Колыбель на орбите [сборник]

В тысяча девятьсот сорок пятом году, когда я еще служил офицером на радарной станции в Королевских ВВС, мне пришла в голову оригинальная идея, единственная в моей жизни. До сигналов первого спутника оставалось двенадцать лет, но у меня уже возникла мысль о том, что искусственный сателлит — превосходное место для телевизионного передатчика, поскольку станция, находящаяся на высоте в несколько тысяч километров, может вещать на половину земного шара. Я изложил свою идею неделю спустя после Хиросимы, предложив создать сеть спутников-ретрансляторов, обращающихся на орбите высотой в тридцать пять тысяч километров над экватором. На такой высоте на один оборот требуются ровно сутки. Таким образом, спутник постоянно остается над одной и той же точкой Земли.

Статья появилась в октябрьском номере «Беспроводного мира» за сорок пятый год. Я не предполагал, что небесная механика в течение моей жизни может стать источником прибыли, и даже не пытался запатентовать идею. Сомневаюсь, что мне в любом случае удалось бы это сделать, а если ошибаюсь, то предпочитаю об этом не знать. Но я продолжал популяризировать ее в своих книгах. Сегодня идея спутников связи столь распространена, что никто не знает о ее происхождении.

Да, когда ко мне обратились из комиссии палаты представителей по астронавтике и космическим исследованиям, я сделал жалкую попытку объяснить истинное положение дел. Вы можете найти мои свидетельства на тридцать второй странице доклада упомянутой комиссии под названием «Следующие десять лет в космосе». Как вы поймете чуть позже, в моих заключительных словах содержалась ирония, которую я в свое время так и не оценил: «Живя на Дальнем Востоке, я постоянно становлюсь невольным свидетелем борьбы западного мира и СССР за умы миллионов жителей Азии… Когда появится возможность прямых телепередач со спутников, висящих в небе над нашими головами, пропагандистский эффект может стать решающим».

Я до сих пор не отказываюсь от этих слов, хотя о некоторых их аспектах тогда не подумал. Зато, увы, это сделали другие.

Все началось во время одного из тех официальных приемов, которые составляют неотъемлемую часть жизни в восточных столицах. Конечно, на Западе они распространены еще больше, но в Коломбо почти нет других развлечений. Если ты хоть что-то из себя представляешь, то по крайней мере раз в неделю получаешь приглашение на коктейль в посольство или консульство, Британский совет, Американскую военную миссию, Французский альянс или одно из бесчисленных агентств, созданных при ООН.

Мы с напарником чувствовали себя куда больше в своей стихии, пребывая в глубинах Индийского океана, нежели в дипломатических кругах, поэтому сперва никто не обращал на нас внимания. Но после того как Майк организовал тур Дэйва Брубека [19] по Цейлону, нас начали замечать, особенно когда мой приятель женился на одной из самых известных красавиц острова. Так что теперь наше потребление коктейлей и канапе ограничивалось главным образом нежеланием расставаться с удобными саронгами ради таких западных нелепостей, как брюки, смокинги и галстуки.

19

Американский джазовый пианист (р. 1920).

В тот раз мы впервые оказались в советском посольстве, организовавшем прием для группы русских океанографов, которые только что прибыли в порт. Под неизбежными портретами Ленина и Маркса толпились несколько сотен гостей всех цветов кожи, религий и наречий. Они болтали с друзьями или простодушно поглощали водку и икру. Меня оттеснили от Майка и Элизабет, но я видел их в другом конце зала. Майк исполнял свой коронный номер «Я побывал на стометровой глубине» перед восхищенной публикой, а она насмешливо на него смотрела. Пожалуй, еще больше народу глазело на саму Элизабет.

