Комдив

Вернувшись из рекогносцировки, я развил бурную деятельность, прежде всего отправил к месту засады сапёров, те должны были подготовить место строительства укреплений. Сначала наметили линии окопов, дзотов, блиндажей и капониров, после чего принялись натягивать над этими местами маскировочные сети, при этом следя, что бы в небе не было немецких самолётов. Затем сапёры с приданными им в помощь пехотинцами принялись копать, благо инструмента хватало, а вырытую землю пока складывали рядом, тоже под защитой маскировочных сетей, что бы ночью её вывезти прочь. Ни чего не должно было указать противнику на подготовленную оборону раньше времени. Уже во второй половине дня прибыла рота охраны тыла, которая должна была проверить окрестности на отсутствие нежелательных свидетелей, как то дезертиры или немецкие разведчики и диверсанты. Ещё когда я только получил назначение на командование дивизией, то кроме роты диверсантов в дополнение к разведке, озаботился и созданием батальона охраны тыла. После того, как я всласть похулиганил и погулял в немецких тылах, то сам встав на место противника решил озаботится защитой от подобных художеств с немецкой стороны. Уж я то точно знал, какой урон могут нам принести вражеские диверсанты, да и разведка может качественно подгадить, если раскроет наши замыслы и немцы сыграют на этом. Кроме самого батальона организовал и кинологическую службу, достав для этого дела три десятка овчарок, немецких и восточноевропейских, что в условиях войны было нелегко. Щенков выдрессировали и обучили, так что к этому моменту это были уже хоть и совсем молодые, но уже взрослые псы.

Восточноевропейская овчарка была выведена в СССР в 30-е годы на базе немецкой овчарки, внешне основное отличие в окрасе, для немецкой овчарки характерен рыже-коричневый окрас шерсти, а для восточноевропейской чёрный и серо-серебристый.

Вот с десяток обученных идти по следу овчарок и было в составе роты, которая должна была прочесать окрестности строящихся укреплений. Сначала всё было нормально, растянувшись цепью, бойцы двинулись вдоль опушки леска, откуда было удобно наблюдать за строящимися укреплениями, но через полтора километра, один из бойцов заметил характерные следы лёжки. Подозвав командира, он указал на обнаруженные следы, после чего место внимательно осмотрел следопыт.

Михаил Рудаков был потомственным сибирским охотником, и хотя он был русским, а не якутом, эвенком или представителем другой народности Сибири, но в следах разбирался не хуже них, да и стрелял также. Внимательно осмотрев следы лёжки и окрестности, он подошёл наконец к командиру, капитану Самохвалову и произнёс.

— Товарищ капитан, шестеро их было, обуты в наши сапоги, ушли буквально перед нами, пожалуй и часа не прошло.

— Понятно… спасибо Рудаков, свободен, Свиридов!

К капитану подскочил радист с переносной рацией.

— Передавай первому, обнаружил следы шести человек, начинаю преследование.

Пока радист связывался со штабом батальона и передавал сообщение, всех собак подвели к месту лёжки неизвестных и дали им её обнюхать, после чего рота двинулась на поиск и захват неизвестных, а при необходимости и их уничтожения. Они преследовали неизвестных уже второй час, когда впереди послышались звуки перестрелки, ускорившись, бойцы капитана Самохвала подоспели к концу. Получив от командира второй роты, капитана Самохвалова донесение, о том, что он обнаружил неизвестных ведших наблюдение за строительством укреплений и направление, куда они двинулись, майор Богатырёв, командир батальона охраны тыла, отправил свою третью роту на перехват. Не прошло и получаса, как бойцы третьей роты двинулись навстречу второй, как из рощи на мгновение показалось несколько фигур в нашей форме, после чего они сразу снова скрылись. Взяв след, бойцы рванули вперёд и вскоре нагнали неизвестных, а после того, как на приказ остановится, те открыли огонь, то и бойцы миндальничать не стали и быстро подавили неизвестных огнём. Капитан Самохвалов вместе с командиром третьей роты старшим лейтенантом Мезенцевым смотрели на шесть тел в нашей форме. Четверо из них были мертвы, одно тяжело ранено и лишь один из неизвестных, со старшинскими погонами был лишь легко ранен. Разговорить его удалось очень быстро, это оказалась разведгруппа немцев, к счастью без рации, так что, что либо сообщить своим они просто не смогли. Погрузив в подошедший грузовик тела немецких разведчиков, и погрузившись в свои машины сами, они двинулись в расположение своего батальона.

