Комната Джейкоба
Шрифт:
Большие красные лица на ярких носовых платках в горошек уставились на Джейкоба снизу вверх. Джейкоб сверху вниз уставился на них. Затем, бережно прижимая к себе ведерко, Джейкоб осторожно спрыгнул и побежал прочь, поначалу так, словно ничего не случилось, но все быстрее и быстрее, по мере того как волны, пенясь, подступали к нему и ему приходилось сворачивать, чтобы спастись от них, и чайки поднялись прямо перед ним, и пронеслись вперед, и снова уселись чуть поодаль. На песке сидела большая черная женщина. Он побежал к ней.
— Няня! Няня! — кричал он, всхлипывая, судорожно глотая воздух на
Волны накатывали на нее. Она была скалой. Ее покрывали водоросли, которые лопаются с треском, когда на них нажимаешь. Он заблудился.
Так он и стоял. Лицо его искривилось. Он совсем готов был зареветь, как вдруг у отвесной скалы среди черных палок и соломы увидел череп — может быть, коровий, может быть, даже с зубами. Всхлипывая, но уже машинально, он бежал все дальше и дальше по берегу, и вскоре череп оказался у него в руках.
— Вот он! — воскликнула миссис Флиндерс, обойдя скалу и мгновенно оглядев все пространство пляжа. — Что он там схватил? Положи это, Джейкоб! Брось сию же секунду! Наверняка какая-нибудь гадость. Почему ты убежал от нас? Противный мальчишка! Ну, положи это. Пойдемте оба. — И она повернулась, держа Арчера одной рукой и нащупывая руку Джейкоба другой. Но он ускользнул и подобрал отвалившуюся овечью челюсть.
Размахивая сумочкой, сжимая зонтик, держа Арчера за руку и рассказывая историю о том, как однажды взорвался порох и бедный мистер Керноу остался без глаза, миссис Фландерс быстро поднималась по крутому склону, ощущая все время в глубине души какую-то смутную тревогу.
Там, на песке, неподалеку от любовников, остался старый овечий череп без челюсти. Чистый, белый, натертый песком и отполированный ветром, — на всем побережье Корнуолла не найти больше таких ослепительных костей. Морская трава прорастет сквозь глазницы, он раскрошится, или в один прекрасный день кто-нибудь, играя в гольф, ударит по мячу и рассеет горстку праха. «Нет, ну не в чужом же доме», — подумала миссис Фландерс. Очень рискованно уезжать так далеко с маленькими детьми. Нет мужчины, некому помочь с коляской. И с Джейкобом наказание — уже все делает по-своему.
— Выбрось это, милый, пожалуйста, — сказала она, когда они вышли на дорогу, но Джейкоб увильнул от нее; подымался ветер, и она вытащила булавку из шляпы, поглядела на море и воткнула ее наново. Подымался ветер. В волнах ощущалось беспокойство, как живые существа, они упрямились и ждали кнута, волновались перед бурей. Рыбачьи лодки кренились к самой воде. Бледно-желтый свет прорезал лиловое море и погас. Зажегся маяк. — Пойдемте, — сказала Бетти Фландерс. Солнце било им в лица и золотом покрывало дрожащие в живой изгороди огромные черные ягоды ежевики, которые Арчер пытался сорвать на ходу.
— Мальчики, не отставайте. Вам не во что переодеться, — сказала Бетти, таща их за собой и с беспокойством оглядывая землю, ставшую такой ослепительной от внезапных вспышек света в стеклах садовых теплиц, от непрерывной смены желтого и черного, от пылающего заката и удивительного возбуждения и напряженности цвета, которые волновали Бетти Фландерс и заставляли ее думать о своей ответственности и нависшем несчастье. Она схватила Арчера за руку. Дальше надо было взбираться на холм.
—
О чем я тебя просила мне напомнить? — спросила она.— Не знаю, — сказал Арчер.
— Ну и я не знаю, — сказала Бетти легко и весело, и кто станет отрицать, что такой вот рассеянностью, а также щедростью, природным чутьем, бабьими суевериями, безрассудствами, мгновениями удивительной отваги, ощущением смешного и сентиментальностью, — кто станет отрицать, что именно этим всякая женщина симпатичнее любого мужчины?
Вот, например, Бетти Фландерс.
Она взялась за садовую калитку.
— Мясо! — вскрикнула она, со стуком отодвигая щеколду.
Она забыла про мясо.
В окне показалась Ребекка.
Скудость обстановки гостиной в доме миссис Пирс стала особенно заметна в десять часов вечера, когда на середину стола поставили керосиновую лампу. Резкий свет озарил сад, пересек лужайку, выхватил из темноты детское ведерко и фиолетовую астру и остановился у изгороди. Миссис Фландерс забыла шитье на столе. Там лежали ее очки в стальной оправе, большие катушки белых ниток, игольник и коричневая шерсть, намотанная, на старую открытку. Валялись камышины и номера «Стрэнда», а линолеум был в песке от детских башмаков. Долгоножка пронеслась из угла в угол и ударилась о лампу. Ветер хлестал по окнам крупными каплями, и, попадая на свет, они вспыхивали серебром. Торопливо, настойчиво бился о стекло одинокий листок. На море был ураган.
Арчер не мог заснуть.
Миссис Фландерс наклонилась над ним. — Представь себе фей, — сказала Бетти Фландерс. — Представь себе красивых-красивых птичек, как они уютно устраиваются в гнездышках. Закрой глазки и увидишь птичку-маму с червячком в клюве. Ну, повернись и закрой глазки, — прошептала она, — закрой глазки.
Дом был наполнен звуками льющейся, булькающей воды; вода выливалась из переполненного бака, пузырилась, пищала, неслась по трубам и струилась по оконным стеклам.
— Куда это столько воды льется? — шепотом спросил Арчер.
— Это просто вытекает вода из ванны, — ответила Бетти Фландерс.
На улице что-то лязгнуло.
— Послушай, а этот пароход не утонет? — спросил Арчер, открывая глаза.
— Конечно нет, — сказала Бетти Фландерс, — капитан давно спит. Закрой глазки и представь себе фей, они крепко-крепко спят, а над ними растут цветы.
— Думала, он не уснет сегодня — такой ураган, — шепотом сказала она Ребекке, которая склонилась над спиртовкой в соседней маленькой комнате. На улице бушевал ветер, а маленькое пламя спиртовки горело ровно, заслоненное от кроватки книжкой, стоящей на боку.
— Он все съел, что было в рожке? — спросила шепотом миссис Фландерс, и Ребекка кивнула, подошла к кроватке и отвернула покрывало, а миссис Фландерс нагнулась и с тревогой посмотрела на ребенка, который спал, но хмурился во сне. Окно затряслось, и Ребекка прокралась как кошка и затворила его покрепче. Две женщины шептались над спиртовкой, плетя вечный заговор тишины и чистых рожков, а ветер неистовствовал и вдруг с силой рванул непрочную задвижку.
Обе оглянулись на кроватку. Губы у них были поджаты. Миссис Фландерс направилась к кроватке.