Команда бесстрашных бойцов

Все остальное представляло собой обширный пояс развалин, едва пригодных для обитания, и считалось ничейными землями. Вот уже лет пять, как здесь хозяйничало сообщество команд, не больно жаловавшее иных жильцов. Гоблинов тут рассматривали как мишени, а охраняемые каганом тракты – как дойную корову, позволявшую недурно кормиться в любое время года.

Даня и Гвоздь без особого труда составили оптимальный маршрут к Останкино: от улицы Грибальди по самой окраине города – где-то улицами, а где-то «проходами» – к Спасскому мосту. Спасский мост находится под негласной охраной Секретного войска и местных команд… кто там? Васильич, да Метла, да Горшок… договориться с ними нетрудно – свои же, да еще знакомые. Потом надо пройти по территории «секретников» и переехать канал имени Москвы на тамошнем пароме – мостов в тех местах нет, мосты разрушены, а неразрушенный Строгинский мост контролируют гоблины… Сходненский паром оберегали как зеницу ока, он считался величайшей антигоблинской тайной Москвы. До переправы дуэт намеревался добраться за день, если не случится ничего непредвиденного; там как следует отоспаться; утром погрузиться на паром и переплыть на нем канал; а дальше… дальше начинались большие сложности. В общем и целом дорогу до улицы Академика Королева Гвоздь себе представлял. За несколько месяцев там вряд ли многое изменилось. Но эта дорога годилась для одиночки, путешествующего налегке, а не для тягача, нагруженного харчами, горючим, оружием и снаряжением. К тому же тягач перед спуском в подземелье следовало где-нибудь спрятать… Где-нибудь означало, в конечном счете «у кого-нибудь». Но ни Гвоздь, ни Даня никого не знали из тьмочисленных команд необъятного московского Севера. Несколько имен тамошних генералов было на слуху, но дел с ними Даня никогда не вел, а бесшабашный Гвоздь хоть и припоминал размытые временем сцены братания, но в целом был лишен способности заводить связи; он просто выбросил имена и лица из головы как лишний груз.

Север считался богаче Запада и Юго-Запада командами, ведь там ничейные земли превосходили по площади Западные и юго-Западные пятачки свободы в несколько раз. И Даня принялся через знакомых генералов людей искать с Севера, которые согласятся помочь им с Гвоздем: встретить в опасном парке Покровское-Стрешнево, забитом оборотнями, кишащем патрулями гоблинов, разведотрядами Секретного войска и дергаными командами, живущими в столь неуютном месте в постоянном напряжении. А встретив, провести максимально коротким путем к Останкино и припрятать Гэтээс на время операции. Генерал даже обещал ссудить проводника за его небезопасную работенку харчами, солярой или боезапасом на выбор.

Обратно-то они уж как-нибудь сами…

Довольно долго у Дани ничего не получалось. Потом Рыжий Макс связался с каким-то Котлом с Лихоборки, а тот с Юлой со Станколита, а та нашла подходящего парня. Он содержал в Братцеве секретный подземный бар, слыл рисковым человеком и очень нуждался в медицинском спирте. А спирт Гвоздь давным-давно припас в количестве трех литров и с тех пор не трогал.

Парня звали Кореец, никто не знал его настоящего имени, в том числе и он сам.

Наверное, дельный был парень. Он сдержал свое слово и честно ждал в назначенное время Даню с Гвоздем на той стороне канала, у самого причала.

Беда только в том, что Кореец не мог работать проводником: его тело лежало в луже крови, а ноги и руки отгрызли оборотни. Два их трупа валялось неподалеку…

…Утро выдалось холодным. Гвоздь, ежась, выпрыгнул из тягача, поднял воротник куртки, сунул руки в карманы. Даня как будто не замечал ранних октябрьских заморозков. Он подошел поближе к телу, наклонился и закрыл Корейцу глаза.

– Мертв? – спросил его мастер.

– Мертвее не бывает.

– А эти твари… может, они еще здесь, поблизости.

Генерал ответил с досадой:

– Ты ж сам на тягач систему наблюдения ставил!

– И что? Разве ты смотрел на экраны, когда мы наружу полезли?

– Глянул.

– Глянул он! С большим вниманием надо к технике относиться!

– Не нуди, старик. Семья из трех особей, ближайшая находится сейчас на расстоянии тысячи двухсот метров от нас. К тому же они сейчас сытые, наше мясцо их не интересует.

Гвоздь только запахнул куртку, отвечать не стал. Даня походил вокруг тела, привыкая к неприятной мысли о том, что сейчас придется рыть землю, терять время, искать новые варианты… Потом оторвался от своих командирских печалей, глянул на мастера и сказал:

– Хорош зубами стучать! Лезь внутрь, следи за обстановкой. А мне выкинь этот… легендарный артефакт.

