Колымское эхо

— Игорь, безобразными случаются люди. Ко­лыма тут ни при чем,— не согласился Евменович.

— Люди? Выходит, моя мамка виновата в своей смерти,— возмутилась Варя.

— У самого отец с братом здесь похоро­нены!

— Здесь нет земли. Один погост. Но его надо уважать хотя бы за то, что приютил. Мы, может, и этого недостойны, а Колыма еще переживет века и каждого из нас,— нахмурился Игорь Пав­лович.

Глава 2. ДРУЗЬЯ И НЕДРУГИ

А на другой день Бондарев жестоко забо­лел. Игорь Павлович горел от температуры. Его бил кашель, тряс озноб. Человека разламыва­ло от боли, головокружений. Даже попить чаю утром он не смог встать. Его кружило и крути­ло так, что он тут же снова упал в постель и ни о каком выходе из дома не хотел даже гово­рить. Глаза человека слезились, он весь дро­жал, и Варя поняла, что Игорю Павловичу сроч­но нужен врач.

Его привезли из поселка часа через два. Тот, осмотрев Бондарева, определил двухстороннюю пневмонию, сделал несколько уколов, заставил наглотаться таблеток, оставил кучу лекарств, ве­лел лежать, не выходя из дома, пить горячий чай и ни в коем случае не снимать с себя теп­лую одежду. Обещал навестить человека. Попро­сил Варю натирать, делать компрессы, не вы­пускать даже во двор.

Бондарев послушно лежал в постели. Откро­венно мучился от безделья Иванов. Он не знал, куда себя деть в такой ситуации. А Бондарев и вовсе расклеился.

Варя натянула на него теплые носки, свитер, но это слабо помогало.

Баба отпросилась с работы в счет отгулов. Сказала, что приехал дальний родственник, и его в дороге настигла болезнь. Варваре по­шли на уступки. Она привезла из поселка моло­ка, кипятила его, поила Бондарева, тот краснел от неловкости, что свалился на голову неждан­ной обузой, а потому, пил молоко торопливо, желая скорее поправиться, встать на ноги.

Нудное лежание в постели скоро утомило че­ловека, но что делать, если не встать, не хо­дить, даже дышать больно. Приходилось мирить­ся с жестким требованием врача. А Варя наце­пила на Игоря все теплое, что было в доме. Даже вторым одеялом укутала и тот целых три дня лежал, не шевелясь, спеленутый, как кукла.

Но на четвертый день не выдержал и попро­сил покурить. Ему дали. Человек от радости чуть не выскочил из одеяла, но его срочно впихнули назад. Бондареву немного полегчало. Он уже заговорил, закрутился в постели, а и задышал свободнее, заговорил:

— Как надоело валяться! Такое ощущение, словно меня связали помимо воли. Вот когда начинаешь ценить волюшку,— слабо улыбался человек, и его решили отвлечь разговором. Вот тогда и спросила Варвара:

— Игорь, все детство меня удивляло одно, почему все зэки-воры так быстро уходят на волю и ни один не отбывает свой срок до конца. По­чему их выпускали раньше. Даже махровых во­ров подолгу не держали ни в одной зоне. Они и не работали, и никакой пользы от них не было. Вскоре снова попадали на зону, а через время их опять выпускали. Почему? Никому таких по­блажек не было как ворюгам.

— Смешная, наивная девчонка. Ты многого не знаешь, иначе не спрашивала бы,— усмех­нулся Игорь Павлович.

— Сам чудак. Вон фронтовики за какую-то мелочь «звонковали» и срок отбывали с первой до последней минуты. А у этих ворюг то поми­лование, то амнистия. Чем они лучше других? Меня это часто удивляло,— спросила Варя.

— А ты такое имя, Кобо, слышала?

— Нет. Но разве такое имя бывает?

— Оно из кавказских. Грузинское, по-моему. Так вот это кликуха Сталина. Он сам когда-то был вором. И знаешь, говорят, отчаянным, дер­зким, хорошо помогал революционерам, боль­шевикам Ленина, и тот прекрасно знал, откуда берутся деньги. Это для многих не было секретом.

— Постой, он был разбойником?

— Я с ним в этом деле не был.

— А Ленин? Тоже воровал?

— О таком история умолчала. А вот за Иоси­фом Джугашвили ходили всякие слухи.

— А как же его сделали генералиссимусом?

— Варь, да разве мы выбирали? Вот попро­бовала бы проголосовать против Сталина, тебя сразу объявили бы врагом народа. Против вож­дя не только говорить, даже думать было нельзя. И уж тут Колымы не миновать никому.

— Погоди, а как снижения цен при нем были?

— Он не для себя, ради идеи воровал. По убеждению. Для всех старался.

— Да иди ты в задницу. Разве есть в свете такие полудурки?

— Выходит, был! Он не для себя жил, это точно. Носил все время военную форму и сапо­ги. Ни одного гражданского костюма не имел.

— Наверно стирать было некому!

— Причем это? Он даже приемы в Кремле не устраивал. Ну, может, для своих. Зато зару­бежку не чествовал, это точно.

— Может и правильно жил, но скучно,— скри­вилась Варвара.

— Да я не о том. Я про воров. Как бы там ни было, этих он жалел. И амнистии при нем были часто. Даже миловал шелупень. Случалось, рас­стрелы заменял сроками. Бывало, фронтовика под пулю поставит, а ворюгу освободит.

— А почему?

— Они воевали классно. Целыми бараками на фронт уходили за свободу, какую им обеща­ли после войны. Верно, что никто ее не полу­чил. Всех вернули в зону.

— Выходит, сбрехал людям?

— Тогда нужны были дармовые руки. А где их взять, вот и ввел в заблуждение.

— Игорь, ты кому-то сбрешешь, но не мне. Я-то знаю, воры никогда не работали. Особо при Сталине. И он ничего не мог с ними сде­лать. Фартовые держали власть в зонах.