Командарм
Шрифт:
Троцкий дочитал документ и снова коротко взглянул на молча стоявшего неподалеку Кравцова. Стекла пенсне, казалось, налились холодной голубизной.
— Значит, вы тогда завербовали Микояна. — Не вопрос, констатация факта, и едва скрываемое гневное раздражение в тоне.
— Пришлось, — не вдаваясь в подробности, ответил Макс.
— Но он член ЦК! — А теперь в голосе Троцкого слышался неприкрытый гнев.
— Я знаю, — кивнул Кравцов. — И поэтому мы больше к Анастасу Ивановичу не обращались.
— А это? — кивнул на следующий документ Троцкий.
— А это сообщил сотрудник охраны дачи в Сухуми…
Сентябрь 1923, Сухуми: Сталин,
— Ничего нового я из этого не узнал… — Троцкий отложил папку и смотрел на Кравцова, словно ожидал от него объяснений, впрочем, возможно, и ожидал. — А это вообще смешно! — брезгливо, двумя пальцами приподнял он пожелтевший лист бумаги с плохой, выцветшей машинописью.
Последний документ, и в самом деле, был из разряда "как посмотреть". Если честно, ерунда. Ну, было там что-то между Джугашвили и Охранкой, вопрос — у кого не было? У всех, кто долго работал в подполье, что-то подобное хоть раз, а нарисовалось. Для того чтобы такое случилось, совсем не нужно становиться предателем… Но, если стоит задача погубить репутацию, то все средства хороши. И эта бумажка не худшее из них. Она хотя бы не фальшивая, а вот дело на Рашель Кайдановскую липовое, но если Котовский даст ему ход…
"То я убью его собственными руками…"
— Может быть, и смех, — пожал он плечами. — Вы, Лев Давыдович, член Политбюро, вам виднее. Но у меня еще есть. — И он достал из кармана еще один, последний на данный момент документ — три странички машинописного текста, сложенные вчетверо.
— Что это? — прищурился Троцкий.
— Доклад о конспиративной встрече между председателем ГПУ Дзержинским и председателем СНК Сталиным, и о приказах, отданных председателем ОГПУ сразу после окончания встречи. Секретных приказах…
— Что ж… — Троцкий выглядел… Растерянным? Возможно. Но, вернее сказать, смущенным.
— Но вы понимаете, что Россией не может руководить еврей! — Сказал, как выплюнул. Не любил говорить на эту тему, но иногда приходилось: революционная практика зачастую сильно отличается от теории.
— Я это уже слышал. — Кивнул Кравцов. — Мне Владимир Ильич рассказывал. Все сокрушался, какой вы недальновидный.
— Вы переходите рамки приличия, товарищ Кравцов, — нахмурился Троцкий. Было очевидно, слова Макса его уязвили.
— Лучше так, чем пулю в затылок.
— Боюсь, вы сгущаете краски, — поморщился Троцкий и, отвернувшись, закурил. Получилось это у него как-то непривычно поспешно, нервно. Ну, не двужильный же он, в конце концов!
— Хорошо, — после длинной паузы сказал Троцкий. — Что вы предлагаете?
— Муралов поднимет войска округа. Причина самая что ни на есть объективная — опасения по поводу возможных волнений… в городе и гарнизоне. Тем более, в преддверии Партийной конференции… Вызовите к себе Лашевича, поговорите с ним по-дружески… Мне кажется, в нынешней ситуации Михаил Михайлович будет скорее за вас, чем против. Бубнов на вашей стороне, Смирнов полагаю тоже, хотя и не без игры в щепетильность. Крестинский?
— Думаю, Николай Николаевич скорее поддержит меня, чем Каменева или Сталина.
— Лев Давыдович, вам следует, не откладывая, переговорить с Рыковым. В конце концов, в Гражданскую вы неплохо сработались… Разногласия имеются, но он лучше других понимает значение кооперации
и финансовых механизмов управления. И взгляды на крестьянский вопрос у него умеренные…— Конструкция из двух элементов нестабильна, — покачал головой Троцкий. — Рыков не Ленин.
— Серебряков, — предложил Кравцов, внутренне содрогаясь от собственной наглости. Сейчас он вершил историю, что, разумеется, могло выйти ему боком. Но могло и не выйти… — Он достаточно самостоятельная фигура.
— Серебряков. — Кивнул Троцкий. — Отдать ему НКПС… Хотя, нет… Не стоит настраивать против себя Феликса…
"Дзержинский не проблема… Впрочем, посмотрим".
— А его настраивай или нет, — сказал он вслух. — Все одно он не ваш…
— ОГПУ трогать пока нельзя. — Покачал головой Троцкий. — Может быть, позже. А в Питер пошлем Склянского. Эфраим Маркович член ВЦИК и ЦК, входит в Оргбюро ЦК — вполне подойдет и для Петросовета и для партийной организации. Но нам еще нужен будет новый Наркомвоенмор…
"Нам", — отметил Кравцов с осторожным оптимизмом.
— Как думаете, Макс Давыдович, что если мы предложим на этот пост Владимира Александровича?
Что ж, Антонов-Овсеенко представлялся прекрасной кандидатурой: старый член партии, профессиональный военный, отлично показал себя в Гражданскую на Украине, долго был начальником Политуправления РККА. В двадцать четвертом Владимиру Александровичу пришлось уехать послом в Прагу, но почему бы и не вернуться теперь в ЦК и на значительный пост? Тем более, он сейчас уже должен быть в Москве, как делегат партконференции…
— Я не решаю, — осторожно сказал Макс.
— Но я ведь вас спросил! — Троцкий снова смотрел ему прямо в глаза.
— Я "за", — коротко ответил Кравцов и сразу же добавил. — И вот еще что… Если уж вы со мной советуетесь, я бы поддержал сторонников наркома. Они, в основном, люди неплохие и к вам лояльные. Или будут лояльными при отсутствии другого лидера. Тот же Авксентьевский, например, или Якир. Но вот Котовского следует из Москвы убрать, он за спиной Фрунзе вел переговоры со Сталиным и меня к тому же склонял.
— Не поддались? — холодно усмехнулся Троцкий, и это был хороший знак. Похоже, предреввоенсовета все-таки решился.
— Не поддался. Разрешите, идти?
— Идите! — Кивнул Троцкий. — И… Спасибо, Макс Давыдович!
"На спасибо водки не купишь…"
В управление он поехал кружным путем. Заскочил на "пост три" — следовало поднять по тревоге "внешних" оперативников, то есть тех сотрудников, кто никогда не светился в главном здании, и на конспиративную квартиру в Сивцевом Вражке — Кравцову позарез нужны были сейчас Виктор Колядный и его "Группа Ноль". Но тревогу, как выяснилось, успели объявить и без него. Юревич, чудом оказавшийся ночью в Управлении, дал отмашку своей властью, решив — и тут он был абсолютно прав — что береженого и бог бережет. Ну, а "общая тревога" еще в двадцать втором году разрабатывалась именно на такие чрезвычайные ситуации. В Федоровском подворье усилили охрану, оповестили делегатами связи и телефонограммами сотрудников, и сделали еще тысячу и одно дело, если, разумеется, оно — это дело — было прописано в положении о "Тревоге Первой категории". Поэтому и Виктор Стецько, звавшийся по нынешним временам Николаем Колядным, уже покуривал за стаканом крепкого чая в ожидании то ли "последнего и решительного", то ли "всем отбой!".