая доля добычи. Не забывайте, что я субсидировал экспедицию и имею право на восьмую часть.

— Поэтому вы оставляете себе, сколько хочется, до того, как подсчитана вся добыча. Интересная у вас логика, сеньор.

Мартин Алонсо сдался.

— Я сожалею, что заслужил ваше неудовольствие.

— Я тоже. Что касается золота, то с ним мы разберёмся по возвращении в Испанию, где я потребую от вас точного отчёта. Вскорости мы отправимся туда. Но сначала взглянем на открытую вами реку. — И саркастически добавил: — Реку Мартина Алонсо.

Они вошли в устье на следующий день. Колон, разумеется, тут же переименовал её в Рио де ла Грасиа, немало задев этим самолюбие Мартина Алонсо. Но его беды этим не кончились, потому что в этот же день адмирал, кипя от гнева, поднялся на борт «Пинты».

Туземцы при появлении кораблей бросились в лес, точно так же, как и в тот раз, когда эскадра впервые подошла к Эспаньоле. Один из лукаянцев, посланный вдогонку, доложил Колону, что причина тому — грубое обращение с индейцами Пинсона, который силой захватил и увлёк на «Пинту» четырёх мужчин и двух женщин. Поэтому и отправился адмирал на корабль Мартина Алонсо.

— Действительно ли вы держите в трюме шестерых туземцев, захваченных против их воли? — сурово спросил Колон.

— Ну и что из этого? — вскинулся Пинсон. — Или вы отказываете мне в праве взять несколько рабов?

— А кому я давал такое право?

— Кому? Святой Боже! Да и сейчас на «Нинье» с дюжину индейцев.

— Но не рабов. Все они плывут с нами по доброй воле. Я приказывал, и вам хорошо об этом известно, держаться с индейцами учтиво, чтобы те считали нас своими друзьями. Только в этом случае я могу не опасаться за жизнь сорока человек, оставленных в Ла Навидад. А насилием вы только показываете, что от христианина добра не жди. Вы учите их не доверять, но остерегаться нас. За такие действия, учитывая ваше прошлое непослушание, мне следовало бы повесить вас на рее.

Мартин Алонсо усмехнулся.

— Хорошенькая награда за то, что я помог вам подняться столь высоко. От такой невиданной наглости у адмирала даже перехватило дыхание.

— Вы помогли мне подняться! Вы! Святая Мария! Я думал, вы достигли предела в своей гордыне, назвав реку собственным именем. А вы, оказывается, пошли и дальше. Хватит! — Он сдвинул брови. — Приведите ко мне этих индейцев.

Мартин Алонсо даже не шевельнулся. Наоборот, расправил плечи.

— Позвольте спросить, для чего?

— Приведите их, — повторил Колон.

Их взгляды встретились и долго не расходились. Очень уж хотелось Пинсону не подчиниться. Он мог рассчитывать на поддержку братьев, да и больше половины матросов «Пинты» тут же встали бы на его сторону. Осторожность, однако, напоминала ему, что, поднимая мятеж против адмирала моря-океана и вице-короля Индий, не следует забывать и об ответе, который придётся держать по возвращении в Испанию.

И в итоге, пожав плечами, он отвёл глаза.

— Мы ещё посчитаемся, — пробурчал он.

— Вполне возможно, — холодно ответил Колон.

От тоже осознавал щекотливость ситуации. И не хотел полного разрыва, потому что в этом случае Мартин Алонсо мог пойти напролом, не думая о последствиях.

Шестерых пленников вывели из трюма. Они сжались при виде адмирала, но тот постарался успокоить их улыбкой и добрыми словами.

Что он сказал, они не поняли, но тон не оставлял сомнений в его намерениях. В довершение всего Колон погладил их по склонённым черноволосым головам, а затем, под сердитым взглядом Мартина Алонсо, свёл в шлюпку и перевёз на «Нинью». Там он накормил индейцев хлебом и мёдом, угостил вином, одарил женщин рубашками и бусами и отправил на берег, чтобы они рассказали всем и вся о щедрости испанцев.

Глава ХХХIII. ОБРАТНЫЙ ПУТЬ

В обратный путь они тронулись в середине января.

Полмесяца шли на северо-восток, возможно, надеясь попасть в полосу восточных ветров, о которых сказал матросам Колон, пытаясь развеять их страхи, вызванные постоянством западного ветра. И действительно обнаружили эту полосу тридцатью восемью градусами севернее. Было ли это случайностью или доказательством его правоты, мы не знаем. Но, поймав попутный ветер, Колон повёл корабли на восток.

К моменту отплытия с Эспаньолы Колон полностью уверовал в то, что достиг Азии. Последние подтверждения он получил от тех, кто плавал с Мартином Алонсо. От индейцев они слышали об острове, называющемся Мартинино, населённом только женщинами, и других островах, на которых жили то ли карибы, то ли канибы, питающиеся человеческим мясом. Марко Поло упоминал об амазонках и людоедах, обитающих на островах у побережья Китая.

Слышал Колон и о других чудесах, не описанных венецианским путешественником. О людях с хвостами, обитающих в самых глухих уголках Эспаньолы. А сирен, выныривающих из воды, чтобы издали посмотреть на корабль, он видел сам. И не было нужды привязывать его к мачте, как Улисса, поскольку песен эти сирены не пели и не отличались красотой, заставляющей матросов прыгать за борт, чтобы погибнуть в их объятиях. Скорее всего Колон видел морских коров, но по наивности и незнанию сделал вывод, что древние просто преувеличивали красоту сирен.