Комбат

– Давай, коль надо.

Из прихожей слышался голос Раневича. Дозвонился. Значит, и он дозвонится, если Катя не будет в школе. Но если что, то и в школу позвонить можно, номер учительской Стрельцов знал. Там позовут. Славик же тем временем распечатал бутылку водки и сделал несколько крупных глотков прямо из бутылки. Отпив треть пол-литровой емкости, крякнул, занюхал рукавом замасленной куртенки, прикурил сигарету:

– Фу! Провалилась. А бывает, и вывернет наизнанку. Это самое паскудное, когда ты ее внутрь, она, сука, наружу. Но сейчас ништяк, полегчало. Так о чем мы базарили? А? Насчет того, почему жена свалила. Так вот, как начались реформы, базу нашу закрыли. Я еще держался на плаву калымом, но тут объявились менты. Мол, незаконной деятельностью занимаюсь. Когда им тачки ремонтировал, все по закону было, а как власть сменилась, нет! Сказал, не по закону, так закрывайте к чертовой матери. Пойду милостыню просить или к богатеям местным в батраки. А менты – ничего закрывать не надо, а вот долю отстегивать придется. И заломили тридцать процентов. Ну это еще ладно, так опосля них ребятишки на «Нивах» подъехали. Тоже, сказали, плати. Те покруче долю запросили. Пятьдесят процентов! Я им – с меня менты берут. А они – нам по барабану. Ну и послал я их на хрен. Думал, менты защитят. Ага! Защитили. В ту же ночь сгорел мой гараж. И тачка, что на ремонте в нем стояла, тоже. Мало того, что заработка лишился, так еще пришлось бабки за тачку платить. Все, что поднакопили, отдали. Ну а после всего этого запил я по-черному! Жена терпела, терпела, пыталась остановить, да к матери на Тамбовщину и слиняла. А потом я решение суда о разводе получил. Но я ее не виню. Она еще в соку, красивая, нашла мужика порядочного, врача какого-то, сошлась с ним. Живет нормально. И пусть живет. Не со мной же ей здесь подыхать?

– А почему она тебя с собой не взяла?

– Хотела, не поехал. Вразнос пошел. Какой тут отъезд, если с утра до ночи пьянка.

– На что же пил?

– А на то, на что сейчас пью! Старые клиенты еще вспоминают. Нет-нет да и подзаработаю. Я машину в любом состоянии могу разобрать до винтика и собрать. Да еще мебель всю соседу-татарину продал. Он свой дом построил. Худо-бедно, но живу. И плевать мне на все!

Раневич позвал Стрельцова:

– Юрик! Иди! Я поговорил с Ольгой.

Стрельцов прошел в прихожую:

– Ну и как там она?

– Да как сказать? Вроде ничего. Они с твоей сдружились, встречаются часто.

– Удивилась звонку?

– Не то слово! Ну, давай, набирай Катюше, а я пойду с мужиком посижу.

– Ты его ни о чем не расспрашивай, не береди душу. Досталось ему неслабо в этой новой жизни.

Раневич ушел в комнату, Стрельцов набрал домашний номер. Катя оказалась дома. И она уже ждала звонка мужа, предупрежденная Ольгой. Разговаривали недолго. Стрельцов сказал ей, что до Чечни они не добрались, встали в Осетии. Возможно, так и простоят, пока не поступит приказ на возвращение. Катя просила беречь себя. Рассказала о том, что ей очень помогает невеста Раневича, а она, в свою очередь, вместе с Ольгой ухаживает за бабушкой. Вот и весь разговор, не считая произнесенных слов заверения в любви, обещаний ждать и вернуться. Положив трубку на рычаги аппарата, Стрельцов поставил телефон на прежнее место, на пол за кирзовыми сапогами хозяина запущенной квартиры. Прошел в комнату. О чем Раневич говорил с Капустиным, он не знал, услышал лишь вопрос, зайдя в комнату:

– Значит, в Кремле все же решили войсками подавить чеченов? У нас в городе слухи об этом давно бродят. И большинство против войны. Слыхал, народ Ельцину письмо даже писал. Уж правда это или нет, не скажу, я то письмо не читал, под ним не подписывался. Но дыма без огня не бывает. За что купил, за то и продаю. Ельцин, понятно, не ответил – на хрен ему какие-то люди задрипанного Моздока нужны? Решил, понимаешь, значит, так тому и быть.

Славик умело скопировал голос первого Президента России.

