Комплекс Мадонны

Нижний этаж состоял из кухни, гостиной и кладовки, которая выходила на два акра ухоженного фруктового сада, засаженного яблонями и вишнями. Кроме того, там находились оранжерея, мангал, беседка и качели. Открыв заднюю дверь, Барбара направилась к качелям. Одернув юбку, она крепко схватилась за ржавые цепи и начала качаться. Алекс носился по верхнему этажу, заглядывая в спальни со сводчатыми потолками, ванные с высокими душами, и остановился в гостиной, располагавшейся над кладовкой и выходящей окнами в садик. Услышав пение Барбары, он распахнул двустворчатую стеклянную дверь, выходящую на балкон. Барбара в саду ощутила какое-то странное безмятежное смущение, подобное тому, какое испытывает девочка, проведшая дома школьные каникулы и собирающаяся снова вернуться из детства в действительный мир. Алекс не подозревал, что в молодой женщине было что-то нежное и мягкое, что она прятала под внешней твердой оболочкой. У него мелькнуло мимолетное видение себя и Барбары с двумя маленькими мальчиками и малюткой-дочкой, сидящих в гостиной возле рождественской елки, украшенной сиянием свечей, с грудой подарков под ней. Алексу было тридцать четыре, он уже устал от холостой жизни, развлечений на одну ночь с одинокими женщинами в квартирах со спящими детьми, обоями в цветочек и крохотными кухоньками. Купить дом в Рэе и жить за городом, подумал он, было единственным способом сбежать от унылых кафе и случайных знакомств. Но ведь Барбара — это случайная знакомая. Хотя, возможно, она будет не такой, как все.

Когда Барбара увидела, что он спускается к ней, она прекратила пение.

— Внезапно я почувствовала себя счастливой, — сказала она.

— Не могу принять на свой счет благодарность за это.

— Вы собираетесь купить этот дом?

— Вообще-то могу.

Барбара спустилась с качелей, подобрала туфли и, опершись на плечо Алекса, влезла в них.

— Они слишком велики для меня, но, с другой стороны, в маленьких всегда тесно и неудобно. Я не жила в собственном доме с раннего детства.

— Вам этого не хватает?

— Вы меня прощупываете?

— В каком-то смысле, думаю, да.

— Ну, я не могу представить себе, что увязну здесь и превращусь в провинциальную кумушку.

— Если бы у нас были дети…

— Я не семейный человек. Я не хочу нести ответственность. От того места, где я живу сейчас, до ООН десять минут, кроме того, там есть река, что очень важно для меня.

— В конце этой улицы пролив.

— Вы говорите словно рекламный агент.

— Я уже устал от крысиных бегов. Половину времени я в разъездах, если же нет, я стараюсь избегать своей квартиры.

— Расторгните арендный договор. Вы же адвокат.

— Дело не в том, чтобы расторгнуть арендный договор. Кстати, я его не заключал. Я просто хочу узнать, нужна ли мне другая жизнь.

— На вашем месте я бы оставалась одна и ни с кем не связывалась или же женилась бы на какой-нибудь девятнадцатилетней девчонке, чье понятие о счастье заключается в шести беременностях и вязаных ползунках для малышей. На ком-нибудь глупом и зависимом, кто будет считать вас гораздо умнее себя и станет терпеливо сносить время от времени проведенный вами вне дома вечер, так что вы смогли бы гулять с подружкой, припасенной еще со старых времен. Это — мужская нирвана, Алекс.

— Это действительно так ужасно?

— Нет, это вовсе не ужасно, если вам действительно хочется этого. Самое трудное — это раз решиться и больше не упрекать себя. Так много знакомых мне мужчин, не имевших в жизни никаких забот, достигали тридцати пяти или сорока и внезапно обнаруживали, что ненавидят своих жен, презирают детей и желают уйти от всего этого. Это — головная боль женатых мужчин. У них нет проблем, и они начинают искать их. После вашего рассказа о жене у меня сложилось впечатление, что вы отслужили во Вьетнаме, а теперь хотите снова вернуться туда. Есть умники, которые ходят и думают только об этом, но зачем же присоединяться к ним? Если не можете оставаться дома, найдите себе полезное увлечение, например кегли, или ставьте перед собой задачи. Спите лишь с одной из каждых трех снятых женщин. Вы станете словно футболист, имеющий неплохую среднюю результативность. Будет игра, будет удовольствие. — Увидев серьезное, обеспокоенное выражение на его лице, она рассмеялась.

— Я не могу поверить, что вы говорите искренне. А что вам нужно?

