Комната страха
Шрифт:
— Молиться будешь? — спросила я, наклоняясь. — Лежать! — прикрикнула страшным шепотом и придавила подошвой кроссовки его грудь.
Он послушался, а я предупредила его для ясности:
— Лучше не егозись, а то бить тебя буду. Попытаешься сбежать — догоню и побью всерьез. Ментов нелегкая нанесет, я покажу им, что ты сделал с моей машиной.
— А я с ней что-нибудь сделал?
Хорошо, дыхание к нему вернулось. А вместе с ним наглость.
— Неужели не скажешь — что?
— А то бить будешь?
Он себе даже насмешку позволяет!
— Дай сесть хотя бы, что ж я валяюсь.
Он сел, пощупал
— Угнать я хотел твою машину и продать ее по частям в разные руки. Понятно?
Ага, так я тебе и поверила!
— Угоняй! — осенило меня.
Я поднялась, освободив ему место за рулем, и отошла в сторону. В точку! Такого он не ожидал!
— Садись, и вперед! Ключи дать, или обойдешься?
— Ладно, чего там. Не вышло.
— Садись, с-сволочь, заводи машину!
Шутки кончились, он это понял. Понял, что маху дал, и помог мне определить свою слабину. Очень не хочется ему заводить машину, понятно, помирать-то сам он еще не собирается.
— Сядешь!
Во второй раз за сегодня я стала Ведьмой. Шагнула к нему, почти не в силах держать себя в руках. Наверняка он услышал, как скрежещут мои зубы, и, как был, на заднице заерзал в сторону.
— Садись, тварь!
— Сейчас, сейчас, сейчас! — зачастил, заслоняясь от меня ладонями. — Сумку, сумку мне дай, — повернулся и прямо с колен полез в машину.
Сумку с инструментами я швырнула ему под ноги. Удержалась, чтобы не бросить ее в голову.
Управился он на удивление быстро. Отсоединил лишние проводки от замка зажигания, привел его в порядок, выдрал из-под сиденья небольшой сверток, обкрученный проволокой, и попытался затолкать его в сумку.
— Оставь! — приказала я. — Брось на пол и заводи. Держи!
Он принял от меня ключи и проделал с ними все, что полагается. Машина фыркнула и затарахтела привычным, домашним звуком. Слесарь вынырнул из ее чрева и попятился от меня в сторону.
— Я пойду, а? — Он спрашивал разрешения и не надеялся на него, а я смерила его взглядом — от которого должно подташнивать и не таких, как он, ублюдков — и мучилась вопросом, что ему ломать, нос или челюсть, за мою гимнастику на балконе.
— Дергай! — позволила я наконец и зауважала себя за такой поступок.
Он бесследно и бесшумно растворился в тени деревьев, а я, устроившись за рулем, посидела с минуту неподвижно, включила передачу и покатила себе в нужном направлении. Через несколько десятков метров включила радиоприемник и сразу наткнулась на «Крэйзер», порадовалась — по теме музыка, по настроению — и выставила такую громкость, что воздух в салоне задрожал, а у кота, отдыхавшего возле лужи, когда я проезжала мимо, выгнулась спина и шерсть встала дыбом.
Темные окна Костиного спортзала. Ни в самом зале, ни в маленьких окошках второго этажа огонь не горит. И даже фонарик над входной дверью потушен. Сэнсэй, ау, здесь ли ты?
Я загнала машину во двор и остановила ее в двух шагах у двери. Здесь она останется до утра. Утром не забыть бы ни в коем случае в машине взрывчатку, старательно обкрученную проволокой моими врагами, и оставить ее дома. Или сдать на хранение
Косте.То, что Константин мог потерять терпение и уйти, не дождавшись, мне и в голову не приходило, потому что было сверхъестественным и для него невозможным. Уснуть мог, умаявшись за день, но не уйти, если обещал дождаться. Но даже если б случилось такое, у меня есть ключ, как и у него — от моей квартиры. Давно сошлись бы мы под одной крышей, настолько друг друга устраиваем во всех отношениях, если б не занятия, не образ жизни.
Я офанатела на частном сыске и работаю постоянно, так сказать, на грани фола, и благодаря этому да еще кое-каким личным качествам неизменно добиваюсь блестящих результатов. Он давно перешагнул уровень тренера-мордобойца, от кандидатов в ученики отбоя нет. Берет чуть ли не всех, но оставляет некоторых, невзирая на положение и состояние родителей. Только поэтому и не купается в деньгах. Какие из нас муж и жена? Был как-то разговор, обсудили мы возможность изменения образа жизни каждого в угоду другому. Оба были готовы на жертвы, и оба их не приняли — оставили все как есть, как было прежде. И быть, как говорится, по сему, впредь до особого случая.
Ну вот, все, как я и думала, и дверь не на замке. Я вошла и, не зажигая света, поскольку каждый закоулок здесь мне известен, прошла к раздевалке и душу — смыть с себя перед сном все неприятности прошедшего дня. И только когда окатилась как следует водой, встала под ее сильные колючие струйки, прочувствовала окончательно — действительно, на сегодня — все!
— Ну, все! — раздалось настолько неожиданно, что я вскрикнула. — За твой обман и опоздание я тебе такое придумал!
Костя, голый по пояс, стоял рядом и рассматривал меня заспанными глазами.
— Изволь ответить, а куда арестованный делся?
— Отпустила. Не могла же я допустить, чтоб ты всю ночь простоял над ним в стойке «железного всадника»!
Получив на лицо и голую грудь по пригоршне воды, Константин плотоядно заурчал и, как был — в штанах — полез под душ, схватив меня в охапку.
Разве могу я сопротивляться сэнсэю?
Глава 4
Наотрез отказавшись подняться на второй этаж в каморку Константина, я также отвергла его предложение отнести меня туда на руках. Обстоятельства всего происшедшего стесняли меня, и хотелось свободного пространства хотя бы для сна. А какой может быть простор на диванчике, пусть даже двуспальном? Раньше мне на нем было уютно, но сегодня хотелось простора. Поэтому Косте пришлось устраивать для нас ложе на матах, прямо в зале. Побурчал он что-то насчет женских причуд, но справился с делом как нельзя лучше. Здорово у него получилось!
Не причуда, Костя, придурь самая настоящая, но как приятно, когда мужчина потакает таким вот капризам и при этом не делает свою физиономию постной. Не все на это способны.
Я постаралась вознаградить его за необязательные хлопоты и тоже справилась с этим отлично. Жаль, надолго меня не хватило, и я сразу же уснула на плече моего сэнсэя.
А утром мы проспали непозволительно долго. Долго для той массы дел, заниматься которыми мне предстояло сегодня. Всего каких-то пять минут я позволила себе для открывания глаз и прощания с удивленным такой спешкой Константином, на большее не имела права.