Колыбель качается над бездной

Мы снова двинулись в путь, по тому же маршруту. А через час в бессилии опустились на траву. Всё на том же месте, у потухшего костра.

– Попробуй связаться с лагерем. Может, Павел сможет нам помочь, – предложила Лена, вовремя вспомнив про мобильник, который оставил нам наш куратор.

Мысль показалась мне разумной. В памяти всплыло предупреждение Павла: сглазил, зараза! Или, может быть, знал что-нибудь? Я достал аппарат и вышел на связь. Павел ответил сразу же. Я вкратце объяснил ему нашу ситуацию. Он долго молчал.

– Далеко вы ушли? – наконец спросил он.

– Далеко. Вёрст пятнадцать.

Он опять замолчал. Мне показалось, что он с кем-то переговаривается – там, на том конце.

– Мне очень жаль, – вновь заговорил он, – но вам придётся выбираться самим. Я вас предупреждал. Мы ничем не сможем вам помочь. – И тут же дал отбой.

– Кретин! – выругался я и зашвырнул мобильник в кусты.

Лена поняла всё и без объяснений. Не стала задавать и ненужных вопросов. Только вся как-то сникла и совсем по-детски шмыгнула носом.

Я судорожно курил, перебирая в голове различные варианты спасения. Да, именно спасения, поскольку наше положение стало до абсурда неуправляемым. С тем же успехом можно было плутать по лесу с закрытыми глазами.

С закрытыми глазами… А может, так и следует поступить? Может, именно в этом и был единственный смысл? Идти, куда ноги сами поведут, поддавшись инстинкту, а не рассудку, вслепую, наугад? Там, где рушатся все законы логики, самым разумным будет действовать вопреки им. Пусть теперь иные законы, законы абсурда, ведут нас по этому бесконечному лесу.

Я рывком встал и подал руку Лене.

– Идём!

– Куда?

Я наугад ткнул пальцем в лесную массу.

– Туда! В конце концов, должно же где-то быть людское жильё. Ведь не на обитаемом же острове мы оказались!

Она покорно поднялась и молча последовала за мной. Бедная моя, бедная! Никогда ни на что не пожалуется, не попросит помощи. Как же я жалел её в эту минуту! Жалел и ещё больше любил.

Лес не кончался. Ни просвета, ни речушки, ни луга или пастбища, ни холма или просеки, всё одно и то же, всё та же зелёная стена – сплошной лесной массив, без конца и края, на много часов пути.

Лес изменился, стал враждебным, холодным. Из нашего старого, испытанного друга он вдруг превратился в бесстрастного чужака, за каждым кустом, в каждом овраге, в самом воздухе нам мерещилась теперь неведомая опасность, затаившаяся угроза.

Местность пошла под уклон, идти стало легче. Я не знал, радоваться этому или бить тревогу. Прошло уже два часа, как мы двигались по новому маршруту. Пока что надежду вселяло только одно: к погасшему костру мы больше не возвращались. Однако ясно было и другое: таким путём в пансионат мы вряд ли попадём.

Мы спускались всё ниже и ниже. Я стал опасаться, не забредём ли мы в итоге в какое-нибудь болото. Но почва оставалась сухой – в той мере, в какой она может быть сухой после прошедших накануне дождей. Успокаивало уже то, что вода под ногами не хлюпала.

– Ты как, Ленок? – то и дело спрашивал я. – Устала? Может отдохнём?

Она лишь молча качала головой и доверчиво смотрела мне в глаза. Порой улыбалась, стараясь меня подбодрить.

– Всё хорошо, Витенька. Идём дальше.

В шесть часов вечера мы вышли на заброшенную бетонку.

13.

Она завизжала от радости и бросилась мне на шею.

– Витенька, дорога! Помнишь, как ты мне обычно говорил?

– Каждая дорога всегда куда-нибудь ведёт. Помню, Ленок. Вот только пока непонятно, куда ведёт эта дорога. По ней как минимум лет пять уже никто не ходил. И не ездил.