— Я не отвечаю на вопросы о личном по воскресеньям, днем, в Рэе, Нью-Йорке, в одном квартале от пролива.

— Вы издеваетесь надо мной?

— Ага, разве это не ясно?

Алекс предложил показать дом, но Барбара отказалась, и они отправились в сельский клуб, который являлся идеальным демонстрационным залом всех скучающих пьяниц и неудавшихся Ромео пятидесяти миль округи. Барбаре не нравилось то, как она выглядит, поэтому она уселась на углу спиной к залу, глядя в окно на зелень восемнадцатого века. Друзья Алекса еще не вернулись с гольфа, и ей захотелось уехать, но добраться до города без Алекса не было возможности. Однако Барбара испытывала странную, необъяснимую симпатию к нему; его личная жизнь, кажется, была подвержена тем же самым неуклюжим шараханьям из стороны в сторону, как и жизнь большинства людей. Двое мужчин замахали Алексу с края зеленого поля.

— Много времени это не займет, — сказал Алекс. — Я просто сообщу ему, что выяснил кое-что, что поможет его сыну.

— Что натворил его сын?

— Он обвиняется в изнасиловании девушки.

— Это действительно так?

— Тогда еще двадцать других парней виновны точно так же, как он.

— Именно это дело вы ведете сейчас?

— Это и восемь других. Давайте-ка посмотрим. Два убийства, одно вооруженное ограбление, самооборона, наркотики, покушение на убийство…

— И вот еще изнасилование.

— Да, это делает картину полной, не так ли?

— Как вам удается вести их одновременно?

— Они все на различной стадии готовности. А это дело пришлось взять, так как этот человек — мой друг.

— Вы бы взялись за него, если бы знали, что парень виновен?

— Да. Но он не виновен. Поэтому мне гораздо легче.

— Я поражена. Правда.

— Что ж, то, что я — осел в личной жизни, еще не значит, что я плох в своем деле.

— Я просто сделала вывод.

В течение всего разговора мужчина по фамилии Брукс смотрел на Барбару, пытаясь определить, кем она приходится Алексу. Вместе с ним был адвокат их семьи, курильщик сигар средних лет, который, похоже, трудился в основном на площадке для гольфа. Барбара смотрела на Алекса и с новым восхищением слушала, как он обрисовывает дело. Он не вдавался в детали, так как сознавал, что Брукс чувствует себя неуютно в присутствии Барбары, и они договорились встретиться в конторе адвоката на следующей неделе, когда Алекс сможет сказать больше. Когда Брукс поднялся, чтобы уходить, он впервые обратился к Барбаре.

— Вы не имеете никакого отношения к Уолл-стрит, а?

— Нет, — ответила она, ожидая, когда же он уйдет.

— Но мы встречались. Уверен, что встречались. У вас есть брокер?

— А что? Вы занимаетесь бизнесом?

— Я специализируюсь на инвестициях. Фонд Корнуолла.

— Ничего мне не говорит. Моего брокера — полагаю, я могу называть его своим брокером — зовут Тедди Франклин.

Лицо Брукса отразило смесь удивления и радости.

— Я же знал, что мы встречались. На рождественском вечере в его конторе в прошлом году. Я только на этой неделе говорил с Тедди, и он сообщил мне, что собирается жениться. Вы — Барбара.

— Полагаю, да.

— Простите, что я так подозрительно отнесся к вам, но мой мальчик попал в такую ужасную ситуацию; благодарю Бога, что на помощь пришел Алекс. Ну разве это не прекрасно! — Он протянул руку, и Барбара пожала ее. — Счастливый Тедди, но он столько лет был один. Полагаю, пришло его время.

— Время чего? — спросила Барбара.

— Время счастья. Удачи вам.

На обратном пути Алекс старательно избегал разговаривать с Барбарой. Похоже, он был не столько рассеян, сколько озабочен, на все ее вопросы он отвечал краткими «да» и «нет», отказываясь разговаривать на эту тему.

— Эй, что я натворила? — спросила Барбара, когда автомобиль завернул на ее улицу.

— Ничего, кроме того, что сделали из меня дурака.

— Почему?

— Вы раньше не упоминали о Франклине.

— А что, вы его знаете?

— Никто его не знает, но все о нем слышали.

— Что-нибудь плохое?

— Нет, ничего плохого. Он — гигант с Уолл-стрит. Упомянуть его… это то же самое, что упомянуть Лоэба, Дюпона или Лемана. Он — выдающаяся личность.

— И вы тоже.

— Я не знал, что это он.