Гвоздь не заставил его повторять приказ. И четверти минуты не прошло, как «легендарный артефакт» шлепнулся на землю с глухим стуком. Даня взял его в руки, чувствуя священный трепет. «Не понимаю, блин, чего эту фигню Эмэсэлом зовут? „Эм“ – понятно, „малая“. „Эл“ – тоже понятно, „лопата“. А вот про „эс“ нет ясности: что значит „сперная“? Спереть с помощью лопаты ничего не получится. Или лопату надо было спереть, и тогда ты переходил из разряда малолеток в разряд бойцов?» Гвоздь когда-то вытащил из арсенального чулана такую же и понес про нее такую пургу, хоть уши дерьмом затыкай! Мол, была в незапамятные времена, сразу после потопа (какого, мля, потопа?), супермогучая команда Непобедимая и Легендарная Красная Армия. Генералом у них был Жуков, а каждому бойцу давали такую хреновину. «Раз артефакт использовали в легендарной команде, значит, – говорил Гвоздь, – он и сам легендарный». На вопрос Тэйки, куда делась Непобедимая и Легендарная, находчивый мастер ответил в духе, мол, она сначала познала в боях радость побед, а потом куда-то совершенно исчезла. В один день. Это одна из загадок древности… Катя, слушая Гвоздя, подозрительно похихикивала, и от нее Даня потом узнал, до чего же Гвоздь – врательский враль. Оказывается, Непобедимую и Легендарную возглавлял генерал Ленин, и Эмэсэл служил знаком его власти над Армией…

Земля неожиданно легко поддавалась усилиям генерала, она еще не превратилась в стылую твердь. Заровняв могилу, чтобы даже холмика не осталось, Даня отыскал булыжник поплоще и выцарапал на нем три слова: «Неподалеку лежит Кореец». А потом швырнул камень в воду. Если могилу разроют оборотни, они всего-навсего дожрут мертвечину, а если люди, то могут еще и обворовать. Даня знал, что это нехорошо, однако не знал почему, – видно, в детстве объяснил второпях кто-то из родителей, – но теперь он твердо придерживался принципа: свои покойники неприкосновенны. О чужих – другой разговор.

Даня, изрядно продрогнув, забрался в тягач и велел Гвоздю:

– Давай сходи к нему, скажи над могилой какие-нибудь красивые слова. Он ведь наш, и не должен уйти просто так.

Мастер кивнул.

Встав над темным пятном свежеперекопанной земли, Гвоздь задумался. Как проводить человека, о котором ничего не знаешь?! Впрочем, не совсем ничего.

– Кореец, я недавно говорил с Даней, это генерал одной команды и мой друг по совместительству. У него есть принцип: «Этот мир держится на слове, и слово должно быть прочнее стали». Скорее всего, Даня прав. И ты умер ради крепости своего слова. Ты остался здесь, хотя мог бы, наверное, убежать от оборотней. Не знаю, где ты сейчас, и я не имею ни малейшего представления, что ждет всех нас за порогом… Но если там есть какой-нибудь суд над нами, пусть твоя верность слову тебе зачтется. Прощай, Кореец, мы исполнили свой долг. Пусть земля тебе будет пухом.

…Третий час тягач на сверхмалой скорости преодолевал гиблую полосу развалин. По старой карте тут должно было быть Ленинградское шоссе, а по воспоминаниям Гвоздя – проход на проходе, и все широкие, торные… В реальности же глубокие овраги прорезали беспорядочные нагромождения развалин, раскуроченные жилы труб пялились пустыми глазницами на тусклое небо, остовы горелых бронетранспортеров и грузовиков тут и там перегораживали путь. Посреди этого глухого убожества в гордом одиночестве стоял целехонький фонарный столб.

В яме, почти доверху заполненной ярко окрашенными железяками, оставшимися от бензозаправки, лежал раскуроченный корпус вертолета Ми-24, и через пробоины было видно, как пожилая упырица с фиолетовой рожей, взбесившись от первых холодов, упрямо таранит лбом останки приборной панели. Вампиры любят тепло, и дыхание зимы приводит их в состояние неконтролируемого гнева суток на десять. Потом большинство из них вымирает, а наиболее крепкие впадают в подобие медвежьей спячки. С ноября по март дееспособность сохраняет один из ста упырей, и у такого монстра лучше не становиться на пути. Летом рождаются вампирятки, к осени все они становятся взрослыми особями, и поредевшее упырье племя, таким образом, восстанавливает численность… до зимы.

– Да мы так до вечера и половины пути не осилим, – ворчал Даня.

Мастер в ответ лишь пожимал плечами. Возможность вынужденной задержки они предусмотрели заранее и всем необходимым запаслись, как следует. Но лучше бы им не останавливаться на ночевку в незнакомой части города. Кто знает, чье внимание они тут привлекут…

Наконец, Гвоздь отыскал приемлемый проезд, и Гэтээс счастливо прорвался к бывшей железнодорожной платформе Братцево. Пластикатные шпалы здесь давно растащили на топливо для самодельных печек, а рельсы разбросаны были так, словно великан когда-то прошел тут, поминутно вытряхивая груды стальных спичек из гигантского коробка.