Команда Смайли

Смайли согласился: мол, да, похоже, что так.

– Вам потребуются люди. Няньки, осведомители – все запретные игрушки. Не обсуждайте этого со мной, находите их сами. Вот деньги – другое дело. Я сумею не один год прятать вас в финансовых отчетах при том, как работают эти клоуны из Казначейства. Только скажите мне, когда, сколько и где вам понадобятся деньги, и я разыграю для вас Карлу и подделаю отчеты. А как насчет паспортов и всего прочего? Не нужны адреса?

– Я думаю, справлюсь, благодарю вас.

– Я стану следить за вами денно и нощно. Если заговор не удастся и разразится скандал, я вовсе не жажду, чтобы меня потом упрекали, что я не установил за вами наблюдение. Я прямо так и скажу: я подозревал, что вы пойдете по следу Владимира, и решил на всякий случай не спускать с вас глаз. Скажу, что катастрофа произошла из-за того, что выживший из ума шпион предпринял личное расследование.

Смайли нашел эту идею хорошей.

– Многого я делать не стану, а вот прослушивать ваш телефон, вскрывать вашу почту и, если уж очень захочется, поставить «жучков» вам в спальню придется. Собственно, мы уже слушали вас в субботу. Безрезультатно, но чего же тут и ждать.

Смайли сочувственно кивнул.

– Если ваш отъезд за границу покажется мне поспешным или таинственным, я о нем сообщу. Мне нужна также легенда для прикрытия ваших визитов в канцелярию Цирка. Вы будете там появляться вечером, но вас могут узнать, а я вовсе не хочу, чтобы на этом меня поймали.

– Был в свое время проект написать историю Службы, заказав ее кому-то из сотрудников, – поспешил на выручку Смайли. – Не для печати, конечно, но своего рода последовательное изложение событий, с которым могли бы знакомиться вновь поступившие и некоторые службы связи.

– Я пришлю вам на этот счет официальное письмо, – подхватил Эндерби. – И помечу каким-нибудь чертовым задним числом. Если вы преступите свои полномочия, находясь в здании, – не моя в том вина. Этот малый в Берне, про которого упоминал Киров. Советник торгового представительства Григорьев. Тот малый, который получает из банка наличные?

Смайли, казалось, погрузился в раздумье.

– Да, да, конечно, – словно очнувшись, сказал он. – Григорьев?

– Я полагаю, он ваша следующая цель, да?

По небу пролетела падающая звезда, и секунду оба наблюдали за ней.

Эндерби вытащил из внутреннего кармана сложенный лист бумаги:

– Вот родословная Григорьева, насколько нам известно, он совершенно чист. Один из немногих. Преподавал экономику в каком-то большевистском университете. Жена – старая ведьма.

– Благодарю вас, – вежливо произнес Смайли. – Очень благодарен.

– А пока вы располагаете моим ничем не подтвержденным благословением, – подвел итог Эндерби, когда они направились назад, к дому.

– Благодарю вас, – снова повторил Смайли.

– Мне очень жаль, что вы стали объектом имперского вероломства, но сейчас такое сплошь да рядом.

– Ничего страшного.

Эндерби приостановился, позволяя Смайли нагнать его.

– Как поживает Энн?

– Хорошо, спасибо.

– Сколько времени… – Он явно вышел из своей роли. – Скажем так, Джордж, – продолжал он, с наслаждением вдохнув ночной воздух, – вы разъезжаете по делу или ради удовольствия? Что из двух?

Смайли тоже помедлил и ответил также уклончиво.

– Я никогда не думал об удовольствии, – произнес он. – Или, пожалуй, о разнообразии.

– У Карлы так и осталась ваша зажигалка, которую вам подарила Энн? Это правда, да? В тот раз, когда вы беседовали с ним в Дели, пытаясь убедить перейти к нам, говорят, он взял вашу зажигалку. Она все еще у него, да? И он ею все еще пользуется? Малоприятная, по-моему, штука, меня, во всяком случае, это изрядно раздражало бы.

– Обычная зажигалка «Ронсон», – откликнулся Смайли. – Однако их делают очень прочными, правда?

И они расстались, не прощаясь.

