Командовать парадом буду я!

– А как вы, адвокаты, по уголовным делам защищаете? – Ответ получился на грани хамства. Лена сама это почувствовала и тут же постаралась смягчить сказанное. – Вы же, адвокаты, в своих компаниях не рассуждаете только о работе. Так же и там.

Вадим понял, что жена его все равно додавит. Если ей что в голову взбредет, будет убеждать, потом начнет дуться… Он все равно сдастся. Так лучше заранее.

– Убедила. Приду.

Для домашних семинаров Смоленский облачался в темно-синий китайский халат, расшитый красными драконами. На голове была узбекская тюбетейка, а в руках бамбуковая палочка, больше напоминавшая дирижерскую, нежели указку. Все три предмета смотрелись столь же экзотически, сколь и бессмысленно.

Гостям подавали китайский зеленый чай в пиалах, почему-то опять в узбекских. Вадим впервые попробовал эту гадость и прямо спросил, нельзя ли вместо сего божественного нектара налить ему чашечку растворимого кофе. Реакция окружающих, которые, как показалось Осипову, и сами-то пили светло-зелененькую безвкусную бурду, превозмогая чувство тошноты, была такой, будто он спросил во всеуслышанье, где здесь можно пописать. До немой сцены по Гоголю недотянули секунд десять. В полной тишине, сквозь плотную атмосферу повисшей в комнате неловкости Смоленский, внимательно глядя на Вадима, сказал с ударением на первом слове: «Вам – можно». Молодая жена Смоленского, его бывшая аспирантка, тут же вскочила и побежала на кухню.

Вадим был уверен, что умеет вычленять главное из произносимого собеседником, оставляя в памяти и для анализа сущностное, отбрасывая и забывая словесную шелуху, которая в любой речи всегда составляет основную массу. Но в тот вечер, как ни напрягался, поймать главное в обступивших его со всех сторон словах он так и не смог.

Кто-то читал свои стихи, еще более вычурные и непонятные, чем у Иосифа Бродского, которого Вадим не понимал, хотя и стеснялся говорить об этом вслух. Кто-то вдруг завел речь о принципах написания программы для компьютерного перевода текстов с одного языка на другой. Эта тема показалась Вадиму еще менее актуальной, чем вопрос о жизни на Марсе, поскольку ни одного компьютера живьем он не видел. Ну показали в программе «Время» какой-то огромный ящик, размерами в три письменных стола. А зачем такие сложности, когда выпускники иняза толпами без работы бегают?

Затем Смоленский начал говорить о Китае, о том, что эта страна лет через двадцать будет доминировать во всем мире. К ней отойдут наши Дальний Восток и Сибирь, китайскими товарами будут торговать от Арктики до Антарктиды… Судя по реакции «семинаристов», эта тема входила в «обязательную программу» вечера. Вадим, вспомнив про миллионы голодающих в Китае, про отсутствие в стране даже призрака ракетного оружия и, наоборот, не припомнив никаких китайских товаров, кроме фонариков, термосов и дешевых плащей, решил схохмить:

– Простите, я не расслышал. Торговать, вы сказали, между Арктикой и Антарктидой? Вы имеете в виду, что и там и там обоснуются колонии китайцев и они через весь земной шар станут друг другу товары поставлять? Как я понимаю, преимущественно лед?

Смоленский пристально посмотрел на Вадима. Во второй раз за вечер комната наполнилась неприятной тишиной. Лена сверлила мужа взглядом, пунцовея от ярости. Вадим делано улыбался.

Смоленский ответил:

– Если вы признаете, что китайцы через двадцать лет будут экономически и технически способны заселить оба полюса, то логично было бы также признать, что на том уровне их прогресса они, очевидно, будут самой передовой страной в мире. Согласны? – Смоленский ехидно улыбался, прищурив глаза. Правда, бамбуковая палочка несколько быстрее стала вращаться вокруг его пальцев, выдавая волнение мэтра.

