Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина

^7–14(См. также: XVII, 1–2; XXXVII, 8–9). Читателя позабавит сравнение онегинского меню с обедом, этим «хаосом рыбы, мяса, дичи и овощей, целым маскарадом», описанным Байроном в октавах LXII–LXXXIV «Дон Жуана», песнь XV, где строфа LXXI кончается так: «Притом, поужинав сытно, сын Парнаса / Воспеть не в силах даже и бекаса» <пер. Т. Гнедич>. По сравнению с меню Талона, стол в «Дон Жуане» гораздо пышнее и носит более специфический характер — в его описании присутствуют как кулинарные рецепты, заимствованные из «Французского повара» (1813) Луи Эсташа Юда, так и ужасный английский акцент с ударением на первом слоге во французских словах («b'ecasse» здесь исключение).

⁸Вина кометы;Фр. «vin de la com`ete» — шампанское урожая года кометы, имеется в виду комета 1811 г., отмеченного также небывалым урожаем винограда. Эту безымянную, но яркую комету первым заметил Оноре Фложерг в Вивьере 25 марта 1811 г. Затем в Париже 21 авг. 1811 г. ее увидел Алексис Бувар. Астрономы в С.-Петербурге наблюдали ее 6 сент. 1811 г. (все даты приведены по новому стилю). Комету можно было наблюдать в небе Европы до 17 авг. 1812 г., по свидетельству Фридриха Вильгельма Августа Аргеландера («Исследования траектории большой кометы 1811 года», Кёнигсберг, 1823).

⁹Rost-beef окровавленный.Галлицизм (а не опечатка), «rost-beef sanglant», пришедший вместе с комплиментами шеф-повара из Парни («Goddam!» <«Проклятъе!»>, песнь 1; см. коммент. к главе Первой, XXXVII, 6–10).

¹⁰трюфли.Эти деликатесные грибы ценились так высоко, что мы, в безвкусный век искусственных ароматов, с трудом можем себе представить. Широко известен анекдот (удачно изложенный Уильямом Куком в «Мемуарах Сэмюэла Фута, эскв., с собранием его подлинных острот, анекдотов, высказываний и проч.», Лондон, 1805) о поэте Сэмюеле Бойсе (1708–49), который «впал в столь жалкую бедность…. что вынужден был не вставать с постели ввиду отсутствия одежды, и когда один из его друзей… прислал ему гинею, он тут же выложил целую крону на грибы и трюфели, чтобы было что положить на гарнир к ломтику ростбифа».

Жозеф Бершу (1765–1839) воспел трюфели в «Гастрономии» (1800), в предпоследней (третьей) песне:

«Du sol p'erigourdin la truffle vous est ch`ere» <Возросший в земле Перигора о, трюфель, ты изысканная пища!>.

¹²Стразбурга пирог.«P^at'e de foie gras» <«Паштет из гусиной печени»>. Джеймс Форбс в 1803 г. («Письма из Франции», [Лондон, 1806], I, 395–96) приводит цитату из «Almanach des gourmands»: «…В Страсбурге приготовляются те восхитительные паштеты, что составляют предмет величайшей роскоши среди „emtremet“ <„закусок и холодных блюд“>. Чтобы получить печень надлежащего размера, [гусь] на значительное время превращается в живую жертву. Его до отказа пичкают едой, не дают ни капли воды и держат прикованным за ноги к доске… Пытка… была бы нестерпимой, если бы птицу не подбадривала… мысль о будущем [ее печени], нашпигованной трюфелями и превращенной в приготовленный по всем правилам науки паштет, и [возвещающей] всему свету через посредство мсье Корсле… славу ее имени». У Булвер-Литтона, возможно, воспользовавшегося тем же французским источником, в «Пелэме» (1828), гл. 22, есть схожий пассаж.

Ср. стихотворение Пушкина «К [Михаилу] Щербинину» (1819), строки 7–8:

…И жирный страсбургский пирог Вином душистым запивает…

Пирог с начинкой из гусиной печени не следует путать, как это часто делают, с «foie gras» <«из гусиной печени»> (рус. паштет), подаваемым в судках. Пирог был «un vrai gibraltar» <«настоящая вещь»> (каким его описывает где-то Брийа-Саварэн), который надлежало брать штурмом, «вонзая в него нож для мяса» (как пишет в одном из своих писем Браммел).

