Комната на чердаке

Заплаканная Хеленка появилась в дверях. Но Зося, видимо, уже растолковала ей, в чем дело: бледная улыбка мелькала на губах у девочки.

— Не реви, Хелька. Ты теперь дочка артели!

— Опекунов у тебя — до черта и еще немножко, — заявил Генек.

— Ну, вот и хорошо! На заработанные сегодня деньги купим керосину и уже с завтрашнего дня переносим мастерскую к Хеленке!

Веселый шум доносился из комнатки на лестницу. Жена слесаря и горничная доктора остановились на площадке и прислушивались. Они уже знали, в чем дело. В доме всякая новость распространялась с молниеносной быстротой.

— Смотрите-ка, Иоася, что малыши придумали!

— Шалуны, шалуны, а неплохие, оказывается, ребята. Правда?

— Я думаю, и взрослые жильцы помогут.

— Наверно! Все так все! Чтобы нам перед детьми не было стыдно!

Итак, судьба Хеленки была решена. Заботу о ней взяли на себя «артельная» группка ребят и весь дом.

Глава XIII П И С Ь М О

В доме было столько всяких хлопот и работы, что на этот раз дети ожидали весны не с таким нетерпением, как обычно. Но однажды Адась, запыхавшись, прибежал наверх.

— Сирень, сирень!

— Что сирень?

— На сирени почки, слышишь? На нашей сирени!

Зося побежала вниз так быстро, что Адась едва мог поспеть за ней. Захлюпала, разбрызгалась из-под ног весенняя грязь.

Жалкий, засохший было куст сирени решил, очевидно, отблагодарить детей. Бурые ветки на нем были покрыты почками — крупными блестящими зелеными почками.

— Вот тут сейчас будут листья…

— Еще не сейчас. Почки не такие большие.

— Большие! Ты бы хотела, чтобы были такие, как на каштане?

Зося рассмеялась и нежно погладила рукой кривой ствол сиреневого куста.

— Милый!

— А помнишь, как над нами смеялись?

— А все-таки помогли нам. И теперь уже все не так, как было.

Действительно, все было совсем иначе. Ведь между тем днем, когда Зося и Адась решили позаботиться о сирени, и этим уже благоухающим весною утром произошло такое важное событие, как основание «артели». И это совершенно изменило жизнь детей.

— Ну, значит, скоро весна.

— Через неделю?

— Не знаю. Бывает так, что становится тепло, а потом опять пойдет снег и ударит мороз.

— А теперь так не будет, — заявил решительно Адась.

— Потому что ты не хочешь?

Нет. А потому, что пахнет настоящей весной.

Пахло, правда, больше всего мусорной ямой и кухонными ароматами, но сквозь них действительно пробивался другой запах, запах чего-то свежего, молодого. Может быть, это был таявший уже по-настоящему снег, а может быть, действительно весна?

— Я пойду за Хеленкой и покажу ей, чтобы она первая увидала. Только, Зося, он правда расцветет?

— Наверно, расцветет. Надо его окопать и еще раз полить.

— Опять этой навозной жижей?

— Опять.

Адась сморщил носик и пошел за Хеленкой. А потом слух о почках на сирени распространился повсюду, и каждую минуту вниз сбегал кто-нибудь из ребят посмотреть на куст.

— Утром, когда мы смотрели, они были меньше, — серьезно говорил Адась.

— Иди ты, дурачок! За эти несколько часов они выросли, что ли?

— Да, выросли. А как, например, на той фуксии, которую подарили Анке, цветок распустился за одну ночь?

С каждым днем набухали почки — и не только на сирени. Всюду, где бы ни росло какое-нибудь деревце, какой-нибудь захудалый кустик, видны уже были предвестники зелени. У стен на дворе начинали пробиваться зеленые перышки новой, молодой травки.

И как раз в то время, когда Генек перестал работать в «артели», потому что «весной невозможно ничего делать», случилось два события.

Первое предвиделось и ожидалось: монастырскому садовнику потребовались услуги «артели». Садовник был уже стар, а монастырский сад велик и старику трудно было с ним справляться. «Артель» должна была ему помочь. Это было более веселое занятие, чем пришивать пуговицы. Ребята сгребали граблями гнилые листья, выравнивали дорожки, копали грядки и клумбы, рыхлили на них землю, перемешивали удобрение. Старый садовник ходил, присматривал, говорил, что и как надо делать, и ворчал.

Вот это и было первое событие. А второе было совсем неожиданное.

Получилось письмо. Письмо было адресовано Анке. Анка поздно возвращалась с фабрики, и письмо лежало на столе несколько долгих часов. Адась осматривал его со всех сторон.

— Откуда оно может быть?

— Придет Анка и прочитает.

— А нельзя сейчас?

— Нет. Оно ведь адресовано Анке.

Адась вздыхал и ходил вокруг стола. На самой середине стола, лежал белый толстый четырехугольный конверт с крупно написанным адресом. Вверху — фамилия, ниже — название города, улицы, номер дома.

Когда послышались, наконец, шаги Анки, Адась выбежал за дверь, на лестницу.

— Скорей иди, скорей! Письмо!

— Какое письмо?

— Тебе! Почтальон принес! Я положил на стол, оно там лежит! И мы не знаем, от кого!

— Сейчас, сейчас увидим! Дай мне передохнуть.

Анка взяла в руки конверт и долго рассматривала его. Письма в комнатку на чердаке не часто приходили. Пожалуй, вообще со дня смерти матери не было ни одного письма. Анка осторожно разорвала конверт, вынула листок бумаги.

«Милая Анечка и милые детки!»

— Читай вслух, вслух!

— «Милая Анечка и милые детки!»

— А от кого письмо?

— Подожди, я же должна прочесть!

— Ну, читай!

— «Милая Анечка и милые детки! Пишу вам эти несколько слов, потому что всяко бывает в жизни и судьба человеческая ходит разными путями».

— Что ходит разными путями?

— Судьба… Не мешай!

— «Вот и я сейчас, на старости лет, дождалась счастья. Опять я в своей деревне и хозяйничаю понемножку с сыном. Потому что я должна еще вам сообщить, что то ли от этой радости, то ли от забот обо мне, но случилось так, что ноги мои выздоровели, и после стольких лет я могу ходить, только вот немножко еще опираюсь на палочку. И вот я думаю так: пусть Адась и Зося, им ведь всегда хотелось посмотреть деревню, приедут на праздники к нам. Двадцать злотых на дорогу посылаю, потому что знаю, что у вас в деньгах нехватка и что, наверно, вам все так же трудно приходится, как и тогда, когда вы позаботились о старухе и делились с ней последним куском.