Глядя вниз из кабины кукурузника, ой пардон, легкого самолёта У-2, я ничего не видел, летели мы на высоте порядка трёх сотен метров над землёй, не думаю, что немцы специально будут летать тут над самой землёй, так что с воздуха наши работы были не видны. Специально решил пролететь лично, что бы как говорится своими глазами проверить качество маскировки. Три дня и ночи ударного труда не пропали даром, две лини окопов полного профиля с деревянной облицовкой стен, это что бы земля не осыпалась. Крытые огневые точки для пулемётов и накрытые маскировочными сетями капониры для противотанковых самоходок, всё это было не заметно с воздуха и немцы похоже ни о чём не догадываются, хотя за эти дни мы перехватили в этом районе четыре их разведывательные группы. Мой батальон охраны тыла показал себя с самой лучшей стороны, вот только отдыхать ребятам не пришлось, они работали, лишь выделяя немного времени для сна. За эти три дня они минимум по паре раз проверили окрестности засады и кроме немцев нашли ещё несколько дезертиров. Наша армия уже передислоцировалась к месту операции, и теперь нам оставалось лишь ждать, когда немцы предпримут сильный штурм. Все противотанковые и штурмовые самоходки мы расположили у заслона, как и обычные противотанковые орудия, правда они были чуть позади них, но тоже в крытых капонирах, так что защиту от полевых орудий и миномётов имели неплохую. Моя дивизия разделившись пополам, ждала своего часа в стороне от места предполагаемого прорыва, как и два батальона новеньких Т-43. Части, которые держали оборону, должны были сымитировать свой отход, но на всякий случай, примерно на расстоянии километра от места прорыва подготовили себе одиночные огневые точки и ещё через километр от них расположились мои бойцы. Это был самый неопределённый момент предстоящей операции, если немцы не рванут в наш тыл, а примутся за расширение прохода, то наш план мог и сорваться. Наконец еще через день немцы предприняли сильную атаку с артиллерийским обстрелом и бомбардировкой наших позиций в нужном нам месте и бойцы радостно стали отходить, так как умирать не хотел ни кто, а тут законный повод отойти. В принципе весь план строился на том, что немцы будут бить вдоль дороги, а то какой смысл прорывать нашу оборону напротив дремучего леса, где нет дорог и где ещё неизвестно сколько будешь пробираться через него с техникой, если вообще сможешь это сделать. Пробив брешь в нашей обороне, немцы естественно стали её углублять, на это и ушли все силы их части, но чеерз километр наше сопротивление резко возрасло и немцы остановились, мне пришлось помочь оборонявшимся бойцам частью своих противотанковых орудий и парой батальонов бойцов, но свою бронетехнику я не светил.

В этом месте на нас наступала 24-я танковая дивизия 48-го танкового корпуса вермахта. Командир дивизии, генерал-майор Максимилиан фон Эдельсхайм получив донесение от командира 21-го моторизованного полка о том, что им наконец удалось прорвать оборону русских, решил закрепить этот успех и бросил в бой 24-ый танковый полк, а кроме того направил туда и 26-ой моторизованный полк, а также 24-ый разведывательный батальон и в качестве огневого усиления 89-ый артиллерийский полк. Также он приказал выдвигаться к месту прорыва и противотанковому и зенитным дивизионам, что бы в случае необходимости прикрыть свои части от русских танков и самолётов. Учитывая возросшее сопротивление русских на флангах прорванного коридора, он приказал оставить там сильные заслоны, а остальным частям своей дивизии двигаться дальше. Если ему удастся вырваться в русский тыл, то он своими моторизованными частями внесёт полный разлад в русскую оборону. Их штабы и склады окажутся под ударом, и таким образом можно будет нанести противнику существенный урон, а если его поддержат другие части вермахта, то возможно они смогут если и не разгромить всю русскую группировку войск, но наверняка взять в кольцо их значительную часть, так что потом будет намного легче их полностью разгромить.