¹⁴У каждого на памяти прелестные строчки (685–87) из «Лета» (1727) Джеймса Томсона:

…ты, лучший из ананасов, гордость Растительного мира, превосходящий все, Созданное воображением поэтов в век златой.

Менее известно стихотворение Уильяма Купера «Ананас и пчела» (1779). На всем протяжении девятнадцатого века этот плод считался в России символом роскошной жизни.

XVII

Еще бокаловъ жажда проситъ Залить горячій жиръ котлетъ; Но звонъ Брегета имъ доноситъ,   ⁴  Что новый начался балетъ. Театра злой законодатель, Непостоянный обожатель Очаровательныхъ актрисъ,   ⁸  Почетный гражданинъ кулисъ, Онгинъ полетлъ къ театру, Гд каждый, критикой дыша, Готовъ охлопать Entrechat, ¹²  Обшикать Федру, Клеопатру, Моину вызвать для того, Чтобъ только слышали его.

^3–4Представление начиналось в половине седьмого, и из двух императорских театров того времени (1819 г.) имеется в виду, вероятно, Большой Каменный в районе Коломны. Балеты разнообразно сочетались с операми и трагедиями.

Следует заметить, как зависим этот пустой день от хода времени. «Те, которые менее всего ценят свое время, имеют обычно наибольшее количество часовых механизмов и более всего обеспокоены точностью их хода» (Мария Эджуорт, «Скука» [1809], гл. 1).

⁵злой.Также «порочный», «вредный», «злобный», «зловредный», «плохой». Имеет отличие быть единственным односложным прилагательным в русском языке.

⁶Непостоянный обожатель.Volage adorateur (как употреблено, например, в «Федре» [1677] Расина, II, 1).

^6-7обожатель / Очаровательных актрис.Ср.: Стендаль, «Красное и черное» (1831), II, гл. 24:

«„Вот что, дорогой мой [сказал князь Коразов Жюльену Сорелю]… вы что… влюбились в какую-нибудь актрису?“ Русские старательно копируют французские нравы, только отставая лет на пятьдесят. Сейчас [в 1830 г.] они подражают веку Людовика XV»

<пер. под ред. Б. Г. Реизова>.

Таковы русские 1830 г. у Стендаля: они относятся к литературному типу путешествующего московита восемнадцатого столетия.

Насколько эвфемистично здесь сообщение нашего поэта о веселых днях его и онегинской юности в Петербурге, можно догадаться из непристойного, с разными приапическими подробностями (забавно перемешанными с дерзкими политическими шутками) письма Пушкина другому распутнику (Павлу Мансурову, родившемуся в 1795 г. и, таким образом, онегинскому сверстнику) об общих друзьях и молодых актрисах, из Петербурга в Новгород, от 27 окт. 1819 г.: «…Мы не забыли тебя и в 7 часов с 1/2 каждый день поминаем в театре рукоплесканьями, вздохами — и говорим: свет-то наш Павел! Что-то делает он теперь в Великом Новгороде? завидует нам — и плачет о Кр[ыловой, юной балерине] (разумеется, нижним проходом).

Оставим элегии, мой друг. Исторически буду говорить тебе о наших [следует венерологическое обозрение]… У меня открывается маленький; и то хорошо. Всеволожский Н[икита] играет; мел столбом! деньги сыплются! Сосницкая [актриса] и кн. Шаховской [драматург] толстеют и глупеют — а я в них не влюблен — однако ж его вызывал за его дурную комедию, а ее за посредственную игру.

Tolstoy [Яков] болен — не скажу чем — у меня и так уже много сифилиса в моем письме. Зеленая лампа [общество повес и фрондеров] нагорела — кажется, гаснет — а жаль — масло есть (т. е. шампанское нашего друга). [Имеется в виду Всеволожский, в доме которого происходили встречи]. Пишешь ли ты, мой собрат — напишешь ли мне, мой холосенький [ „холосенький“: этот нежный лепет не имеет гомосексуального подтекста]. Поговори мне о себе — о военных поселеньях. Это все мне нужно — потому, что я люблю тебя — и ненавижу деспотизм…».