Лица присутствующих озарились счастливыми улыбками. Вадим был побит. Пришлого поставили на место. Наш гуру – самый великий гуру на свете! Все бы ничего, но Вадим заметил – Лена тоже рада его поражению.

По дороге домой Вадим решил сработать на опережение:

– Знаешь, а Смоленский мне понравился. Я его попытался нагнуть, а он так здорово нашелся…

– Что нагнул тебя! – со смехом закончила фразу Лена.

– Не пожелай я сам, так и не нагнул бы! – обиделся Вадим.

– Не знаю, не знаю. Он – потрясающий ритор!

– Ты хотела сказать – оратор, – поправил Вадим.

– Нет, ритор! Это разные вещи! – довольно сухо не согласилась Лена.

– Чем же разные?

– Потом объясню. Позже. А ты молоко, кстати, купил?

Дома Вадим с ужасом обнаружил, что у него осталась последняя пачка «Данхила». Это была катастрофа! Из всех вредных привычек за Вадимом числилась одна – курение. А на американские сигареты он «подсел» случайно, благодаря адвокатской «фортуне».

Спустя несколько месяцев после прихода в коллегию, приблизительно тогда же, когда и «дело по штанам», досталась ему 49-я по одному парнишке из Подмосковья.

Парень ехал домой с работы. На платформе Белорусского вокзала, а дело было ближе к полуночи, к нему подошли два милиционера. Проверить документы. Парнишка был слегка выпивши, и ребята в форме решили, что содержание его карманов обязательно должно перекочевать в их. Пригласили пройти в комнату милиции.

Парень почему-то иначе относился к праву личной собственности. По крайней мере своей. Ну, ясное дело – навеселе. Стал сопротивляться. А когда его начали вязать, укусил одного из стражей социалистического правопорядка в руку. Причем прилично укусил – хоть и через шинель, но синяк остался.

Возбудили уголовное дело по статье «Сопротивление сотруднику милиции, сопряженное с насилием». Статья, между прочим, от 3 до 5 лет.

Когда Вадим, изучив дело, выяснил, что парень на свободе, удивился он до крайности. Нашел в протоколе допроса его телефон. Надеялся услышать, что у того уже есть адвокат по соглашению. Тогда он сам – свободен. Но нет – парень адвоката не искал и вообще не очень беспокоился: ну, не посадят же?

Вадим пригласил его заехать в консультацию, поговорить. Парень оказался вполне нормальный, просто легкомысленный.

В тот день, уходя с работы, выпил, чтобы снять напряжение трудового дня. Он – бармен. В валютном ресторане Центра Международной торговли. Место престижное, – доступ к иностранцам, валюте, дефицитным товарам и прочее.

Вырос без отца. В детстве потерял один глаз. Был какой-то жалкий, затурканный и очень при этом приветливый. Словом, у Вадима он вызвал сочувствие.

В суде Осипову удалось немало. Прежде всего, он начисто запутал милиционеров, выясняя, зачем они парнишку остановили. Один дал показания, мол, дебоширил, пьяный был, к прохожим приставал. Второй (дураки – даже не сговорились) рассказал, что подсудимый показался ему подозрительным. Шапка надвинута по самые глаза, жался к стенам, сторонился людей. Подумали – может, во всесоюзном розыске, преступник, пытается незаметно уехать из Москвы.

Конечно, менты не сразу все это наговорили. Вадим сильно их разогрел. Алгоритм был тот же, что потом он применит с Матросовым – подпевал, интересовался, играл дурака.

Когда дошли до прений, Вадим изложил свою версию – денег милиционерам захотелось. Вот и пристали к пьяненькому. Что, разве таких случаев мало? Судя по тому, как судья, – тетка, вроде, сердечная, – кивала, Вадим понял, что сажать не станет.

Она к парню явно прониклась, может, из-за его инвалидности, может, потому что без отца рос. Обе темы Осипов мягко, но по нескольку раз затронул.