Командировка в ад

— Здравствуй, милая! — заулыбался ей Несвицкий. — А мы тут раздаем слонов. Тебя я тоже не забыл.

Подойдя к жене, он накинул ей манто на плечи и, обняв, шепнул на ушко:

— Скучал по вам, любимая!

Он расцеловал супругу в щеки, в губы.

— Не очень ты спешил к семье, — вздохнув, ответила Марина. — Теперь подлизываешься с этой шубой. Норка, голубая? — спросила, поднеся к глазам рукав манто.

— Silver blue, — кивнул Несвицкий. — Королевское манто, для греческой принцессы шили, но я перекупил, поскольку нефиг. У меня своя принцесса дома.

— Врешь ведь? — хмыкнула Марина.

— Я?! — Несвицкий возмутился. — Да честней меня нет человека в мире!

Возразить Марина не успела. Набежали дети и стали хвастаться игрушками. Сын держал в руках машинки — и сразу две, а Маша — куклу в подвенечном платье. Пришлось Марине похвалить подарки, сказать им, что игрушки замечательные. Довольные ребята убежали, а супруга упрекнула Николая:

— Зачем им сразу все отдал? По одной бы лучше было. Теперь все разбросают.

— Пускай, — Несвицкий улыбнулся. — Зато какое счастье детям! Сама же видела.

— Ох, Коля! — Марина обняла супруга и прижалась щекой к его щеке. — Так по тебе скучали! А ты не ехал…

— Дела не отпускали, — сообщил Несвицкий. — Там тысячи больных, и без меня они б не выжили. Сама же врач, прекрасно понимаешь.

— Ты, значит, просто их лечил? — Марина отстранилась. — А кто мосты взрывал, сбивал там вертолеты?

— Не я.

— Не ври! Сама в газетах прочитала.

— Нашла кому поверить — журналюгам. Они соврут — недорого возьмут.

— Коля!

— Нет, честно, — он делано обиделся. — Сидел в больнице, чаровал раствор и плазму и никого не трогал.

Она насупилась.

— Марина, Николай, — к ним подошла Антонина Серафимовна. — Попейте чаю. Возьмите бутерброды, сладости.

— Вот это правильно, — одобрил Николай. — Есть хочешь, дорогая? А я проголодался.

— Ладно, — Марина сбросила манто на руки няни. — Ну, чай так чай.

Няня увела детей, оставив их одних. Едва присели, как из-под дивана вылез Барсик и, подбежав к столу, требовательно мявкнул.

— Сначала тапочек отдай, — сказал ему Несвицкий. — Грабитель…

Кот призадумался, затем метнулся под диван и возвратился с тапочком в зубах, положил его у ножек стула Николая.

— Вот это правильно. Держи.

Несвицкий сунул ему ломтик ветчины. Кот взял его зубами и гордо удалился под диван.

— Что это было? — фыркнула Марина.

— Да тапочек стащил, котяра. Для Миши приобрел на сдачу.

— Он снова украдет, — Марина засмеялась. — Кот обожает меховые вещи.

— Лишу обеда.

— М-мяу! — возмущенно раздалось от дивана.

— Поговори мне! — пригрозил Несвицкий.

— Пей чай, — Марина прыснула. — Раз ты голодный…

Пока муж занимался бутербродами, супруга не сводила с него глаз.

— А ты помолодел, — заметила, когда тарелка опустела. — Ожог с пропал с лица. Борис мне говорил, что там у вас курорт, а я не верила. Считала, что это командировка в ад.

— Борис не врет, — Николай отпил из чашки. — Чистейший горный воздух, отличная еда и дружественное население.

— Добавь: смертельный вирус и война.

— Ну, с этим справились, — он махнул рукой. — Рассказывай: что тут у вас?

— Да ничего особенного, — Марина развела руками. — Вот разве что… К нам цесаревна приходила. Сказала, что по возвращению поступишь к ней на службу.

— С чего бы это? — хмыкнул Николай. — Вот прямо разбежался!

— Объяснила: республика войдет в состав империи, и ее граждане получат подданство Варягии, мы с тобою в том числе. А в империи волхвы обязаны служить там, где им прикажут.

— Я откажусь от подданства империи.

— А, что, так можно? — Марина удивилась. — И кто ты будешь?

— Апатрид, лицо без гражданства. Поскольку я теряю его по уважительной причине — в связи с исчезновением страны, в которой жил, то подпадаю под действие конвенции о защите прав апатридов. Империя ее ратифицировала. Короче, я лишаюсь права избирать, быть избранным, которое и так не нужно. Зато меня нельзя призвать на службу даже в войну — лишь только по желанию. Мне надоели генералы, придворные и прочие дебилы в форме. Не собираюсь им больше подчиняться.

— И что ты будешь делать?

— Да то же, что раньше — чаровать раствор и плазму. Спрос есть, мы бедствовать не будем.

— Цесаревне такое не понравится, — заметила Марина.

— Плевать! — Несвицкий улыбнулся. — Считаешь, мне не разрешат работать в клинике? Во-первых, сомневаюсь — люди не поймут. А станут наседать — уедем за границу. Везде охотно примут.

— А немцы? Ты же в розыске.

— Им сейчас не до меня и долго еще будет. Кроме Европы, есть и другие континенты. Но это лирика, как полагаю, никуда мы не уедем. Обидеть кавалера двух высших орденов — империи и Нововарягии — здесь просто не посмеют. Переберемся к деду — он будет очень рад, и станем москвичами.

— Жаль покидать Царицыно, — вздохнула женщина, — и наш уютный дом. Я так к нему привыкла!

— У деда дом не хуже. К тому ж возможностей для нас в столице больше. Найдем тебе хорошую работу. А хочешь — не работай, расти детей. Нам денег хватит.

— Придется их растить, — ответила Марина. — Я от врача приехала. Беременна — на шестом месяце.

— Ух, здорово! — воскликнул Николай.

Взмыв в воздух, он выдернул из-за стола Марину и, взяв ее на руки, стал нарезать круги под потолком.

— Немедленно отпусти! — потребовала женщина. — Не дай Бог, уронишь. Не забывай, что я ношу ребенка.

— Как скажешь, дорогая.

Он аккуратно опустил ее на пол и улыбнулся. Базуку не ронял, а та побольше весит, чем жена.

— Я счастлив, милая, — сказал супруге. — Не представляешь, как. Всегда хотел троих детей. Кстати, четыре тоже можно.

— Дай этого родить, — Марина засмеялась. — Я тоже счастлива. Муж у меня красивый, умный, любящий, талантливый. Совсем без недостатков.

Они поцеловались.

«Ну, недостаток есть, — подумал в этот миг Несвицкий. — Вру много». Но вслух сказал другое:

— Ты у меня ничуть не хуже. Мне повезло с женой, согласна?

— Конечно, — отстранившись, Марина погрозила ему пальцем: — Но больше никаких командировок! Обещаешь?

— Клянусь! — он изобразил смиренный вид. — Совру — ударишь меня тапком.

— Клоун! — она взяла его за руку. — Идем со мной. Поговорим… Расскажешь, чем ты занимался в Сербии. И вообще…

«На „вообще“ всегда согласен», — подумал Николай…