Глядя в стереотрубу, я мучительно гадал, пропрутся немцы дальше, расширяя пробитый коридор или нет. Это был самый важный момент всей операции, но вот немцы встретив сильный отпор, стали лихорадочно окапываться и я наконец смог облегчённо выдохнуть, считай у нас всё получилось. По донесению разведки, немцы двинулись вглубь нашей территории, причём поток немцев после небольшого спада стал увеличиваться. В этот момент я больше всего переживал за своих парней из разведки, те очень хорошо замаскировавшись в паре километров от передовой и примерно в полукилометре от дороги, по замаскированному телефонному кабелю докладывали мне обстановку, а уже я докладывал Севастьянову. Чёрт, почему нельзя разорваться и одновременно быть сразу в двух местах, на своём НП и на на командном пункте Севастьянова, куда кстати приехал и Ватутин вместе с начальником штаба и членом военного совета фронта. Они едва успели прибыть на командный пункт, который был построен и замаскирован в полутора километрах от места заслона в небольшой роще. Прильнув к стереотрубе, Ватутин внимательно осматривал местность. На командном пункте стояло сразу пять стереотруб, это Севастьянов по моему совету расстарался. Я более чем не сомневался, что командующий фронтом решит лично посмотреть за избиением противника, а вместе с ним приедут и другие штабные. Вот что бы не было очереди за стереотрубы, их поставили сразу пять штук, одна для Севастьянова, всё же ему тут командовать.

Первыми показались немецкие мотоциклисты, не очень много, порядка полутора десятков, они пылили по дороге, пока не попали под перекрёстный огонь двух Максимов, которые стояли открыто. Сразу показывать немцам тщательно подготовленную оборону было нельзя, вот и приходилось жертвовать людьми. Две длинные очереди перечеркнули немцев, мотоциклы стали переворачиваться, несколько штук загорелись, это после того, как пули пробили им бензобаки и бензин хлынул на горячие моторы. Ещё несколько очередей и на дороге только горящие мотоциклы и трупы немецких мотоциклистов. Разумеется, что подобное развитие событий совершено не понравилось противнику, а потому буквально через пять минут позиции Максимов скрылись за султанами разрывов, вот только и пулемётчики были не желторотыми щеглами, они сразу по отрытому ходу сообщений снялись с места и рванули по нему к основной обороне, где и заняли места в дзоте. Увидев, что дорога впереди занята нашими бойцами, немцы из походного положения стали быстро перестраиваться в боевое, после чего попытались сходу прорвать нашу оборону. Сразу задействовать все свои силы Севастьянов не стал, заработали с десяток пулемётов, а кроме того из глубины наших позиций стали бить несколько самоходок. К веселью присоединились и наши миномёты, 82 миллиметровые мины стали рваться среди наступающих немцев и хотя танкам они были почти безвредны, то вот пехоте от них доставалось хорошо. Очень быстро немцы сдулись, но и наступали они не очень большими силами, а потому уткнувшись в нашу оборону, они отступили, решив не нести бесполезные потери, так как им уже стало ясно, что имеющимися у них силами они нашу оборону прорвать не смогут.