С тех пор как я лишился барабанной перепонки, ныряя за жемчугом на Большом Барьерном рифе, на подобных мероприятиях мне всегда приходится испытывать немалые неудобства. Шум, царящий на них, примерно на двенадцать децибел превышает тот, что я могу выдержать. Этот недостаток весьма существенен, особенно когда тебя представляют людям, носящим имена вроде Дхармасирварден, Тиссавирасингх, Гунетиллеке или Джаявикрема. Так что в свободное от набегов на буфет время я обычно стараюсь найти островок относительной тишины, где есть шанс расслышать больше половины беседы, участником которой я мог бы оказаться.

Я стоял в акустической тени большой декоративной колонны и рассеянно наблюдал за происходящим в стиле Сомерсета Моэма, когда заметил, что какой-то тип смотрит на меня с таким выражением, будто ему очень хотелось спросить: «Мы с вами не встречались раньше?»

Постараюсь описать его достаточно подробно, поскольку он наверняка может оказаться знакомым многим из вас. Ему было лет тридцать пять. Гладко выбритое лицо, короткая стрижка и манеры завсегдатая Рокфеллер-центра безошибочно выдавали в нем американца. Лишь недавно подобные черты начали успешно имитировать молодые русские дипломаты и технические советники. Ростом он был примерно метр восемьдесят, с проницательными карими глазами и черными волосами, преждевременно поседевшими на висках. Я был полностью уверен в том, что мы никогда прежде не встречались, но лицо его кого-то напоминало. Мне потребовалось несколько дней, чтобы сообразить… помните покойного Джона Гарфилда? [20] Так вот, это был практически вылитый он.

20

Американский актер (1913–1952).

Когда на вечеринке со мной встречается взглядом незнакомец, автоматически включается стандартная процедура. Если этот человек кажется мне достаточно симпатичным, но в данный момент я ни с кем не хочу знакомиться, то применяю Нейтральный Взгляд, не выражая симпатии, но и без явной враждебности. Если же он мне неприятен, то я использую Маневр Глазами, состоящий из долгого недоверчивого взгляда, после которого следует неспешный поворот затылком к смотрящему субъекту. В крайних ситуациях может на несколько миллисекунд включиться Выражение Отвращения. Обычно оно до всех доходит. Но этот тип показался мне интересным, к тому же я начал скучать и потому послал ему Приветливый Кивок.

Через несколько минут он пробрался сквозь толпу ко мне, и я повернул в его сторону здоровое ухо.

— Привет, — сказал этот человек, который и в самом деле оказался американцем. — Меня зовут Джин Хартфорд. Уверен, мы где-то уже встречались.

— Вполне возможно, — ответил я. — Я довольно много времени провожу в Штатах. Артур Кларк, очень приятно.

Обычно в ответ на это следует лишь ничего не выражающий взгляд, но не всегда. Я почти видел, как за его жесткими карими глазами мелькали перфокарты, и мне польстила скорость, с которой это происходило.

— Писатель? Научно-популярные книги?

— Верно.

— Фантастика. — Его изумление выглядело неподдельным. — Теперь я понял, где видел вас. Я был однажды в студии, где вы участвовали в шоу Дэйва Гэрроуэя.

Может, мне и стоило бы пойти по этому следу, хотя сомневаюсь. К тому же я был уверен в том, что имя Джин Хартфорд ненастоящее. Слишком уж гладко оно звучало.

— Так вы с телевидения? — спросил я. — Что вы тут делаете? Собираете материал или просто в отпуске?

Он улыбнулся открыто и дружелюбно, как человек, которому есть что скрывать, причем немало.

— Просто интересуюсь. Но это настоящий сюрприз!.. Я читал ваше «Исследование космоса», когда оно вышло в… э…

— В пятьдесят втором. В Клубе книги месяца эта вещь наделала немало шума.

Все это время я пытался понять, что он из себя представляет. В нем определенно было нечто такое, что мне не нравилось, но я никак не мог определить, что именно. В любом случае, я многое готов был позволить тому человеку, который читал мои книги, к тому же работал на телевидении.