ГЛАВА 20

Несколько недель после встречи с Эндерби Джордж Смайли пребывал в сложном и изменчивом настроении – в зависимости от рода занятий. Он не был в ладу с самим собой, он ведь, образно говоря, был человеком неоднозначным – все зависело от стоявшей перед ним цели. Охотник, отшельник, любовник, одинокий мужчина в поисках самоутверждения, проницательный участник Большой игры, мститель, человек, полный сомнений, ищущий подтверждения своей правоты, – Смайли поочередно выступал в этих обличиях и порою не в одном, а сразу в нескольких. Те, кто вспоминал его потом, – в том числе старик Мендель, бывший полицейский, один из немногих, кому поверял свои мысли Смайли; некая миссис Грей, хозяйка скромного пансиона только для джентльменов в Пимлико, который из соображений безопасности Смайли сделал своей временной штаб-квартирой, или Тоби Эстерхейзи, иначе Бенати, известный торговец арабским искусством, – каждый по-своему описывал его появления неспроста, его спокойствие, экономное использование слов и взглядов, и каждый описывал это в соответствии с тем, насколько хорошо знал его и какое положение занимал в жизни.

Мендель, мрачный, наблюдательный, прихрамывающий мужчина, увлекающийся разведением пчел, напрямик заявил, что Джордж готовится к большой схватке. В свое время Мендель в качестве боксера-любителя выступал за средний вес от дивизиона и утверждал, что распознает признаки кануна схватки: этакая подобранность, одиночество и так называемый «стеклянный глаз», свидетельствующий, что у Смайли «чешутся руки». Судя по всему, Мендель время от времени приглашал его и кормил; однако, будучи весьма наблюдательным от природы, он не мог не заметить в Смайли и другого: озадаченности, часто прикрываемой нежеланием общаться; привычки ускользать из компании под первым попавшимся предлогом, как если бы сидеть на месте ему вдруг стало невмоготу, как если бы ему необходимо было подвигаться, чтобы бежать от себя.

Своей хозяйке, миссис Грей, Смайли просто казался человеком, пережившим какое-то горе. Она ничего о нем не знала, кроме того, что фамилия его – Лоример и по профессии в прошлом он – библиотекарь. Но остальным постояльцам она заявила, что он пережил потерю, потому и оставляет не съеденным бекон, потому мало сидит дома и всегда выходит один и потому спит при свете. Он напоминал, говорила она, ее отца, «после того как мамы не стало». И значит, проницательности миссис Грей не занимать, ибо на Смайли и вправду тяжким грузом лежали два жестоких убийства, хотя это ничуть не сковывало его активности, а, скорее, наоборот. Она справедливо называла его и нерешительным, постоянно менявшим мнение по поводу разных мелочей: Смайли, как и Остракова, обнаружил, что несущественные решения даются ему все труднее и труднее.

А вот Тоби Эстерхейзи проявил большую информированность в оценке поведения Смайли, естественно, окрашенную его, Тоби, волнением по поводу того, что он снова участвовал в деле. Перспектива разыграть Карлу «за большим столом», как Тоби упорно это называл, превратила его в нового человека. Мистер Бенати стал настоящим деятелем международного масштаба. Целых две недели он обходил темные закоулки самых убогих городов Европы, проводя смотр своей необычной армии сданных на свалку специалистов – карманников, воров звуковой техники, шоферов, фотографов, – и каждый день, где бы он ни находился, ему звонил Смайли по телефонам, расположенным невдалеке от пансиона; пользуясь заранее обговоренным кодом, он сообщал о том, как подвигается дело. Если Тоби проездом оказывался в Лондоне, Смайли ехал в отель при аэропорте и снимал с него показания в одном из ставших уже знакомыми номеров. Джордж, заявил Тоби, превратился в этакого летучего голландца, он «flucht nach vorn», чего никто толком не сумел перевести. Буквально это означает «вырывается вперед» и, безусловно, подразумевает состояние отчаяния, но также и ожидание удара в спину, а возможно, и то, что человек окончательно сжег свои корабли. В чем, собственно, заключалась эта слабость Смайли, Тоби описать не мог.