Комната с заколоченными ставнями

По мере ее удаления ко мне возвращалась былая решимость, и в конце концов я отворил дверь и выглянул наружу.

Повсюду была темнота. Но нет — наверху, там, где заканчивался лестничный пролет, из-под двери мансарды пробивалось голубоватое свечение. Я медленно двинулся вверх, с каждым моим шагом свечение как будто ослабевало.

Дойдя до двери мансарды, я прижался к ней ухом. Ни звука. Я рывком распахнул дверь.

Женщины в комнате не было. И только у самого пола, в том месте, где он смыкался с крышей, разливалось пятно голубого света, который, словно вода из раковины, стремительно вытекал наружу через мышиную нору! В то же время окружавшие ее каббалистические рисунки светились сами по себе, и свет их также медленно угасал.

Я зажег спичку и огляделся. Женское платье, как и в прошлый раз, лежало на стуле. Здесь же была и маска.

Подойдя к стулу, я дотронулся рукой до маски.

Она была еще теплой.

Спичка догорела и обожгла мои пальцы.

Теперь меня обступала сплошная стена мрака. Но с той стороны, где была расположена мышиная нора, исходило необъяснимое притяжение, столь сильное, что я невольно опустился на колени и едва не устремился вслед за исчезнувшим голубым сиянием. Вновь земля подо мной перестала вращаться, время остановилось, и дикий, безумный страх окончательно парализовал мою волю.

Я замер, не в силах двинуться с места.

И тогда из глубины мышиной норы в комнату снова хлынул поток яркого голубого света. С его появлением я враз освободился от сковывавших меня незримых пут и, как был, на карачках, бросился прочь из мансарды. В дверях я обернулся, ожидая увидеть преследующее меня по пятам сверхъестественное чудовище.

Но позади меня была лишь темнота — неподвижная, непроницаемая темнота.

Добравшись до своей комнаты, я упал на кровать и уставился в пространство перед собой, ожидая дальнейших событий. Я понимал, что Рода была права — мне следовало уехать, но одновременно что-то во мне сопротивлялось отъезду; это была уже не просто боязнь лишиться наследства, а нечто иное, какая-то жуткая связь, возникшая между мной и этим домом.

Ожидание затянулось, никакие посторонние звуки не нарушали тишины, если не считать шума ветра за стенами дома да хриплого плача совы где-то в районе старого кладбища.

В конце концов я задремал и увидел во сне, как голубое сияние заполняет мансарду, течет вниз по ступеням лестницы, проникает в мою спальню, а из мышиной норы наверху одна за другой вырастают фигуры женщины-экономки: то одетой и с маской на лице, то в виде безобразной старухи, то полностью обнаженной, ослепительно красивой девушки, — и вслед за ней мой двоюродный дед Урия Гаррисон, заполняющий собою весь дом, мою комнату и, наконец, меня самого. Я проснулся в холодном поту уже на исходе ночи — небо за окнами начинало светлеть.

А разбудил меня громкий стук в парадную дверь дома. Я чувствовал себя совершенно обессиленным и не без труда спустился вниз.

На крыльце перед дверью стояла Рода.

— Что случилось, Адам?! — вскричала она. — Ты выглядишь ужасно.

— Убирайся, — сказал я ей. — Ты нам не нужна.

В первый момент я сам удивился своим словам, но я и вправду был возмущен ее несвоевременным появлением — можно было подумать, я не смогу обойтись без ее дурацких назиданий.

— Стало быть, я опоздала, — вздохнула она.

— Убирайся, — повторил я. — Оставь нас в покое.

Она оттолкнула меня и вошла в дом. Я последовал за ней.

Она сразу направилась в кабинет и вскоре вышла оттуда с моими дневниками и рукописью диссертации о Томасе Харди.

— Тебе это уже не понадобится? — спросила она.

— Забирай, — сказал я. — Забирай это все.

Она пошла к двери.

— До свиданья, Адам.

— До свиданья, Рода.

К моему удивлению, она и впрямь безропотно удалилась. Не скажу, что я вовсе не был этим встревожен, но где-то в глубине души я испытал удовлетворение — такой оборот дела меня устраивал.

V

Большую часть дня я провел в полном бездействии, с нетерпением ожидая прихода ночи. Сейчас я затрудняюсь описать тогдашнее мое состояние. Страха не было и в помине, оставалось лишь любопытство и страстное желание новой встречи.

День тянулся бесконечно. Часть его я проспал; есть совсем не хотелось — у меня разыгрался аппетит иного рода, но это обстоятельство меня нисколько не тревожило.

Наконец наступила ночь. Я заранее предвкушал грядущие события и, не в силах усидеть на месте, долго расхаживал по первому этажу, то и дело бросая взгляд на лестницу, ведущую наверх, пока не сообразил, что мне следует находиться в комнате моего деда и там ждать появления ночных гостей.

Время шло, часы в холле пробили девять, потом десять, одиннадцать. Я сидел и ждал — вот-вот на лестнице послышатся шаги, шаги женщины, которую, как я знал, зовут Лилит; [48] но прежде возникло голубое сияние, оно просочилось в щель под дверью и заполнило собой всю комнату, как это уже бывало во сне.

48

Лилит— злой дух в еврейской мифологической традиции, обычно выступающий в роли суккуба. Согласно преданию, Лилит была первой женой Адама (кстати, главный герой рассказа также носит это имя), а позднее стала женой Сатаны и матерью демонов. В средневековой еврейской литературе, откуда этот образ перекочевал во многие сочинения европейских авторов, красивая внешность Лилит была обусловлена ее способностью принимать любой облик.

Только на сей раз я не спал, чувства мои были обострены до предела.

Голубой свет, становясь все ярче, слепил глаза, и я едва различал фигуру обнаженной женщины, появившуюся в центре комнаты. Рядом с ней обозначились хорошо знакомые черты моего двоюродного деда; темная змееподобная лента, плавно изгибаясь, потянулась от него к моей постели…

Но тут, к моему ужасу и отчаянию, ход событий был грубейшим образом прерван. Я почувствовал запах дыма, а затем характерный треск горящего дерева.

С улицы донесся голос Роды.

— Адам! Адам! — кричала она.

Видение начало на глазах распадаться. Последнее, что я успел заметить, было выражение дикой ярости на призрачном лице Урии Гаррисона; его спутница из очаровательной девушки в один миг превратилась в кипящую от бешенства старую каргу. Но мне теперь уже было не до них. Бросившись к окну, я распахнул его настежь и что было силы завопил:

— Рода!

Моя тревога оказалась напрасной — она позаботилась обо всем. К подоконнику была приставлена садовая лестница.

Старый дом сгорел дотла вместе со всем содержимым.

Пожар, однако, не внес изменений в порядок наследования. Мистер Сэлтонстолл подвел под это дело юридическую базу, пояснив, что я исправно выполнял последнюю волю моего деда вплоть до момента, когда не зависящие от меня стихийные обстоятельства сделали дальнейшее ее выполнение невозможным. Итак, я унаследовал земельный участок, тут же выгодно сбыл его с рук, и вскоре мы с Родой поженились.

Несмотря на все вполне очевидные недостатки ее характера.