Комната с видом

— Странно. Я был уверен, что они не преминут воспользоваться случаем меня очернить. Но, конечно, только личное обаяние этих людей побуждает вас заступаться за них.

— Я не заступаюсь, — пробормотала Люси, теряя мужество и возвращаясь к прежнему хаосу в мыслях. — Они мне никто.

— Как вы могли подумать, будто она их оправдывает? — упрекнула священника мисс Бартлетт, сильно огорченная этой сценой. Продавец наверняка все слышал.

— Это было бы трудно, — ответствовал капеллан. — Потому что этот человек убил свою жену перед лицом Господа.

Упоминание о Боге произвело сильное впечатление. Но капеллан понимал, что подобное обвинение нуждается в доказательствах. Все смолкли. Пауза могла стать впечатляющей, но вместо этого оказалась неловкой.

Мисс Бартлетт расплатилась за Пизанскую башню и направилась к двери.

— Мне пора, — сказал священник, взглянув на карманные часы.

Мисс Бартлетт поблагодарила его за доброту и с энтузиазмом заговорила о предстоящей поездке.

Люси вспомнила о хороших манерах.

— Так, значит, она состоится?

И к мистеру Эгеру вернулось прежнее благодушие.

— Чтоб она провалилась, эта поездка! — воскликнула Люси, когда он ушел. — Это ведь та самая, на которую нас пригласил мистер Биб, — причем, без всякого ажиотажа? Почему он сделал свое предложение в такой нелепой манере? С тем же успехом мы могли бы сами его пригласить.

Мисс Бартлетт с удовольствием продолжила бы злословить по адресу Эмерсонов, но эти слова навели ее на неожиданную мысль.

— Если мистер Биб и мистер Эгер имеют в виду одну и ту же поездку, нас ожидает большая путаница.

— Почему?

— Потому что мистер Биб позвал еще и мисс Лавиш.

— Значит, нужна еще одна карета.

— Хуже того — мистер Эгер терпеть не может Элинор, и она это знает. Откровенно говоря, она слишком вольно себя ведет.

К этому времени они уже добрались до читальной комнаты Английского банка. Люси остановилась возле журнального столика в центре комнаты и, не обращая внимания на стопку комиксов и гравюр, пыталась если не ответить, то хотя бы сформулировать вопросы, от которых у нее пухла голова. Привычный мир раскололся, и на авансцену вышла Флоренция, волшебный город, где люди говорили и делали очень странные вещи. Убийство, обвинение в убийстве — это что, рядовые явления, изо дня в день происходящие на флорентийских улицах? Может быть, этот город обладает способностью пробуждать сильные чувства — добрые или злые — и добиваться их стремительного воплощения в поступки?

Счастливая Шарлотта — тревожится по пустякам и не замечает действительно важных вещей! С достойной восхищения проницательностью угадывает, «к чему это может привести», но, как правило, теряет цель из виду в самый момент ее достижения. В данный момент она сидит, сгорбившись, в уголке, пытаясь незаметно вытащить аккредитив из сложенного кошельком кусочка льняной материи, стыдливо спрятанного за пазухой. Ей сказали, что в Италии это самое надежное место для хранения денег. Разворачивать лоскут рекомендовалось только в стенах Английского банка.

Продолжая шарить за пазухой, мисс Бартлетт пробормотала:

— Неважно, забыл ли мистер Биб предупредить мистера Эгера, или наоборот, они договорились между собой не брать с собой Элинор Лавиш, — мы должны быть готовы ко всему. В сущности, их интересуешь ты, я нужна только ради соблюдения приличий. Поезжай с джентльменами, а мы с Элинор — сзади, в коляске, запряженной одной лошадью. Ах, как это все сложно!

— Да уж, — мрачно подтвердила Люси.

— Но все-таки, что ты обо всем этом думаешь? — спросила мисс Бартлетт, застегивая пуговицы на платье.

