Колыбельная

Я въезжаю на подъездную дорожку и глушу двигатель, просто сижу в машине пока, жалостливо ноя, не останавливается кондиционер . Меня пугает то, что я должна сделать. Я понимала, что кто то другой ничего бы не рассказал, просто позволил бы этому фальшивому браку пойти на самотек. Но я не могу себе этого позволить. Я бы все равно не смогла уехать, зная, что моя мать застряла здесь и живет в такой лжи. И поскольку я твердо убеждена по своему опыту, что с плохими новостями нужно поступать как Сорви-его-быстро-как-пластырь, я должна ей рассказать.

Однако пока я иду от подъездной дорожки к дому, чувствую что что-то не так. Не могу точно сказать что именно, это скорее необъяснимое предчувствие. И даже до того как я натыкаюсь на баночки «Эншур», разбросанные впереди на дорожке, на траве и закатившиеся под кусты, а одну и на ступеньке лестницы, будто ждет что ее вернут на место, я уже чувствую что опоздала.

Я толкаю входную дверь и слышу как она о что-то ударяется: еще одна баночка. Они были повсюду, разбросанные по всему холлу, который я пересекаю, чтоб попасть на кухню.

– Мам?
– зову ее я и слышу, как мой голос эхом отзывается в кабинете, позади меня. Без ответа. Я вижу на столе еду, приготовленную для нашего большого семейного ужина: стейки, початки кукурузы, почти все еще лежит в пакетах из супермакета. Рядом с ними лежит стопка писем и один открытый конверт, адресованный маме ровными письменным почерком.

Я пересекаю комнату, перешагивая через еще одну банку «Эншур», направляясь к ее рабочей комнате. Занавеска опущена, давний знак Я-занята-прошу-меня-не беспокоить, но в этот раз я отодвигаю ее в сторону и захожу во внутрь.

Она сидит на своем стуле перед печатной машинкой. Из нее торчит копия фотографии, которую я бросила в Декстера. Она установлена в машинку как обычный печатный лист бумаги, до того как его прокрутят во внутрь.

Странно, но мама выглядит очень спокойной. Видимо вся ее ярость была вымещена на разбросанных повсюду баночек «Эншур», и теперь она сидит тут со стоическим выражением и рассматривает лицо Петти, позирующую с надутыми губами, глядя прямо на нее.

– Мам?
– я снова зову ее и осторожно накрываю ладонями ее руки, - Ты в порядке?

Она сглатывает и кивает. По ней видно, что она плакала. Под глазами черные размазанные пятна от туши. Думаю это самое тревожное. Даже при самых худших обстоятельствах, моя мама всегда была собранной.

– Они сделали это в моей комнате - говорит она - Это фото. На моей кровати.

– Я знаю - отвечаю я. Она поворачивает голову и с любопытсвом смотрит на меня, но я отступаю, понимая что лучше умолчать о факте существования еще одной копии.

– Я имею ввиду покрывало. На заднем фоне.

Она переводит взгляд обратно на снимок и с секунду мы вдвоем просто смотрим на него и только звук холодильника для изготовления льда нарушает тишину, выплевывая новую партию.

– Я промахнулась - наконец произносит она.

Я беру ее руки и сажусь, пододвигая свой стул ближе к ней.

– Я знаю, - тихо говорю я.

– Ты вернулась из Флориды в прекрасном настроении, а потом ты узнаешь что это крысеныш...

– Нет - рассеянно говорит она, перебивая меня.
– Я промахнулась. Все эти «Эншур» и ни одна не попала. У меня отвратительная меткость. А потом она вздыхает.

– Даже одна принесла бы облегчение. Хоть какое-то.

Мне понадобилась секунда чтоб понять.
– Так это ты разбросала все эти баночки?
– спрашиваю я ее.

– Я была очень расстроена - уточняет она. Затем шмыгает носом и вытирает его бумажной салфеткой, которую сжимает в руке.

– Ох, Реми, мое сердце просто разбито.

Меня позабавила представленная картина, как она обстреливает Дона пустыми банками «Эншур» - а это без вопросов смешно - но как только я услышала ее слова все испаряется.

Она снова всхлипывает и крепко сжимает пальцами мою руку.

– Что теперь?
– спрашивает она, беспомощно размахивая салфеткой размывая белым пятном мое последнее видение.

– Куда мне теперь идти дальше?

Моя уснувшая язва урчит в животе, словно отвечает на этот позыв. И вот я здесь, в шаге от отъезда, а моя мама на данный момент снова брошена на произвол судьбы и нуждается во мне как никогда. Я чувствую еще одну вспышку ненависти к Дону, который так эгоистично оставил меня с бардаком, а сам безнаказанно улизнул. Я пожалела, что меня тут не было, когда все всплыло наружу, у меня был хороший удар. Я бы не промахнулась. Без шансов.

– Ну, - говорю я - сначала, тебе следует позвонить тому адвокату мистеру Якобсу. Или Джонсону. Он что- нибудь унес с собой?

– Только одну сумку - отвечает она, снова вытирая глаза.

Я уже чувствую, как это происходит, короткий щелчок и я перехожу в режим антикризисного управления. Это не было похоже на давний уход Мартина. Может тропинка немного удлинилась, но до сих пор присутствовала.

– Хорошо, - продолжаю я - Итак, нужно назначить ему определенное время, чтоб он смог вернуться и забрать все свои вещи. Он не может прийти когда ему будет удобно и одному из нас желательно при этом присутствовать. И скорее всего нам нужно связаться с банком и заморозить наш общий счет, на всякий случай. Не то чтобы у него нет собственных денег, но в первые несколько дней после расставания люди иногда ведут себя очень странно, согласна?

Она не отвечает мне, просто смотрит в окно на задний двор, где от ветра покачиваются деревья.

– Смотри, я найду номер адвоката - говорю я, поднимаясь со стула - Он наверно уже не на рабочем месте, поскольку сегодня суббота и все такое, но мы хотя бы сможем оставить сообщение, поэтому когда он вернется, то первым делом...

– Реми.

Я останавливаюсь на полуслове и вижу что теперь она повернулась и смотрит на меня.

– Да?

– Ох, дорогая - тихо говорит она - Все в порядке.

– Мам, я понимаю, ты расстроена но очень важно чтобы мы...

Она протягивает руку и тянет меня вниз, заставляя сесть на обратно стул.

– Я думаю, - начинает она, но потом останавливается. Глубоко вдыхает и продолжает - Я думаю, что пришло время мне самой справляться со всем этим.

– Охм..
– говорю я. Странно, но моя первая реакция это чувство оскорбленности.

– Я просто подумала...

Она слабо улыбается мне, а потом хлопает по руке.