Старая бетонка, действительно, являла собой плачевное зрелище. Наполовину занесённая прошлогодней листвой, в выбоинах и трещинах, она помимо всего прочего была совершенно непригодна для транспортного передвижения. Пронёсшаяся в последние годы череда ураганов натворила здесь немало бед: то тут, тот там дорогу преграждали поваленные стволы деревьев, некоторые из которых уже превратились в труху.

– Витенька, да какая разница! Дорога, даже заброшенная, всё равно куда-нибудь выведет. Это же аксиома. Вопрос в другом: в какую сторону идти?

– Хороший вопрос. Осталось только получить на него ответ.

Я почесал в затылке. Жест, испокон века означавший на Руси растерянность и нерешительность. Я не имел ни малейшего понятия, в какой точке Тверской губернии мы находимся. Как не имел понятия и о направлении, в котором нам следовало идти дальше.

Закрой глаза и смотри, – вспомнилась мне строчка из джойсовского «Уллиса». И опять та мысль, мысль идти наугад, вслепую, с закрытыми глазами, всплыла в моём мозгу. Именно ей мы следовали на последнем отрезке пути – и оказались на этой дороге. Шестое чувство, интуиция, древний инстинкт, прозрение… не знаю, как это назвать. Да и не в названии дело, главное – мы вышли в эту точку пространства, из которой выбираться было уже проще. Любая дорога имеет два направления, в отличие от леса, где их великое множество и все они равнозначны.

Я сбросил рюкзак, достал сигарету, закурил, сел на поваленный берёзовый ствол и закрыл глаза. Почувствовал, как Лена примостилась рядом. Молча, ни о чём не спрашивая.

Я ждал, когда придёт ответ, но, увы, никакого ответа, никакого голоса свыше, никакого знамения не услышал. Просто сидел с пустой головой и ждал. Минуту, две, может быть пять. Потом встал и сказал:

– Идём, Ленок. Нам туда. – Я указал пальцем в южном направлении.

– Ты уверен?

Уверен ли я? Этот вопрос для меня не стоял. Я начал действовать ещё до того, как понял, что выбор сделан. Решение пришло само собой, без моего участия. Я лишь послушно выполнял команды, которые посылало мне моё тело. А вот кто посылал команды ему, для меня оставалось загадкой. Поэтому говорить об уверенности в этой ситуации было лишено всякого смысла.

Однако Лену необходимо было подбодрить, и поэтому я кивнул.

– Абсолютно.

И вот мы снова в пути. Дорога шла всё время прямо, никуда не сворачивая. Безмолвный лес плотной однообразной стеной стоял по обе её стороны и лишь изредка вторгался на её территорию – там, где бетонное покрытие от времени разрушилось или ушло в мягкий, податливый грунт. И ни единого признака деятельности человека: ни обрывка бумаги, ни пустой пластиковой бутылки из-под «кока-колы», ни пивной банки, ни пачки из-под сигарет. Ни собачьего лая, ни петушиного кукареканья, ни звона бубенчика на шее у вожака коровьего стада, ни привычной деревенской кутерьмы со всем многообразием её звуков и запахов. Не было даже намёков на близость человеческого жилья. Странная это была дорога – словно какие-то неведомые космические силы по ошибке материализовали её здесь, вырвав из параллельного мира. А потом и нас, и эту дорогу, и весь этот лес взяли и зашвырнули на необитаемую планету.

Не знаю, сколько мы так шли – час или полтора. Но когда я взглянул на часы, то оказалось, что не более получаса. Я всегда остро чувствовал время и редко ошибался в его определении, даже не имея часов. Лена любила повторять, что мои внутренние часы никогда не дают сбоя и продолжают тикать даже во сне. Как в выключенном компьютере.

Сверить часы было не с чем: Лена принципиально их не носила. Спишем этот сбой на усталость, решил я. Чего уж скрывать: я действительно устал. Не от физических нагрузок – к ним я привык, а от неизвестности. В такую дурацкую ситуацию мы попадали впервые. И где! В двухстах верстах от столицы!