Колыбель для Ангела
Шрифт:
– Убедился? – спросил старик.
– Да. Обыкновенные камешки.
– Хорошо, смотри.
Он провел руками над камешками. Один камешек дрогнул и внезапно начал растекаться, словно тающая льдинка, быстро превратившись в лужицу. Второй громко хрустнул и мгновенно превратился в кучку песка.
В изумлении я протянул руку к лужице и убедился, что это обыкновенная вода. Все еще не веря своим глазам, я взял щепотку песка, оказавшуюся на месте второго камня и медленно высыпал его на прежнее место. Это было ни что иное, как обыкновенный кварцевый песок.
– Невероятно, – единственное, что смог я пролепетать.
Старик
Я схватил их и как ненормальный стал давить и сжимать в пальцах. Но они были все теми же холодными и твердыми камешками, что и до виденного мной эксперимента.
– Но это же невозможно, – я был ошеломлен и не мог поверить увиденному. – Признайтесь – это был гипноз. Вы повлияли на мое сознание, а камни все время оставались камнями.
– Ты же сам видел и трогал воду и песок и слышал треск лопающегося камня. Ты не веришь своим глазам, ты не веришь своим рукам и ты не веришь своим ушам? Как же ты еще можешь воспринимать окружающий тебя мир? Для тебя естественным является то, что камень является камнем. Я же тебе показал, что привычное восприятие мира зависит от воли восприятия. На самом деле то, что сделал я, ничтожно примитивно в сравнении с тем, что сделал ты. Я преобразовал мертвое в мертвое, ты же превратил мертвое в живое. Это ли ни есть противоестественно? Ты ведь меня не гипнотизировал, проделывая это? Но это ты оживил птицу, а не я.
Старик поднялся, и как ни в чем не бывало, направился к очагу.
– Ложись спать. На сегодня для тебя достаточно, – сказал он, словно завершая этот сумасшедший для моего миропонимания день.
***
Изо дня в день он рассказывал мне обо всем, что, как он говорил, должен был мне рассказать. Я задавал, как мне теперь кажется, совершенно глупые вопросы, а он терпеливо и невозмутимо отвечал на них. И стал он мне настолько близок, что, казалось, знал я его всю жизнь, а может быть и дольше.
Я совершил 108 кор – ритуальных обходов вокруг тибетской святыни – горы Кайлас. Чань Чунь Цзы посвятил меня в группу священных текстов терчхой – ати-йога. Он ненавязчиво опекал меня все это время, давая ценные советы, многие из которых прежде мне показались бы, мягко говоря, странными.
А потом он внезапно исчез.
Как раз после той ночи, когда мне приснился очередной фантастичный сон. Нужно сказать, что все время пребывания в пещере мне постоянно снились фантастичные сны. Но этот сон я запомнил и выделил из всех остальных.
В детстве мне часто снился сон, что брожу я в темном дремучем лесу. Меня окружают сухие, корявые, исполинские деревья с голыми, безжизненными ветвями. Мне страшно и одиноко в нем, потому что я не знаю, как в него попал и как из него выйти. И вдруг, когда от отчаяния я уже был близок к панике, откуда-то появляется и садится мне на плечо белоснежный голубь. Он воркует и от его голоса, от самого его присутствия, мне становится удивительно спокойно. Он слетает с моего плеча и, перелетая с ветки на ветку, манит меня за собой. Вот среди ветвей уже начинают проблескивать тонкие лучики света. Там должен, как кажется мне, быть выход из этого чужого и страшного леса. Но внезапно между голубем и мной появляется огромный волк. Он скалит желтые зубы и его глаза злобно горят зелеными огоньками. Ужас охватывает меня и заставляет забыть о голубе и спасительном свете. Я опрометью бросаюсь обратно в чащу, хотя совершенно не представляю, чем она может мне помочь. Я слышу за своей спиной хруст валежника, злобное рычание и догоняющую меня мысль, что бегство мое напрасно и бессмысленно. В это момент я всегда просыпался и в оцепенении лежал, боясь закрыть глаза и оказаться вновь в этом кошмаре.
