Комната снов. Автобиография Дэвида Линча
Шрифт:
«Наша социальная жизнь вращалась вокруг общества медитации, – продолжила она. – Мы посещали его каждый вечер пятницы, и те люди стали нашими близкими друзьями. Мы встречались с ними и шли в кино – я посмотрела множество фильмов вместе с Дэвидом – но мы все никак не могли попасть в кинобизнес».
Тем временем, «Голова-ластик» мало-помалу становился сенсацией ночных показов. До его премьеры в лос-анджелесском театре «Нуарт» оставалось четыре дня – а после этого он не покидал экран четыре года. «Голова-ластик» вышел в очень подходящее время, когда в Лос-Анджелесе сформировалась подходящая аудитория, которая по достоинству оценила фильм. Экстравагантные представления переживали свою лучшую пору, панк-рок набирал обороты, а эксцентричные издания – журналы «Wet», «Slash» и «L. A. Reader», певшие оды всему экспериментальному
Хоть Линч и оставался аутсайдером, жизнь его изменилась. Его захватили духовные практики, у него была новая жена, и он создал именно такой фильм, какой намеревался. «Я оставался верен своей оригинальной идее “Головы-ластика”, – сказал Линч. – До такой степени, что в фильме есть моменты, которые будто внутри моей головы, а не на экране». И в итоге он влился в киноиндустрию и получил тысячи зрителей, которые поняли, чего он хотел добиться своим фильмом.
«Дэвид связан с гораздо большим количеством людей, чем можно ожидать, и в его видении есть что-то, с чем они могут себя идентифицировать, – подвел итог Джек Фиск. – Впервые я увидел “Голову-ластик” на ночном показе в “Нуарте”. Все в зале были зачарованы и все знали слова. Я подумал: “Боже мой! Он нашел зрителей на это!”».
Линч на съемочной площадке в холле квартиры Генри Спенсера в фильме «Голова-ластик», 1972. Фотограф: Кэтрин Колсон.
Шарлотта Стюарт и Линч на съемочной площадке у крыльца дома семьи Икс на съемках фильма «Голова-ластик», 1972. Фотограф: Кэтрин Колсон.
Мэри Фиск в их с Линчем доме на Роузвуд Авеню в Лос-Анджелесе, 1977. Фотограф: Дэвид Линч.
Джек, его пес Файв и мой брат Джон проехали со мной через всю страну от Филадельфии, и это была прекрасная поездка. Помню, когда мы заезжали в огромную долину, небо было таким широким, что когда ты заезжал на горный хребет, то мог видеть сразу четыре разные погоды одновременно. Одна сторона неба была залита солнцем, а в другой бушевал шторм. Мы проехали тридцать часов до Оклахомы, где остановились у моих тети и дяди, на второй день тоже очень много провели в пути и съехали с дороги ночью в Нью-Мехико. Стояла безлунная ночь, и мы устроились в кустах, чтобы поспать. Было очень тихо, и тут внезапно раздался свист, и мы обнаружили, что к одному из кустов привязана лошадь. Когда мы проснулись утром, вокруг нас кружили индейцы на пикапах. Мы забрели в индейскую резервацию, и они, вероятно, решили выяснить, какого дьявола мы делали на их частной собственности, и я их не виню. Мы не знали, что попали в резервацию.
Мы добрались до Лос-Анджелеса на третий день после полуночи. Мы ехали по бульвару Сансет, развернулись у «Whisky a Go Go» и поехали к Алу Сплету, где и переночевали. На следующее утро я проснулся и открыл для себя свет Лос-Анджелеса. Меня чуть не переехали, потому что я встал посреди бульвара Сан-Висент – я поверить не мог, как же был прекрасен свет! Я мгновенно влюбился в Лос-Анджелес. А кто бы не влюбился? Так вот, я стою, любуюсь светом, осматриваюсь и вижу, что на доме по адресу Сан-Висент 950 висит табличка «Сдается». Я снял этот дом за пару часов за двести двадцать долларов в месяц.
