Команда кошмара

— Да вы офонарели, — потрясенно сказал я, уволочив обоих скандалистов в комнату отдыха, — Вы что, мать вашу, устроили?

— Руки, Изотов! Убрал немедленно! — дёргалась в моей хватке писательница.

— Отпусти-те! — пыхтел нежно взятый мной за шею художник, — Это не ваше дело!

— Вы оба, с ног до головы, моё дело! — встряхнув обоих, я позволил им устроиться на диване, — А теперь, еще раз — что за парад говнометания вы учудили?!

— Вы что, собираетесь совать нос в каждый аспект нашей жизни? — Сумарокова продолжала держать оборону, — Обойдетесь, юноша!

— Даже так? — вздёрнутой брови под маской не было видно, но тоном я передал достаточно, — Тогда мы с вами слегка изменим правила игры. У вас у обоих есть кое-что, невероятно для вас важное, но совершенно ненужное мне. Я могу это сломать, полностью уничтожить. А затем мы продолжим разговор. Чтобы вы не гадали — я говорил про указательные пальцы ваших правых рук. А еще я могу снять маску…

— Вы не посмеете! Не посмеете! — Конюхов умудрился взять новую высоту в визге.

— Это очень ошибочное предположение…

Калечить их я не хотел, а хотел вывести на чистую воду. Что, в итоге, получилось без всякого труда, потому как угрозу я воистину нашёл страшную что для одного, что для второй. В общем, без лишних слов, эти два деятеля искусства собирались соскочить с операции при помощи скандала — привлечь внимание общественности к чему-то мутному, происходящему с их, народом, любимыми артистами, засветиться посильнее, стать неудобными для дальнейшего хода операции. А там, глядишь, получится вывернуться в чистую жизнь, что куда лучше, чем участвовать в ликвидации особо опасных преступников.

Таким макаром эти двое и помирились там в лесу, договорившись действовать совместно на интервью, о котором знали заранее. Но они не знали, что это будет не прямой эфир…

— Идиоты, — характеризовал я обоих, отворачиваясь к двери, — Тупые, самодовольные, ограниченные, бесполезные идиоты. Вы не способны адекватно воспринимать окружающих, не способны договориться между собой, не понимаете даже, на что подписались и с кем договорились.

— Щенок, да как ты смеешь! Я известна на весь ми…

Конюхов только всхлипнуть успел. Ну да, знаю, я очень красивый. Буквально дыхание перехватывает, когда видишь в первый раз.

— У меня нет ни времени, ни сил, ни желания возиться с вами двумя, — проговорил обернувшийся я, держа в руках свою полумаску, — Теперь вы оба на испытательном сроке длиной ровно в две недели. Больше нельзя, я попросту не сумею обратить эффект своего милого личика. Шаг влево, шаг вправо… считаю за побег, прыжок на месте — за попытку улететь. А теперь встали, вытерли сопли, и пошли давать нормальное человеческое интервью.

…и вот после этого мы еще целых четыре раза переснимали это проклятое интервью. Перед последней, наконец-то успешной попыткой, писательница попыталась меня убить, вызвав в комнате отдыха из небытия всех четверых своих полупрозрачных «героев», но кратковременный переход в туман и поднятие самой Акриды за шею в воздух моментально остудили пыл её помощников. Это её, в принципе, и подломило. Дальше всё пошло как по маслу, потому как Конюхов был готов изначально.

— А еще вы оба теперь будете нормально питаться и заниматься полезными упражнениями, — злорадно заявил я, загоняя обоих придурков в машину, — В ином случае я не гарантирую, что вы будете физически способны снять моё воздействие. Для этого придётся много двигаться. Очень много.

— Проклятый рабовладелец… — жалобно всхлипнула расклеившаяся писательница, раскидываясь по заднему сиденью в позе умирающей лебеди. Скорчившийся Глаз, которого била мелкая дрожь, ей не мешал.

— Я очень рад, что у вас хватило мозгов вообще понять, что я сделал и что вас теперь ждет, если будете маяться дурью, — чистосердечно ответил я.

Вообще, очень сложная штука эта ваша мотивация в стране развитого советского социализма. К примеру, Вася работает дворником и получает 80 рублей. Петрович слесарем и получает 120. Евгений Егорыч научным сотрудником и имеет 200, а также ответственность, отчетность, авторитет и положение в научном обществе. Но если человек платит три-четыре рубля коммуналки и ему одному, в принципе, вполне комфортно живется на 60 рублей (именно одному, не семье), то мы имеем картину, в которой Евгений Егорыч может запросто уйти в дворники. Или в слесари. Ты его просто не остановишь, не задержишь, не уговоришь. Нечем.

Что в итоге? Людей невозможно мотивировать, когда это надо. Будь у того же Петровича ипотека, семья, кредиты — то от него можно было бы ожидать трудового подвига, когда это надо. Его можно было бы как мотивировать, так и удержать без применения такой ненадежной и зыбкой субстанции как идеология. Да и она скоро начнет постепенно помирать. Я точно знаю, что делает Интернет с обществом. А он грядёт, это уже не остановить. В итоге большая часть амбициозных, умных, проницательных «Егорычей» получит возможность увидеть и понять, как живут другие люди. Насколько их оплата адекватна их труду. Поймут и средние «Петровичи», уйдя в другие отрасли, а вот «Васи» станут новым идеалом между «объём труда» и «полученное вознаграждение».

Мотивация в капитализме дает куда меньше осечек. Не являюсь сторонником чего бы то ни было, просто кручу баранку, потею и чувствую себя отвратительно, загнув двоих людей в ту позу, в которой они мне нужны. Хорошо хоть сам на интервью отделался лишь малой кровью, рассказав о житье-бытье студента в Стакомске, но это было предусмотрено. Для Первого канала нормальную программу мы будем откатывать в Твери…

Так и поехали с этими мыслями дальше, под обиженное бубнение двух изнасилованных в самолюбие персонажей.

…брали меня грамотно. Один гаишник, высунувшийся из-за автобуса, махнул полосатой палкой, я остановился, вышел с документами, а затем очень ловко был пойман в наброшенный сзади двумя одетыми в гражданское людьми КАПНИМ. Прямо прекрасно исполнено, ничего не могу сказать. Вот подхожу, вот у «гаишной» шахи стоит сам милиционер и пара скорбно ворчащих типов, а вот они, пользуясь моментом, выдёргивают с заднего сиденья активированный костюм, очень даже опытно защелкивая его у меня на запястьях. Я даже клювом клацнуть не успел, как эти два товарища уже защелкнули замки экзоскелета на поясе и на ногах.

— Мужики, вы ох*ели? — спокойно спросил я, не делая попыток убить окружающих, — Я сержант КГБ, при исполнении…

На этом моменте мне попытались оформить в лицо. Опять-таки молча и профессионально. Лицо я убрал, но от ответных действий воздержался, и правильно сделал — из автобуса высыпало аж восемь омоновцев, вооруженных до зубов и серьезных как бобры на переправе, тут же принявшихся меня затаскивать внутрь, как самого дорогого гостя. Сопротивляться я не собирался, но комментировать насколько все «ох*ели» вокруг — комментировал. Негромко и внушительно.