Командор

Ведь забеспокоится же?

Флейт, совсем недавно сошедший со стапелей в Барселоне, был ладен и довольно скор.

Обогнув мыс Тибурон, «Эль-Тигре» направился к знакомому острову, названному в честь залива.

Или залив назвали в честь острова Гонав? Ясности нет.

А, лишь только глазам корсаров открылся этот самый залив, они заметили лёгкий навио, скользивший впереди.

Это был парусно-гребной галиот, полугалера с грот-мачтой и маленькой бизанью.

Метров тридцати в длину, кораблик нёс на палубе четыре пушки, а вот надстроек не имел. Чёрный низ, синий верх.

Олег оглянулся и поманил Ярослава.

— Как тебе этот кораблик?

Быков критически посмотрел на галиот, словно находился в автосалоне и выбирал себе транспортное средство.

— Маловат… — протянул он. — И мелковат…

— Балда, — улыбнулся Сухов. — А на чём ты будешь по Ориноко подниматься? Галиот — самое то, и вёсла есть, и парус.

— Вот тут ты прав!

Олег кивнул и скомандовал Шурику:

— Понч! Как станем обходить, кинь ядро перед носом галиота!

— Кину! Угу… Швырну, аж брызги полетят.

Когда флейт поравнялся с галиотом, окрещённым весьма изысканно: «Синяя чайка», бабахнула носовая пушка с «Эль-Тигре».

Ядро просвистело и упало в воду по курсу «Синей чайки». Подобное предупреждение было знакомо любому мореходу, и экипаж галиота не был исключением.

Вот только поведение моряков Олегу показалось странноватым — команда в панике попрыгала за борт и резво поплыла к недалёкому берегу острова.

— Ёш-моё! Чего это они? — изумился Быков.

— Готовятся к чемпионату по плаванию, конечно же, — высказал свою версию Акимов.

— Диего, — скомандовал Сухов, — подваливай к этой птичке. Мушкетёры, готовсь!

Флейт мягко подвалил, с медвежьей грацией пихая галиот.

Кранцы смягчили касание, не позволяя щепить доски, корсары живо соскочили на палубу «Синей чайки» — та лежала куда ниже — и лохматыми канатами быстренько стянули два корабля.

И лишь тогда из кормовой каютки поднялся шкипер — маленький, щупленький, но совершенно невозмутимый.

Пыхая трубкой, зажатой крепкими зубами, он дождался, когда сам Олег спрыгнет на его корабль, и спокойно поинтересовался:

— Это морской разбой?

— Вроде того, — любезно ответил Сухов и оглянулся. — Это самое… Вы один?

— Нет, со мной остался кок и штурман. Кок не умеет плавать, а штурман пьян со вчерашнего дня.

— Вопрос ясен. Тогда не объясните ли мне, отчего остальная команда так резво подалась к берегу?

Шкипер вынул трубку изо рта и ответил:

— Трусы они.

— Боятся пиратов?

— Боятся, что пираты начнут стрелять. Наш трюм забит порохом.

— Ах, вот оно что… Понятненько. Как вас зовут?

— Серватиус ван Схоппе, к вашим услугам.

— Голландец?

— Да, я родом из Амстердама.

— Откуда и куда везли порох?

— Из Картахены в Сантьяго-де-Куба.

— Что же делает голландец на испанском корабле?

Серватиус пожал плечами.

— Ну вы ведь тоже не на французском корыте ходите, Капитан Эш.

— Ты уже стал звездой! — шепнул Быков.

Олег усмехнулся.

— Ладно. Диего! Десяток матросов сюда, со швабрами, и Кэриба! Хлев на палубе!

Корсары, похохатывая, попрыгали вниз и принялись наводить порядок — за своим-то чего ж не поухаживать?

Канаты, придерживавшие «Синюю чайку», вернулись на флейт, и два корабля двинулись дальше одним курсом.

Кончился день, минула ночь. Охотники вернулись с недалёкого берега Эспаньолы, притащив туши одичавших коров, водоносы приволокли бочки с чистейшим родниковым питьём.

Олег как раз переваривал жаркое, нежась в тени, когда его послеобеденное dolce far niente [40] нарушил приход Акимова.

— Так и стой, — разморенно сказал ему Сухов, — солнце заслоняешь…

40

С итальянского — «сладкое ничегонеделание».

— Олег, слушай… Шкипер-то, оказывается, знатный столяр, кузнец, слесарь и так далее. У него, конечно же, и станок есть, и всякие инструменты… Шикарно!

— И что? Хочешь наладить производство матрёшек?

— Не матрёшек, конечно же. Бомб.

Капитан внимательно посмотрел на учёного.

— Ты серьёзно?

— Совершенно! Шкипер — тот ещё креативщик! Видел, какая у него пушка на баке?

— Так это пушка?

— Да! Настоящая карронада — ствол короткий, но ядро в тридцать два фунта только так закинет, конечно же, причём прямой наводкой. Но ядро — это пустяк, а вот бомба… Нам бы с Серватиусом только чугунные оболочки отлить, а остальное — дело техники!

— Им бы с Серватиусом… — хмыкнул Олег. — И с ха-арошей БЧ*?

— Ну конечно же! Чёрного пороху — до фига и больше, запалы я сделаю.

— Хм… А не боишься, Румата наш Эсторский, что получится анахронизм?

— Оле-ег, — снисходительно протянул Виктор, — лет через тридцать бомбические орудия всё равно появятся.

— Уяснил. Проникся.

— Нет, я понимаю, конечно же, что инициатива наказуема, но… Понимаешь, в отливке бомбы — в оболочке её, конечно же, — будут утоплены два полукольца — за них бомбу надо цеплять и в дуло. А ты, я знаю, был кузнецом…

— Ах, вот оно что… — затянул Сухов. — А я-то думаю, чего он всё вокруг да около, металлург ты наш! А он своего командира, своё непосредственное начальство запрячь хочет.

Акимов потупился.

— А железо я тебе где возьму? Это самое… И кузню заодно?

Виктор тут же воспрял.

— Всё есть, конечно же! — с жаром заверил он непосредственное начальство. — У нашего шкипера на галиоте целая мастерская!

— Я уже заметил, что Серватиус с прибабахом, — вздохнул Олег. — Ладно, старче, топай отсюда. Будет тебе бомба…

Если честно, Сухов даже рад был новому занятию.

Всё ж таки не на месте сидеть, под солнцем млеть. Скукота же!

А тут дело. Важное. Повышение обороноспособности, как-никак.

Надобно сказать, что Олег всегда побаивался тяги к прогрессорству, которая жила и в Пончике, и в нём самом.

В самом деле, разве не сумели бы они построить ту же паровую машину в эпоху викингов? Сумели бы.

Пусть не в Альдейгьюборге, а в Константинополе, но смогли бы, тем более что механиков ромеи дюже уважали.