В Филадельфии мне пришлось продать «Форд Фалкон», и мне была нужна машина. Джек, Джон и я отправились на бульвар Санта-Моника и принялись ловить авто. Нас подвезла одна актриса, и она сказала: «Все подержанные машины продаются на бульваре Санта-Моника в Санта-Монике. Мне как раз по пути, я вас подвезу». Мы зашли
в несколько мест, а затем мой брат заметил «Фольксваген» 1959 года, выкрашенный в выцветший серый цвет. Мой брат разбирается в машинах – он осмотрел ее и сказал: «Хорошее авто». Я как раз получил второй приз на кинофестивале в Белвью за «Бабушку» – двести пятьдесят долларов, и на эти деньги я купил ту машину, которая стоила, наверное, сотни две. Мне требовалась страховка, а прямо напротив находилась компания «State Farm». Я поднялся по деревянным ступенькам и встретил приветливого парня на втором этаже – он и позаботился о страховке. За один день у меня появились дом, машина и страховка. Нереально. Многим довелось пожить с нами в том доме: и Гербу Кардвеллу, и Алу Сплету, и моему брату, и Джеку тоже. Меня тогда совсем не беспокоило их присутствие в доме, но сейчас бы точно забеспокоило.Когда Джек, мой брат и я пришли в Американский институт киноискусства и увидели здание, я не мог поверить своим глазам. Я был так счастлив быть там. Когда мы приехали в Лос-Анджелес, я хотел снимать «Задний двор» и даже закончил сорокастраничный сценарий; позже я познакомился с Калебом Дешанелем, и он ему понравился. Он подумал, что это что-то вроде фильма ужасов, и отнес сценарий знакомому продюсеру, который делает низкобюджетные ужастики. Тот парень сказал: «Я хочу этим заняться и дам тебе пятьдесят тысяч долларов, но сначала ты распишешь сценарий на сто-сто двадцать страниц». Это привело меня в уныние. История никуда не делась, но весь чертов следующий год я провел, встречаясь с Фрэнком Дэниелем и его приятелем Джиллом Деннисом и набивая сценарий бесполезными диалогами, чего я терпеть не могу. Неужели мне правда хотелось это делать? Ведь у меня начали появляться идеи для «Головы-ластика».
Как-то раз в мой первый год в Институте, Тони Веллани сказал мне: «Хочу, чтобы ты пришел и познакомился с Роберто Росселлини». Я зашел к Тони в офис, и там был Роберто. Мы пожали друг другу руки, сели и завели разговор. Он сказал Тони: «Я бы хотел, чтобы Дэвид отправился в Рим как студент по обмену, в мою киношколу, “Экспериментальный киноцентр”. Они написали об этом в “ Variety”, но позже я узнал, что школа Росселлини обанкротилась. Это судьба. Меня просто не должно было там быть. Но все-таки здорово, что я с ним познакомился.
Мне нужны были деньги, и Тони сказал: «Можешь поработать с Эдом Пароне, он сейчас снимает “Майора Барбару” для форума Марк Тэйпер», и я так и сделал. В пьесе играли Дэвид Бирни и Блайт Даннер, кроме того, это был дебют Ричарда Дрейфуса, который украл все внимание зрителей. Я терпеть не мог эту пьесу и мне не нравился режиссер. Он был не очень любезен со мной. Может, дело в том, что я не приносил ему кофе, не знаю. К театру у меня был нулевой интерес. Блайт Даннер, однако, была очень милой.
Тони знал, что я мастерю, и нашел мне работу в штате Юта – я мастерил декорации для фильма Стэнтона Кайе «В поисках сокровищ». Я изготовлял ацтекских богов и золотые слитки, и тогда судьба столкнула меня с парнем по имени Хэппи, работником цирка. Я называл его «Хэпп». Предполагалось, что я пробуду там неделю, а после двух недель я очень захотел домой. Я сказал: «Мой приятель Джек может заняться этим всем». Джек пришел, познакомился с кучей людей, которые увидели, какой он замечательный, и это открыло для него все двери. Думаю, что для Джека это был поворотный момент.
В первый день моего второго года обучения я вернулся в институт и обнаружил, что меня зачислили к первокурсникам, будто я провалил экзамены. Плюс ко всему, я потратил чертов последний год. Я разозлился не на шутку. Я ураганом несся по коридору, встретил Джилла, и когда он увидел мое лицо, то воскликнул: «Дэвид, стой! Стой!». Он бежал за мной, но я шел прямо к кабинету Фрэнка, прошел мимо Миерки, его помощницы, вошел и сказал: «Я ухожу!». Я вылетел из кабинета и пошел к Алану. Он сказал: «Я тоже ухожу!». Вот так мы двое отправились в «Гамбургер Гамлет», рвали и метали и выпили по чашечке кофе. Несколько часов спустя я вернулся домой, и когда Пегги увидела меня, она спросила: «Что произошло? Звонили из школы – они очень расстроены, что ты уходишь!». Я снова пошел к ним, и Фрэнк сказал: «Дэвид, раз ты хочешь уйти, значит, мы что-то делаем не так. Что ты хочешь делать?», и я ответил: «“Голову-ластик”», – ответил я. «Будешь делать «“Голову-ластик”».