Компания
Шрифт:
Большая пробковая доска объявлений висит в столовой – то есть там, где раньше была столовая. Прежде там вывешивались извещения о вакансиях – это показывало, что компания ничего не скрывает от своих служащих, и позволяло выявлять служащих, недовольных занимаемой должностью. Всякий, кто подходил к доске, ловил на себе любопытные взоры и слышал шепотки за спиной. В последнее время доска опустела и служила мрачным напоминанием о том, как все плохо в «Зефире». Потом службу питания сократили, столовая закрылась, и ходить сюда стало незачем.
Сейчас на доске приколото
В НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ ВАКАНСИЙ НЕТ.
Вот теперь разгорается гнев.
Ева тяжело плюхается на ковер. Остальные агенты топчутся вокруг, поглядывая друг на друга.
– Поздравляю, Джонс, – говорит Блейк. – Это из-за тебя всех уволили.
– Даже и не пытайтесь, – советует Джонс.
– Предвкушаю, как ты станешь оправдываться. Очень хочется посмеяться. Я буду рядом и погляжу на тебя, когда они выразят свое к тебе отношение.
– Думаю, злости у них хватит не только на меня. – Джонс смотрит на мониторы. В вестибюле группа людей – вернее сказать, толпа, – смотрит на человека, который с разбега бьется о ведущую на лестницу дверь.
Агентов охватывает тревога.
– Может, охрану вызовем? – предлагает Мона.
– Охрана не за нас, Мона, – отвечает с пола Ева.
– Мы не делали ничего противозаконного, – заявляет Том.
Джонс ухмыляется.
– А эти двери крепкие? – интересуется Мона.
Все пугаются.
– По-моему, недостаточно крепкие, – отвечает Джонс.
Солнце заходит над «Зефир холдингс», зажигая его окна огнем. Кажется, что стекла вот-вот расплавятся.
Служащие топочут вверх по бетонным ступеням. Их яростные крики, отражаясь от стен, становятся вдвое громче. – Их убить мало! – возглашает кто-то. – Убить мало!
Мона тоненько скулит и не замолкает, даже когда Блейк набирает на телефоне 911. Он утихомиривает ее, в то же время говоря оператору, что помощь требуется немедленно,что их атакуют.Кое-кто убегает – чтобы забаррикадироваться в офисах и залезть под столы, по догадке Джонса. Сам он становится на колени рядом с Евой, отодвигает волосы, упавшие ей на лицо, и видит к своему удивлению, что она плачет.
– Да нет же, их сотни, – говорит Блейк по телефону. – Буквально сотни,понимаете вы или нет?
– Они хотят вломиться сюда, – говорит Джонсу Ева.
– Я знаю.
– Останови их. Пожалуйста! – Она хватается за его руку.
– Как я, по-твоему, могу это сделать?
– Пожалуйста. – Она вся дрожит. – Джонс, они побьют нас!
Он молчит.
– Джонс, не позволяй им тронуть меня!
Цифры «13» на двери, разумеется, нет – только надпись ЭКСПЛУАТАЦИОННЫЙ ОТДЕЛ. Нетрудно, однако, заметить тот факт, что находится эта дверь между двенадцатым и четырнадцатым этажами. Мужчина
с рукавами, засученными на мускулистых руках – завсегдатай бывшего спортзала, по всей вероятности, – подбегает к ней первым. Пробует ручку – заперто. Досадливо бьет по двери ладонью. С той стороны слышится испуганный вопль. Мужчина поворачивается и кричит в лестничный колодец:– Они там, внутри!
Блейк, шагая взад-вперед по ковру, приглаживает волосы дрожащей рукой. Срывает свою глазную накладку, швыряет в сторону. Кожа вокруг глаза серая и блестящая. На лестничную дверь обрушивается сильный удар.
– Надо баррикаду соорудить, что ли… Ты как думаешь, Джонс?
– Что? – поднимает голову тот.
– Какой у тебя план? Ты нас сделал, «Альфе» кранты, поздравляю, но как ты теперь думаешь выбираться? Ты не пошел бы на это, не будь у тебя какого-то выхода для себя лично.
Джонсу его слегка жаль.
– Извини, ничего такого.
Блейк начинает смеяться тонким, прерывистым смехом. Новый удар заставляет дверь содрогнуться.
Ева сворачивается в комок на полу. Надо бы увести ее отсюда, думает Джонс. Ни к чему ей быть тут, у мониторов, когда в зал ворвется толпа. Это ухудшит и без того скверную ситуацию.
– Не станет, похоже, «Зефир» здоровым организмом, – бормочет он, гладя ее по голове.
Замок трещит, дверь распахивается настежь.
Мона издает пронзительный крик. Кто-то еще – мужчина или женщина, не понять, – выкрикивает слова, которые Джонс никогда не забудет:
– Мы простые бизнесмены! Это всего лишь бизнес!
Элизабет выходит в коридор, вызывает лифт. Оглядывается в последний раз на отдел обслуживания – но смотреть там не на что. Люди, с которыми она работала, ушли мстить за себя, а в обстановке нет ничего особенного. На четырнадцатом имелась хотя бы отличительная черта в виде Берлинской стены, а тут и вспомнить-то нечего.
Возможно, поэтому ей и не жаль уходить. В лифт она вступает пружинистым шагом. Чем ниже опускается лифт, тем выше у нее настроение. Счастливо оставаться, думает она, и ее разбирает смех.
Ей не верится, что когда-то она влюблялась в своих клиентов. Как такое вообще возможно? Чувство к плоду в своем чреве она пока не определяет как любовь, но это чувство растет и крепнет. Ее служебные влюбленности по сравнению с этим… да что там сравнивать. Женщина, которой она была четыре месяца назад, ей не знакома.
Будет ли она скучать по «Зефиру», который почти десять лет занимал в ее жизни главное место, формировал ее личность? Из всего этого времени ей наиболее ярко вспоминается тот момент, когда она, сидя в туалетной кабинке, поняла, что беременна. Лифт открывается, за выездом из гаража светит солнце, и Элизабет мысленно отвечает себе: не очень.
Апрель
Громовые аплодисменты не смолкают даже после того, как зажигается свет.
В набитом до отказа зале они звучат просто оглушительно. Джонса это смущает – он ведь не рок-звезда. Он сходит с эстрады в зал, где его сразу обступают. На лицах смесь ужаса и восхищения.