Комендор

— Судя по опыту, на стол к Рейгану эта информация ляжет в ближайшие сутки, максимум через день, — крутя в руке стакан с крепким чаем, неторопливо сказал гражданский, которого адмирал причислил к генералам. — Потом будут демарши, но мы в своем праве, так что, вполне вероятно, активность антисоветских кругов в странах Варшавского Договора несколько снизится. Американцам, конечно, плевать на Европу, но вот вероятность появления в Атлантике и Тихом океане кораблей-«оборотней» их встряхнет. Главное, чтобы это не ухудшило обороноспособность СССР и не дай бог не спровоцировало конфликт. У нас и так проблем выше крыши в стране. — Генерал прихлопнул по подлокотнику старого, но прочного кресла. — У нас, товарищи офицеры, похоже, вскрылся антисоветский заговор высших партийных работников. Да-да, сегодня получил данные. Хотел доложить вам после вторых пусков, но так как они откладываются, то сообщаю сейчас.

Поглядев на ошарашенные лица, генерал усмехнулся, и продолжил:

— Наверное, вы обратили внимание на выход нескольких военных фильмов и детективов, крайне негативно характеризующих нашу страну? Мы тоже обратили, начали расследование. Были несколько очень жестких попыток давления на отдел, ведущий следствие, но расследование было продолжено, хоть и иным порядком. Вскрылось много чего, ведущего на самый верх. В ближайшие дни нас ждет много интересного, так что, Сергей Николаевич, боеготовность и вашей бригады, и флота должна быть на высшем уровне.

23:12. 8 марта 1989 года. Понедельник. Черное море. Ракетный крейсер «Червона Украина»

— Ну как, Жень? Оклемался? — поинтересовался Тимур, глядя, как моя похмельная тушка выбирается из люка.

— Ага. Спасибо. — Я с благодарностью принял от него термос. Нет, хорошо все-таки иметь в земляках коков. Где бы я еще надыбал томатного сока с солью и льдом на пароходе?

— Да не за что. — Тимка покачал головой, глядя, как я с жадностью пью кроваво-красную жидкость, после чего протянул мне упаковку каких-то таблеток. — Держи, аспирин. Начмед передал. Сказал выпить сразу четыре штуки, хорошо разжевав. Мол, от спиртового похмела самый тот способ, томатный сок и аспирин.

— Угу, — пробормотал я, делая как сказали. Разжевав таблетки и запив их соком, я уселся на жестком сиденье и уставился в открытый боковой люк.

Штормило не сказать, чтобы очень круто, но достаточно серьезно. Порой на полубак захлестывали волны, а это приличное волнение. Баллов шесть есть, точно.

— Будешь? — Тимка вытащил из противогазной сумки пару пшеничных сухарей и плавленый сырок.

— Давай. — Я принял от него здоровенный, на всю ширину буханки, отменно высушенный сухарь и половинку сырка. Надо пожевать, а то та банка тушенки и пара таких же сухарей были единственной моей жратвой за эти сутки. — Бр-р, прохладно.

Нагнувшись, я взял свой бушлат и накинул его. Поверх бушлата улегся спасжилет, как уже сделал Тимка. Пилотку я сунул на плечо под бушлат, а на голову надел танкошлем. Ну да, такие у нас в башне лежат, положено по штатному расписанию, потому нас «танкистами» и прозвали.

Размазав сырок по сухарям и присыпав его смесью соли и перца, мы с Тимкой долго и молча сидели в башне, потихоньку точа нехитрую снедь. Вообще, я был здорово благодарен ребятам за их молчаливое сочувствие. И начальство не лезло особо, только убедились, что я жив-здоров и практически трезв. После чего оставили меня в покое.

— Что за?.. — Мы с Назаркуловым переглянулись, и выскочили наружу из-за сдавленного крика.

— Да твою ж мать!!! — выругался я, придерживаясь за верх барбета.

— Точно! — согласился Тимка и коротко выматерился по-узбекски.

Около борта, схватившись руками за леера, лежал давешний беглец. Уж не знаю, каким его лядом выпустили и что он делает на полубаке в такую штормягу, но то, что его сейчас за борт может смыть, так это к гадалке не ходи!

Корабль накренился, волна плеснула в скулу, обдав нас серьезными брызгами, из-за которых мы мгновенно промокли.

— Надо вытаскивать дурня. Смоет нахер. Тим, докладывай наверх, а я сейчас обвяжусь линем. Будешь потом меня страховать. Конец сбрось, он прямо под люком лежит. — Ну да, когда мы вязали снарядные ящики, сейчас глухо брякающие при кренах корабля, то я заныкал лучший их пропиленовых концов к себе в башню. Потом, когда будем сдавать боцману, всегда можно будет отмазаться.

Тимка полез наверх, скинув мне моток пропиленового шнура толщиной миллиметров двадцать, а сам коротко забубнил в микрофон.

Корабль засиял освещением, рявкнула аварийная тревога.

А я тем временем уже обвязался беседочным узлом и привязал второй конец линя к стойке барбета.

Крейсер снова нырнул, перекатив через бак нехилую порцию воды. Барбет выручил, отбив основную часть, только ящики хлопнули. Идиот из БЧ-5 болтался на леерах, как мокрая тряпка под ветром.

— Давай, только осторожно! — появившийся рядом Тимка перехватил у меня линь, перекинул его через плечо и уперся ногой в грибок вентиляции.

— Потравливай понемногу.

Я вышел из своего укрытия и ухватился за пачку ящиков. Ветер рвал мокрые брюки и полы бушлата, пытался сорвать шлемофон.

Вздохнув-выдохнув, я двумя прыжками оказался около лееров, чуть выше этого беглеца. Перехватывая по поручням, я спустился и ухватил молодого придурка под мышки, поднимая и помогая устоять на ногах.

— Держись за линь и топай к барбету! После следующей волны, ясно, а сейчас хватайся покрепче! — заорал я ему на ухо и вцепился в леера, так как на нас шел следующий вал.

Волна влепила в меня как хороший боксер, чуть даже приподняв, заставив захолонуть сердце. Да еще шлемофон сорвала и унесла куда-то. Но уже в следующую секунду я жестко брякнулся коленями об палубу. Карасина тоже устоял практически, даже лучше, чем я, его просто чуть двинуло по палубе.

— Давай, пошел! Тимка, обтягивай! — Я перекинул линь через стойку лееров и затянул петлю. Тимка с той сторону уперся, натянув линь, и мокрый как мышь боец, перебирая по пропилену руками, шустро перебрался за огородку барбета.

Корабль накренился, но волны пока не было, и я решился перебежать. Но не успел сделать и пары шагов, как вязки на ближайшей стопке снарядных ящиков лопнули, и мне в грудь прилетело торцом сорвавшегося ящика. Выбило дыхание и сорвало с палубы, я с удивлением увидел пролетающие подо мной леера, потом меня жестоко приложило о борт, когда обтянувшийся страховочный конец решил поиграть мною как кистенем. А потом что-то звонко лопнуло, и я хлопнулся вниз, в холодное мартовское море.

Упав, я было погрузился, но спасжилет меня потянул вверх, и я, выгребая руками и молотя ногами, выскочил на поверхность. Разлепив глаза, я увидел, как на удаляющемся крейсере полыхнули прожектора и заорала громкоговорящая связь.