— Сама не знаю, что я думаю и чего хочу.

— Люси, дорогая! Надеюсь, Флоренция тебе еще не надоела? Скажи только слово — и я завтра же увезу тебя в любой уголок мира.

Люси поблагодарила и задумалась над предложением.

Ей передали письма из дому. Одно от брата, сплошь о спорте и биологии. Другое — как всегда очаровательное — от матери. Из него Люси узнала о крокусах, которые ей продали как желтые, а они оказались красно-коричневыми, о новой горничной, полившей кактусы лимонадом, и о двух смежных виллах, которые своим видом портят Саммер Стрит и разрывают сердце сэра Гарри Отвея.

Она вспомнила легкую и приятную жизнь дома, где ей разрешалось делать все что заблагорассудится и где никогда ничего не случалось. Дорогу, уходящую вверх по склону, в сосновый лес... Их светлую, праздничную гостиную... Вид на Сассекс Уилд... Все это представилось четко и трогательно, как картины в галерее, куда путешественник возвращается, обогащенный новым опытом.

— Что там новенького? — полюбопытствовала мисс Бартлетт.

— Миссис Вайз с сыном подались в Рим, — сообщила Люси самое неинтересное. — Ты знакома с Вайзами?

— Э... слушай, Люси, давай пойдем обратно тем же путем. Площадью Синьории любуешься — и не можешь налюбоваться!

— ...Они очень приятные люди. И очень умные — в моем понимании... Тебе не хочется в Рим?

— До смерти хочется!

Площадь Синьории слишком камениста, чтобы радовать глаз. На ней нет ни травинки, ни цветка, ни фрески, ни сверкающих мраморных стен, ни утешительного красноватого отблеска. По случайному стечению разных факторов — если только не верить в существование духа местности, — статуи, которые должны были бы смягчить ее суровый вид, вызывают ощущение не детского простодушия и не кипучей молодости, а зрелости и завершенности. Персей и Юдифь, Геракл и Туснельда — все они много страдали и многого достигли. Бессмертие досталось им ценой нелегкого опыта. Здесь, а не только на лоне природы, герой может встретить богиню, а героиня — бога.

— Шарлотта! — воскликнула Люси. — У меня идея! Что, если мы с тобой завтра махнем в Рим — прямо в отель, к Вайзам? Кажется, я наконец-то знаю, чего хочу. Хватит с меня Флоренции! Ты же сказала, что готова ради меня отправиться на конец света. Давай, а? Ну пожалуйста!

— Ах ты, проказница! А как же наша завтрашняя поездка в горы?

И все время, пока они вместе пересекали величественную площадь, Люси и мисс Бартлетт потешались над своим несбыточным проектом.

Глава 6. Преподобный Артур Биб, Преподобный Катберт Эгер, мистер Эмерсон, мистер Джордж Эмерсон, мисс Элинор Лавиш, мисс Шарлотта Бартлетт и мисс Люси Ханичерч двумя экипажами едут в горы любоваться видами. Возничие — итальянцы.

Не иначе как сам Фаэтон вез их в тот памятный день во Фьезоле — юноша горячий и безответственный, — он безжалостно стегал кнутом хозяйских лошадей, понукая их взбираться по каменистому склону. Мистер Биб сразу узнал его. Ни эпоха фанатичной веры, ни века сомнений не наложили на него своего отпечатка, это был все тот же Фаэтон из Тосканы, правивший своей колесницей. И рядом с ним на козлах сидела Персефона, которую он испросил разрешения подбросить по дороге, выдав за свою сестру. Высокая, стройная, бледнолицая Персефона, по весне возвращающаяся в дом своей матери. Она все еще заслоняла глаза рукой от непривычно яркого света. Мистер Эгер был против: дескать, доска с той стороны не такая прочная и вряд ли выдержит второго седока. Но после вмешательства дам, в виде исключения, богине разрешили сесть рядом с богом.