Так вот сон, который приснился мне в пещере, был продолжением моего детского кошмара. Начинался он так же, но я уже не был маленьким мальчиком и уже не так сильно боялся волка. Когда он вновь внезапно появился, как в моем детском сне, я вдруг понял, что оскал его зубов предназначен не мне, что волк не собирается нападать на меня, наоборот, он защищает меня от кого-то. Пристальнее присмотревшись к голубю, я увидел, что в глазах его светятся холодные, злые синие огоньки и у него оказались зеленые чешуйчатые лапки с хищно загнутыми острыми когтями. Волк зарычал и бросился на него. Взметнулась листва и истлевший валежник, белые перья полетели в воздухе, и я с изумлением увидел небывалую метаморфозу – белый голубь неожиданно превратился в огнедышащего дракона, яростно отбивающегося от волка. Я стоял не шелохнувшись, наблюдая за этой потрясающей битвой. Осмотревшись, я увидел, что свет, пробивавшийся на окраине леса, заметался пугливыми тенями, растворился и обратился в кромешную тьму. Огнедышащий дракон, терзаемый волком, взревел в предсмертной агонии и распался, расползаясь в стороны клубками шипящих змей. Волк, завершивший свою невероятную битву, подошел ко мне и посмотрел мне прямо в глаза. Глаза его мне показались знакомыми. Что-то далекое и родное отразилось в их лиловой глубине. Волк поманил меня в лес, труся впереди, периодически останавливаясь, ожидая меня. Лес же начал преображаться. Сухие мрачные деревья вытянулись, и неожиданно покрылись и зашелестели зелеными кронами. Лес был наполнен ярким солнечным светом и разноголосым хором птиц. В душе моей воцарились спокойствие и радость, потому что лес стал для меня родным и знакомым и я уже не стремился выбраться из него. Мне незачем было покидать этот прекрасный лес, потому что этот лес и был моей жизнью.
Утром я проснулся с ощущением небывалого физического здоровья и благостного восприятия мира. Никогда еще, с момента своего рождения, я не чувствовал в себе такой легкости и силы, готовности ко всему, что бы ни преподнесла мне старушка судьба.
Она же не преминула незамедлительно преподнести мне очередной сюрприз.
Первое, что поразило меня, так это то, что я оказался одет в ту же самую одежду, что была на мне в злополучный день падения в пропасть. Та же куртка с капюшоном, те же утепленные шаровары и те же горные ботинки, которыми я прежде так гордился. Окинув взглядом грот, я был неимоверно озадачен – в нем не было ни единого признака чьего-либо присутствия, не считая меня самого. Не было ни Чань Чунь Цзы, ни войлоков на камнях-лежаках. Все предметы обихода и посуда, которой мы пользовались – все загадочным образом исчезло. Даже очаг, прежде озаренный живым огнем, был холоден и пуст. Заглянув в него, я не нашел в нем даже золы.
Легкий холодок оторопи змейкой скользнул где-то внутри. Догадки, одна неимовернее другой, наперегонки промчались по блуждающему сознанию. «Неужели мне все это приснилось?» – выскочила суетливо вперед очередная, тут же показавшаяся сама себе безрассудной, догадка. В это невозможно было поверить, хотя бы потому, что я всегда знал четкую грань между сном и явью. Как бы ни явственны были прежние сны, я всегда отделял их от реальности и не допускал мысли об их слиянии. Догадка о параллельных реальностях пришла сама собой.
Ничем иным объяснить происходящее я не мог. Чань Чунь Цзы просто испарился, словно его никогда и не было. В таком случае, вопрос о том как я оказался в этом гроте и сколько времени я здесь нахожусь, оставался открытым.
Так и не найдя четкого ответа на свои вопросы, я поднялся и направился к выходу из грота. На шершавом каменной полу, у выхода, я увидел высеченную древними письменами, изрядно затертую веками и множеством ног, надпись:
«Иди вперед, познавая Истину, ибо движение вспять прискорбно».
Я вышел из грота и зашагал прочь. Настала пора возвращаться в реальный мир.
Глава 5
Азаров заворожено слушал рассказ Савельева. Рассказ его впрямь казался сказочным. Но при всей фантастичности излагаемых им событий, Азаров ни на йоту не сомневался, что все это было реальностью. Просто он привык к тому, что Савельев все же всегда был здравомыслящим человеком.
Савельев, между тем, продолжал:
– Выйдя из грота, вначале я шел неосознанно, как говорится, куда глаза глядят. Лишь спустя некоторое время я начал понимать, что движение мое целенаправленно и имеет вполне реальную цель, хотя и руководило им подсознание.