– Только зря все это! Ну, в смысле войны. В соседнем доме один чечен жил. Сейчас на родину уехал. Так перед отъездом говорил: придут русские, никого жалеть не будем. Всех под нож. Я ему – а силенок-то хватит? Он – на сколько хватит, столько и будем драться. У них сила немалая собралась, ребята, вот я вам что скажу. И за Дудаева они стеной стоят. Как же, Герой, генерал, решил пойти против Москвы. Короче, ждет вас бойня! А кому она нужна? Чеченам? Или вам с бабами, которым звонили? Уж им она точняк не нужна. Неужели по-мирному договориться нельзя? Ну, ладно, окружить войсками Чечню, хотя хрен ты ее окружишь, пусть просто подвести войска. Дудаев, он же не дурак, поймет, что против армии ему не устоять. Глядишь, и договорились бы. Как еще сейчас модно стало говорить, нашли бы консенсус, мать его! И чего только не придумают политиканы. А война, она жизней унесет много. Много крови прольется. Зачем?

– Мы, Славик, люди подневольные, – сказал Стрельцов. – Нам приказали, мы прилетели. Прикажут идти на Грозный, пойдем. Потому как приказы не обсуждаются. Сам-то служил?

– А как же? В автобате! Оттрубил два года от звонка до звонка. И никто тогда ни о какой войне даже не думал. Замполиты, конечно, забивали мозги империалистической угрозой, Китаем, третьей мировой, но все понимали, ничего не будет. И служили, зная, если не случай какой, то домой вернемся. И ждали дембеля, готовились, альбомы раскрашивали, жестью обивали… Да что говорить. Сейчас дембелям вашим не до альбомов…

Капустин сделал еще несколько глотков из горлышка бутылки, и тут его развезло.

– Ну все! Позвонили, посидели, ступайте с богом, а я прилягу, покемарю.

Раневич спросил:

– В магазине, куда ты заходил, водка нормальная продается?

– Охренел? С чего ей быть нормальной? «Палево» голимое. Спирт с водой! Хорошо еще, не технический спирт, но с привкусом. Для меня пойдет. А чистяк можно только на рынке у Казимира купить. Дороговато, но зато настоящая, московская. А мне она и на хрен не нужна. Мне лишь бы по мозгам била.

– А где находится рынок?

– Рынок-то? Как ехали, так и езжайте до второго поворота, потом направо, в рынок и упретесь.

– А Казимира этого как найти?

– Ты че, Казимира, в натуре, не знаешь? Ах да! Вы ж чужаки, приезжие. Казимир чувак крутой, под ним все пойло на рынке. Искать его не надо, увидите хромого дворника, Джуму, он там постоянно метлой перед входом машет, ему бабки дадите, скажете, что взять у Казимира и куда доставить. На тележке прямо к машине привезет! А лучше валили бы к себе, ребята. Тут вам не Москва, тут законы другие. И ножи у каждого. Что не так, сразу за нож. Такие законы. Развалили страну, жизнь порушили, теперь только ножи да автоматы. И на хрена такая жизнь?

Язык Капустина начал заплетаться.

– Идите! Дверь прикройте на защелку. Хлопните дверью, короче, она и закроется, а я на боковую!

Офицеры вышли на улицу, прошли до проулка, куда водитель по совету Славика загнал «уазик». Сели в салон.

Стрельцов посмотрел на Раневича:

– Ну что, назад?

– А рынок? Водки надо взять, кассет! Да посмотреть, что за шмотки здесь продают и почем. Сувенир какой-нибудь для Ольги, на память об Осетии.

– Ты же слышал, что говорил Славик?

– И что? Он же пьяный, вот и нес всякую чушь. Ну посуди сам, кто на рынке на нас, вооруженных офицеров-десантников, дернется?

– А черт его знает, может, найдутся те, кто и дернется.

– Дернутся – успокоим! В первый раз, что ли? Чего ты опасаешься, Юра? Здесь прекрасно знают, что рядом целая группировка армейская развернута и войска все прибывают. А значит, если что, то разнесут этот Моздок к чертям собачьим.

Стрельцов махнул рукой:

– Ладно, едем! – Наклонился к кабине: – Солдат! Сейчас выезжай на улицу, по которой заехали в город, и езжай прямо, на втором перекрестке сверни направо. Увидишь рынок, найди место, припаркуйся. Взглянул на часы: – У нас с тобой, Виталик, на рынок не более часа. Иначе опоздаем. И тогда машину обшмонают, а нам по выговору влепят.

– Испугали ежа голой ж…! А вот насчет водки, верно, обидно будет, если конфискуют. Но за час управимся, лишь бы выйти на дворника, а через него на крутого Казимира.

– Выйдем! Найдем! Только действуем так: дворника к Казимиру, сами на рынок. Там прикрываем друг друга, передвигаемся в толпе спиной к спине.

– Если будет еще эта толпа.

«УАЗ» повернул направо и метров через пятьдесят остановился. Водитель из кабины доложил:

– Приехали, товарищи офицеры. Рынок, вход в него метрах в тридцати.