Коммунист
Шрифт:
В Окуневе еще с 1919-го года сидел комиссаром некий Никита Кондратьев. Посылали его туда временно — заткнуть дыру, а потом как водится, про него забыли. Задачей его было обеспечить бесперебойную поставку провизии в Москву.
Пока баржи шли по Белой речке — про Кондратьева и не вспоминали. А потом оттуда стали поступать в Москву от разных людей донесения странные и все более тревожные. В Окуневе Кондратьев был чем-то вроде наместника бога на земле. Кого хотел — казнил, кого хотел — миловал. И от этого всевластия и безнаказанности постепенно сошел с ума.
В марте 1921 года Кондратьев объявил Окунев новой столицей Российской Коммуны, а себя — ее верховным комиссаром. Правда, нужно отдать ему должное, он понимал — чтобы стать уж вполне верховным, ему нужно сделать так, чтобы и Москвы признала его главенство. Поэтому он приказал перегородить Белую речку цепями, ограничив проход барж с продовольствием в Москву. На телефонограммы, телеграммы и письма из Москвы отвечал высокомерно и вполне в духе овладевшего им безумия. Требовал признать, что Москва теперь подчиняется Окуневу.
Горячие головы в ЦК тут же заговорили о посылке в Окунев армии, но тут выяснилось, что у Кондратьева у самого скопился порядочный, от полутора до двух тысяч штыков, гарнизон. Да и пушечки имелись. И боеприпасов хватало. Словом, Кондратьеву было чем встретить гостей.
Итак, наш Борисов, выйдя из медчасти, обнаружил абсурдный, пораженный диктатурой безумца мир. На улицах висели повешенные, на площадях маршировали вооруженные подростки. Девушек силком отправляли в казармы — для исполнения естественных биологических надобностей героических воинов Окуневской Коммуны.
А самое страшное — жители Окуневской Коммуны, считали такой порядок вещей естественным и единственно правильным.
30
Фокина заперли в амбаре с каким-то мародером. Мародер ожидал, что наутро его отпустят и дразнил Фокина тем, что его привяжут за руки-ноги к четырем лошадям и разорвут на части.
Шестопалов вошел в палатку и бросил блокнот Фокина денщику:
— Читай. Надо понять, что успел разведать этот шпион.
Тот начал разбирать по слогам. Шестопалов поморщился.
— Дай сюда.
Отнял блокнот у денщика и стал читать сам. И зачитался.
Наутро Шестопаловцы пригнали четырех лошадей, готовясь к экзекуции. Из палатки вышел мрачный, не выспавшийся Шестопалов, приказал привести Фокина из амбара.
— Всю ночь не спал, читал твое сочинение. Много плохого ты там про нас рассказал. Но одного там у тебя нет — неправды. Хочу, чтобы ты дописал свою книгу. Но сначала хочу рассказать тебе о себе, почему и как я есть такой, какой есть.
В другой раз атаман вышел из палатки часа через три, приказал разорвать лошадями мародера, а сам вернулся обратно в палатку, к прерванному разговору с Фокиным.
31
Огонь и железо быстро развязывают язык. Крестьянин терпел пытку недолго, потом указал Оксане Головне направление, куда пошел Шестопалов.
Через несколько дней Головня догнала Шестопалова. Слушала топот копыт и ржание лошадей. Но сразу поняла,
что ее сил недостаточно, чтобы уничтожить его. Наблюдала за ним издалека.32
Хруст удивлял и поражал Диану. Ограбил оранжерею и засыпал розами весь тротуар. Но это не произвело на Диану ровно никакого впечатления.
— Почему, почему вы так жестоки ко мне? — в отчаянии восклицал Хруст.
И тут в окно между рамами попадала птичка. Билась в кровь о стекло.
— Я как эта птичка, — плакала Диана. Хруст пытался достать птичку, не получается. Ударил в стекло чугунным утюгом. Не тут-то было.
До революции стекло лили на совесть.
Хруст полез на крышу, рискуя жизнью, спустился к окну и выпустил птичку на волю. Вернулся в дом и открыл дверь нараспашку.
— Вы свободны, можете идти куда ходите.
И вот после этого крепость сердца Дианы наконец пала.
33
Хруст был влюблен, счастлив, рисковал, терял осторожность.
Следователь Морозов узнавал от своего осведомителя Картозика о чудачествах Хруста.
— Розами осыпает, говоришь? — задумался Морозов, — похоже, у Григория от воздуха свободы кружится голова. Надо бы ему помочь, прописать подходящее лекарство.
От Картозика Морозов узнал адрес, где найти Хруста. Решено было брать его нынешней ночью.
34
Борисов был слаб, принимал лекарство, лежал в медчасти. Забеля, как умел, окружал его заботой и выполнял любые его поручения. С медсестрой Катей у Забели наметилось что-то вроде симпатии.
В медчасти кончились медикаменты.
Доложили Кондратьеву.
Он думал недолго, приказал расстрелять раненых, которые не могут самостоятельно передвигаться. Командовать расстрелом назначили взводного Померанцева, садиста и убийцу.
Забеля помог Борисову выйти из медчасти.
— Куда!
Стояли во дворе в ряд красноармейцы с винтовками.
Забеля закрыл Борисова грудью и, угрожая маузером, сказал:
— Вам раненых и убитых товарищей мало? Сейчас добавлю.
Красноармейцы окружили Забелю, подняли винтовки. Вопрос только, кто выстрелит первым.
Часть 3
1
Красноармейцы стояли, направив винтовки на Забелю. Но не решались выстрелить первыми. Забеля, чувствуя их сомнения, начинал было их агитировать:
— Братцы, как же так? Неужели по своим будете стрелять?
Красноармейцы уже и засомневались было, зачесали в затылках. Подбежал запыхавшийся Померанцев, папаха набекрень, в руках — револьвер. Ствол был раскален докрасна.
— Не слушать контру! Слышали приказ?
Направил револьвер на Забелю, нажал курок. Щелк. Нет патронов.
— Стреляйте, черти! — командует Померанцев.
И снова подняли бойцы винтовки.
— А ну-ка обождите-ка! — Во двор медчасти вразвалку вошел крепкий бритоголовый мужчина в сопровождении нескольких таких же крепких парней, вооруженных револьверами.