Комбинации реалий

Кроме материнской любви и всего такого.

Гермиона просто боялась.

И ей было больно, ужасно больно глубоко в душе, но еще девушка знала, что Северус и Драко что-то подливали ей в чай, и после этого Грейнджер могла забыться глубоким, крепким сном или же просто ненадолго успокоиться и привести свой разрушенный в щепки внутренний мир в состояние относительного порядка.

Северус Снейп вообще слишком сильно озаботился о Гермионе, явно чувствуя себя виноватым. Он делал все, чтобы эмоции не навредили ее ребенку, чтобы отпрыск Гарри жил, был здоров и не пострадал от эмоций умной, но такой молодой и импульсивной мамаши.

Поэтому сейчас, после того, как утром Снейп накачал девушку своим чудесным чаем, Гермиона могла лишь смотреть на бледное лицо любимого человека, сжимать в руках его пальцы, чувствовать тоску глубоко в груди и плакать. Не надрывно, как в первый день, без истерики и ненависти ко всему окружающему – плакать тихо, но от того не менее судорожно.

Гермиона знала, что руку любимого придется отпустить, что придется отпустить боль и отчаяние, что придется смириться и научиться жить вместе с этой утратой.

Гермиона была умной девочкой, она все знала.

Но только это ничего не меняло.

Если бы кто-то спросил Джинни, что она чувствовала, смотря на Драко Малфоя, то девушка не смогла бы ничего ответить внятно. Она бы даже и не смогла выразить всех тех чувств, что бурлили внутри, бушевали, подобно вулкану, грозясь вырваться наружу бесконечным потоком.

Внутри все взрывалось и мерцало, опадая песком вниз.

Девушка захлебывалась этой болью, которая так и исходила из самого сильного и стрессоустойчивого на ее памяти человека.

Уизли смотрела на парня, и не могла понять, в какой миг она упустила тот момент, когда со слизеринца спала вся спесь, ироничность и стерлась с лица язвительная, самовлюбленная ухмылка. Когда же он превратился вот в такого – бледного, потухшего, полупустого, мрачного и мертвого внутри человека. Джинни не понимала, как можно было так осунуться, как у извечно похуистичного Драко Малфоя наружу вышло вот это – истинно-болезненное существо.

Драко не смеялся.

Драко не язвил.

Драко не смотрел ни на кого, жмурился, и не хотел подходить к телу своего лучшего друга, которое вот-вот должны были погрузить в землю.

Он сжимал кулаки, сцепив зубы, и дышал через раз. И Уизли было страшно. Страшно, словно бы из-под ног ушла опора, словно бы легкий бриз иллюзорного спокойствия смело за одну секунду.

Ей хотелось подойти к Драко, толкнуть его, ударить, да сделать с ним что угодно, лишь бы не видеть ЭТОГО. Лишь бы не понимать, что вот так, именно так ломаются самые сильные, уходят в неизвестность вместе с душами любимых людей... и не возвращаются.

– Драко, подойди к нему... я думаю, он бы хотел, – прошептала Джинни, подойдя к Малфою максимально близко. – Посмотри на него.

Слизеринец перевел на девушку полупустой, отрешенный взгляд. Нахмурился.

– Уйди.

Джинни вздрогнула, словно бы от удара. Хлесткого. Точного. Рассекающего.

– Посмотри на него, Драко, – прошептала девушка, сжимая кулаки. Она не могла позволить себе сдаться. Не могла позволить себе быть слабой. В такой момент. Когда угодно, но не сейчас. – Это твой лучший друг даже за чертой жизни. Не нужно хоронить его в своей памяти, но и держать боль в сердце – нельзя. Память о нем должна нести положительные эмоции, а не высасывать последние силы.

– Ты не понимаешь, – прошипел сквозь зубы Малфой, резко развернувшись и схватив запястье собеседницы со всей возможной силой, отчего та вскрикнула. – И никогда не сможешь понять.