После первой попытки, немцы взяли паузу, что бы подтянуть свои резервы и затем уже в полную силу ударить. Прошло примерно около двух часов, когда немцы снова пошли вперёд, только сначала нанесли артиллерийский удар по нашим позициям. Ватутин со своими штабными видел всё с самого начала, а когда немцы откатились назад и на время затихарились, то все отправились обедать, пока появилось свободное время. А в это время командир немецкой дивизии генерал фон Эдельсхайм получив от своего передового батальона сообщение о сильном русском сопротивлении, приказал пока не атаковать русские позиции. Он не пожелал нести лишни потери, а силами одного батальона судя по всему прорвать русую оборону было невозможно. Его части всё равно уже входили в прорыв, так что один — два часа погоды не сделают, зато потом, когда подойдут остальные полки его дивизии, он одним ударом прорвёт русскую оборону и двинется дальше. Главное, что обойти русских в этом месте было невозможно, разведка уже проверила, лишь отойти назад чуть ли не к прорванной передовой и там свернуть в сторону и опять ни какой гарантии, что и там не окажется русский заслон, дать было нельзя, а у русского заслона было достаточно места для сбора всех сил его дивизии. К тому же он уже доложил наверх, командующему 4-ой танковой армией генерал-полковнику Готу, о своём прорыве. Ему сообщили, что ему на помощь движется дивизия «Великая Германия», так что не хватало ещё и столкнутся с ней при попытке обойти оборону русского заслона. Достаточно быстро его части собрались вместе и только приготовились атаковать русские позиции, как на его части обрушилось море огня. По его дивизии заработало около сотни русских гаубиц, а кроме них нанесли свой удар и Сталинские органы, потери оказались страшными, а самое хреновое, это невозможность управления дивизией напрямую, так как штаб дивизии ещё оставался на старом месте вместе с тыловыми подразделениями. Немецкая дисциплина и тут сыграла свою роль, не смотря на сильный обстрел, связь работала и управление частями сохранялось. Поняв, что оставаясь на месте его дивизия только будет нести потери без всякой пользы, фон Эдельсхайм приказал немедленно атаковать русских. Наибольшие потери от этого обстрела понесла пехота и бронетранспортёры, но и оставшихся сил ещё было достаточно. Немецкие солдаты тоже понимали, что чем быстрее они пойдут в атаку, тем быстрее выйдут из под обстрела, а потому не стали с этим тянуть. Стараясь как можно быстрей приблизится к русским позициям, они рванули вперёд, но и тут им не суждено было это сделать. Когда они приблизились на километровое расстояние до русских позиций, их встретило море огня. Вся русская позиция засверкала огненными вспышками и немецкие танки и бронетранспортёры один за другим стали останавливаться и загораться. Даже десяток новых Тигров, имевшихся в танковом полку, не смогли им помочь, у них не получилось даже дойти до русских позиций, их подбили в лоб, причём на одном из них попавшим русским снарядом снесло с погона башню, а сам танк проехал ещё немного, прежде чем остановился. Самым паршивым было то, что было даже непонятно откуда и чем били по ним русские, наличие пламегасителя и хорошая маскировка позволили русским практически безнаказанно стрелять по ним.

Я в волнении ждал приказ на начало моей фазы операции, если раньше времени перерубить пробитый немцами коридор, то можно запороть всю операцию. Я терпеливо ждал, пока значительная часть немецких войск двигалась по коридору, затем наступило затишье, но начинать всё равно было ещё рано. Вскоре из нашего тыла послышалась сильная канонада и наконец поступил приказ выступать, вовремя, так как на подходе показались новые немецкие части. Отдав приказ, я стал лично контролировать бой, первыми на немцев двинулись новенькие Т-43 при поддержке бронетранспортёров. Кроме того их накрыли миномётами и немецкий заслон не выдержал. Мы успели только соединиться, перерубив пробитый немцами коридор, когда с их стороны показались танки. Капониры для техники были отрыты заранее, вот мои танки в них с ходу и заехали, оставив над землёй только башню с орудием. Новые пушки позволяли уверено бороться с немецкими танками, как с модернизированными четвёрками, так и с новыми Тиграми, по крайней мере уже с километровой дистанции бронебойные снаряды пробивали лобовую броню Тигров. Сами позиции пострадали не очень сильно, и сейчас их занимали наши бойцы, так что скоро немцев встречала сильная оборона. Все их попытки снова пробить коридор окончились неудачей, ловушка захлопнулась и хотя немецкие потери на общем фоне были не такими большими, но и они ослабляли противника.

Глава 11

Глава 11

Я знал, что легко нам не будет, но действительность была ещё страшней, это оставленные заслоны немецкой 24-ой танковой дивизии было достаточно легко снести, с нашими-то силами, когда против примерно пары немецких батальонов c двумя противотанковыми дивизионами ставших в оборону действовала моя полнокровная дивизия. Не смотря на то, что в качестве противотанковых орудий немцы использовали новейшие Раk-38 они оказались неэффективны против наших новых Т-43, имевших гораздо более толстую броню, чем старые Т-34.