Командир
Шрифт:
– Это я вас слушаю, – медленно проговорил Хром.
Александр, тяжело оперевшись на стол, смотрел прямо в лицо мага. При этом ни о чём не думал, оставил только ощущение уверенности в себе, а в остальном просто давил своим видом. Сознательно. И добился своего. Борисов потерял налёт надменности и второй раз за день растерянно спросил:
– Я, признаться, не понимаю…
– Я вот тоже не понимаю. Мы ведь вроде с тобой договорились, Серёжа?
– Что-о?
Главный маг Города явно чувствовал себя неуютно. Хром же наоборот – пребывал в состоянии спокойной уверенной отрёшенности. Он в любой момент мог сделать с сидевшим перед ним человеком
И тут маг не выдержал: инстинктивно отшатнулся в кресле, и Хром почувствовал ткнувшееся в затылок холодное щупальце. Секундное напряжение – «щупальце» пропало. Хром расслабился. Оставил разум таким же свободным от мыслей. Вместо того чтобы нервничать, спокойно потянул «Стечкин» из кобуры.
– Чт-то в-вы делаете? – заикаясь, спросил Борисов.
При этом он сложил руки на груди. Готовил заклинание? Это сейчас было неважно.
– Что я делаю? А как называется то, что сделал ты? Проник в мой мозг? Мысли хотел мои прочитать? Не получилось? – почти с естественным сожалением сказал Хром. – А вот у меня получится. Пуля без проблем проникнет в твою голову. Досадно только, что вылетит наружу вместе с твоими мозгами. Такое кресло замарает.
– Александр Михайлович, вы что?!
– Молчать! С руками что делаешь?! Чары наводишь?! Ну-ка быстро руки в стороны! Или проверить захотел, что быстрее: магия или пуля?
Борисов быстро поднял руки вверх. Он смотрел то на ствол пистолета, то в глаза коменданту. И ничего не мог сделать. В смысле хоть немного использовать магию. Этот долбаный спецназовец давил на него. Непонятно чем, непонятно как, но он давил, и маг даже не мог применить собственные силы, чтобы привести мысли в порядок. Привычные чары обаяния и харизмы улетучились в никуда.
– Ты знал о поступке Никодима? – рыкнул комендант.
– Нет.
Палец на спуске дёрнулся.
– Догадывался, – отчаянно выкрикнул Борисов, – вернее, догадывался, что у них с Олькой что-то нечисто. Но, если бы я был в этом уверен, я бы сам ему запретил. Ну на фига мне это нужно, Александр Михайлович?
– Молчать! Ты сам такое делал?
– Я… да, раньше. На Большой Земле. Сейчас перестал. Я верный гражданин Колонии.
Борисов закрылся и отвернулся, только чтобы не смотреть на пистолет.
– Кто написал заявление на твоего сотрудника? Родня могла?
– Я не знаю… честно. Я не в курсе. Но я разберусь.
– Конечно, разберёшься, – железным тоном сказал комендант и спрятал «Стечкин» в кобуру.
Борисов взглянул в его глаза, холодные, голубые, и содрогнулся от силы, спрятанной за ними. И руки опускать не рискнул.
– Вот что, Серёжа, мне нужно, – спокойно, но твёрдо сказал Хром. – Первое: чтобы были найдены те люди, которые могли копать под Иванова. Второе: после возвращения из рейда мы найдём всех твоих магов, которые вот так вот шалят, и примерно накажем. Для твоего Никодима я уже придумал наказание, и поверь, оно ему очень не понравится. Ты ведь не хочешь оказаться на его месте?
Борисов помотал головой.
– Ну вот и ладно, мы нашли общий язык. Теперь ты будешь делать что я скажу, дышать как скажу. А если вздумаешь крутить, – Хром взял мага за отвороты шикарного пиджака, приподнял с кресла, – не обижайся, Серёга, если вздумаешь крутить, это будут последние минуты твоей жизни.
Александр мысленно усмехнулся. Интересно, волшебник понял, что это цитата из одной хорошей книги про спецуру [7] ?
И разжал кулаки. Чародей плюхнулся в кресло.7
«Момент истины» (в августе 44-го).
– До встречи.
Комендант вышел из кабинета, а Борисов ещё минут пять успокаивал сердцебиение коньяком.
Уже на улице Хрому стало не по себе. Усталость навалилась, лёгкое головокружение.
– Вам помочь? – участливо спросил один из сопровождавших коменданта контрразведчиков.
– Нет, я, пожалуй, сам пройдусь по снежку.
Сумерки, чистый воздух, и только хруст снега под берцами нарушал тишину. Дома у Северной стены ветхие, деревянные, но двухэтажные. Такие большие бараки на удивление крепко противостоят морозам. Уличного освещения практически нет, полно тёмных дворов и закоулков. Идти можно было только по проторенным жителями тропам, которые порой приводили в изрядно загаженные тупики.
Хром шагал, и состояние его было, прямо скажем, хреновое: неровное сердцебиение, лёгкий тремор, головокружение. Налетит сейчас какой-нибудь лихой парень из темноты с дубиной – и не факт, что Хром сможет от него отбиться. Хотя отбиваться и не придётся – пистолет всегда при себе. И ещё Хром знал, что те двое контрразведчиков идут за ним по следу. Не оставят коменданта в беде, если что.
«Что со мной такое, – думал Хром, – может, Борисов бросил какое заклинание? Нет, не мог он мне ничего сделать».
Спроси у него сейчас кто-нибудь, откуда такая уверенность, Хром не смог бы сформулировать ответ. Просто знал, и всё. И шёл, надеясь, что его состояние пройдёт само.
Вдруг сердце схватило ледяными когтями, боль отдалась в виске. Хром схватился за грудь и опустился на колено в сугроб.
– Что с вами? – послышался нежный девичий голосок. – Вам плохо?
Тёплая ладошка коснулась шеи. Александр вскинул голову:
– Таня?! – и про себя: «Уж не глюк ли?»
Девочка изумилась не меньше Ахромеева. И ладонь тёплая. Нет, глюк таким достоверным быть не может.
– Александр Михайлович, вы… вы плохо себя чувствуете?
– Нет, всё уже хорошо.
Хром поднялся. Боль и правда ушла, даже головокружение прекратилось. Только штормило немного.
– Перетрудился немного, пойду я, пожалуй.
– Ни в коем случае. Я вас не отпущу. Вам отдохнуть надо, в тепле посидеть. Мало ли что может сейчас случиться. Вы нам здоровым нужны. Идите со мной, до моего дома десять шагов всего. Идёмте скорее.
И Ахромеев согласился. Уж очень хотелось немного отдохнуть в тепле и уюте, а Таня уговаривала с такой готовностью и честностью, что отказать было стыдно. И глаза такие преданные, внимательные. Смотрит, будто ожидает чего-то, любой просьбы, чтобы выполнить её… для тебя.
Тащить себя на плече аки медсестричке раненого солдата Хром не позволил, но Таня тянула его за руку, при этом поддерживая, так что часть веса всё равно на себя переложила.
Жила семья Камышовых на втором этаже.
– Мама, иди скорей, у нас гости, – крикнула Таня, входя в квартиру.
Но первым подбежал тощий белобрысый паренёк. Посмотрел внимательно: не так, как сестра, а словно чтобы удостовериться в чём-то. И молча умчался по своим делам.
– Это братик, Никитка, я про него рассказывала. А вот мама, Наталья.