– Ты не такой, – быстро зашептала Джинни, не обращая никакого внимания на боль, нанесенную железной хваткой слизеринца. – Я... я раньше недооценивала тебя, Драко, не видела такого, каковым ты являешься. Не понимала. А сейчас я вижу, что тот парень, который смог однажды добиться моего внимания – он чудесен. Пусть ты и не видишь этого сам, пусть ты потерялся и ослаб, но... у тебя есть я. Всегда.

– В самом деле? – язвительно произнес Малфой, ехидно усмехнувшись. Джинни почувствовала странный холодок по спине, заглянув парню в глаза – они словно бы полыхали в полубезумном огне ярости, ненависти и... боли. – Так что же ты скажешь после того, как узнаешь, что я начал подкатывать к тебе, моя милая рыжеволосая ведьмочка, только поспорив с небезызвестным профессором Снейпом? Что ты скажешь, когда узнаешь, что кроме презрения я ничего к тебе тогда не испытывал? – Драко замер, выжидающе глядя на девушку. Та же не двигалась, ничего не говорила и не делала никаких попыток вырвать руку, и вообще что-либо предпринять. Малфой закрыл глаза и медленно досчитал до пяти. Боль в груди выжигала легкие.

– Вот как, – наконец-то Уизли перестала смотреть вниз и перевела взгляд на собеседника. Глаза ее странно полыхали. – Знаешь, но я в отличии от тебя ни от единого своего слова не отказываюсь, Драко Малфой. Ты – был другом Гарри. А он – останется твоим другом. И ты сейчас просто не имеешь права стоять в стороне и делать вид, что тебя это не касается. Он бы... он бы не повел себя, как самый последний трус, Малфой. Прояви уважение хотя бы к нему.

Джинни криво усмехнулась и отошла к плачущей Гермионе, стараясь делать вид, что ничего сейчас не произошло.

А Драко... Драко мысленно проклял себя...

... и сделал сначала нетвердый шаг в сторону гроба, а затем, сжав руки в кулаки, подошел еще ближе.

Гарри был бледным и... другим, словно бы искаженным, хотя Флитвик изо всех сил пытался вернуть утопленнику его черты. Скулы обострились, вокруг глаз были видны темные тени, и обманчиво расслабленная поза выдавала отсутствие жизни в этом теле.

От Гарри Поттера, его лучшего друга, осталась лишь жалкая оболочка.

– Гарри, – Малфой прокашлялся, чувствуя тугой ком в горле. – Друг. Я... я не могу понять, как все так получилось, как произошло то, что я никогда даже не мог предположить. Почему здесь лежишь ты?! – Драко шумно выдохнул, проведя мелко дрожащей ладонью по лицу. – Я не могу поверить, что твои полубезумные мечты о семье с Гермионой, что твои планы на будущее и бесконечные надежды – я не могу поверить, что все это рухнуло, что все это потеряло смысл и никогда больше не сбудется. Здесь должен лежать кто угодно, но не ты. Здесь не должен быть человек, тот самый единственный человек, который научил меня дружбе, который всегда приходил на помощь и вытягивал из самых дурацких ситуаций. Хотя сам прежде всего и втягивал в них, – Драко слабо улыбнулся. – Ты ушел, оставив меня в пустоте. И... я никогда не забуду тебя, Гарри Поттер. Я просто никогда не смогу этого сделать. Я должен был быть рядом с тобой... потому что ты всегда находился рядом, когда я был в полном дерьме. Прости меня.

Малфой опустил руку, несмело, кончиками пальцев касаясь руки Поттера.

Холод его кожи словно бы выжигал язвы на самом сердце.

Бросив долгий взгляд на безмятежное лицо друга, Драко резко развернулся и поспешил прочь от кладбища.

Вслед ему смотрела рыжая девочка с трясущимися руками и гулко бьющимся сердцем.

– Малфой уже третий день и носу не показывал из своей спальни, – Гермиона грустно усмехнулась, теребя в руках одеяло. Сейчас, лежа на кровати, закутавшись в одеялко и попивая очередное ароматное зелье Снейпа, девушка казалась не такой бледной, как раньше. Хотя, пожалуй, это единственное, что прошло так скоро. – У вас с ним что-то случилось?