Компот из сладкой лжи
Шрифт:
У Ржевского была роскошная заразительная улыбка, от которой у самой Нади щекотало губы; красивая фигура и смуглая кожа, к которой хотелось прикасаться. Непривычная, удлиненная стрижка делала Ржевского похожим на сказочного принца, но Наденька видела, что в его глазах таится совсем другое – порочное, жаркое и неуемное… И то желание, которое она ловила в его ответном взгляде, отдавалось в ее теле призывной волной, будто они с Павлом были двумя магнитами.
– Наденька, разве вы можете хоть кого-то обидеть? Вы – само совершенство, – сказал он тогда своим бархатным голосом, и Надя еле сдержалась, чтобы не взвыть как мультяшный волк. – Основная
– Когда вырасту… – тихо продолжила за него Надя, подумав о собственных мечтах.
Они шли по набережной. Был январь, и в морозном воздухе травянистый запах звучал особенно отчетливо.
– Я вырос, как вы видите, но вот этот аромат – он самый первый, понимаете? Да, он недорогой, но для меня его покупка стала целой историей. Как-нибудь расскажу вам об этом. И теперь, когда что-то происходит в моей жизни впервые, или когда я принимаю для себя особенно важное решение, то пользуюсь им как талисманом.
– Получается, что сегодня… – Наденька зарделась, оглушенная приятной догадкой.
– Да, сегодня для меня особенный день, Надя. Вы согласились прийти на свидание, и я надеюсь, что эта встреча не будет последней. Я готов выполнить любое ваше желание, только пообещайте, что никогда не бросите меня! Знаете, я тут подумал, а не слетать ли нам в Италию? В горы. Есть очень милый отельчик, где тихо, и вкусно кормят. Вы были в Италии? Нигде нет такого ласкового солнца.
Надя замерла, пораженная его словами. Ржевский смотрел на нее сверху вниз, и она, вдруг заметив в уголках его глаз тоненькие лучики смешливых морщинок, растерянно спросила:
– Вы смеетесь надо мной?..
Ржевский отрицательно покачал головой, а затем сказал:
– Знаете, как называется мой одеколон? – он склонился к ее лицу. Его дыхание легким перышком пробежалось по ее коже, отчего Наденьке вдруг стало невыносимо жарко.
– Как? – она облизала губы и покраснела под его соблазняющим взглядом.
– «Truth»*.
– О, правда? – Надя недоверчиво вскинула брови.
– Абсолютная…"
***
От мокрой травы саднило ладони.
«Господи, о чем я думаю!» – пронеслось в голове Чарушиной.
Ливень перешел в обильную морось. Надя промокла до нижнего белья и теперь стучала зубами от нервного озноба и холода. Она медленно брела вдоль заросшего кустами кювета все дальше от автомобиля и прислушивалась в надежде не пропустить стон или, хотя бы, дыхание сбитого пешехода. Но кроме шумящей листвы и поскрипываний деревьев, которые росли прямо за кустами, других звуков не было. Воспоминания покинули ее, и Наде стало совсем страшно и одиноко.
– Эй! – повторила она, обхватив себя за плечи. – Пожалуйста, дайте мне какой-нибудь знак! Боже мой… Почему вы молчите?! Вы… вы умерли?!
Надя всхлипнула. Крупная дрожь прошила ее тело с головы до ног.
«Хотела бросить работу? После того что ты натворила, тебя вообще больше никуда не возьмут! Еще и в тюрьму посадят… Сколько там было на спидометре?! А камеры?? Вдруг здесь есть
камеры?!» – Воображение рисовало одну картину ужаснее другой.– Ой, мамочки… – Наденька застонала и в бессилии огляделась.
Затем, истерично подвывая и скуля, полезла в кювет, моментально набрав полные кроссовки воды. Мокрые ветки хлестали ее по лицу, когда она шарила в потемках под кустами, попутно пытаясь вспомнить, сколько метров проехала после удара. Окончательно одурев от «радужных» перспектив, Надя, цепляясь за мокрую траву, вылезла обратно на дорогу.
С трудом переставляя ноги, она вернулась к машине и достала из сумки телефон. Пальцы не слушались, связь была плохая, и когда в трубке прозвучал гудок, она замерла в неудобной позе, чтобы не потерять его.
– Дядя То… ой, Томас Георгиевич! Это я, Надя! – она вытерла глаза рукавом. – У меня такое случилось… Что? Нет, я за городом… В Кукушкино… То есть я стою на дороге одна, и дождь еще… Нет, что вы! Абсолютно трезвая… Я, – Надя перевела дыхание, пытаясь сообразить, как сказать о том, что с ней произошло. Не придумав ничего лучшего, тоненько проблеяла: – Я, кажется, человека сбила!.. Томас Георгиевич, что мне дела-а-ать? – и зашлась в рыданиях.
Разумеется, она прекрасно знала, что нужно делать в таких случаях. Но когда ты консультируешь или готовишь дело для суда, выстраивая защиту и ставя интересы своего клиента превыше собственных рассуждений и принципов, меньше всего думаешь, что подобное может случится с тобой. И если касательно своего подзащитного Наденька со всей страстью бы вещала о состоянии аффекта от измены и о тяжелом моральном состоянии, то к себе подобного применить не получалось. В конце концов после встречи в торговом центре прошло почти три дня, и все это время Надя с перерывами на еду, сон и слезы занималась подготовкой документов по делу, которое вела. Она написала проникновенную речь, способную разжалобить самое жестокое сердце, и готовилась вырвать зубами полагающуюся сумму для несчастной клиентки и ее сына.
Но сокрытие доходов – это не дорожное происшествие, где пострадал человек… А если он умер? Бремя убийцы теперь будет преследовать ее всю жизнь, и ничего страшнее этого Чарушина не могла себе представить.
– Хорошо, Томас Георгиевич! Я останусь здесь, – обреченно произнесла Надя. – Кого пришлете? Капитана Кораблева? О… – она была близка к обмороку. – Да, конечно, я никуда не уеду… Куда я теперь?..
Truth* – правда (англ.яз.) "Truth" – туалетная вода.
3
Твой дядя самых честных правил,
В его копилке связи, такт.
Проблем не будет. Все исправит
Любимый дядя – адвокат…
Скукожившись на водительском кресле и зажмурившись, Наденька молилась, чтобы никто не проехал мимо и не остановился рядом. Но дорога была пустынной. Пенсионеры, проводившие время на своих фазендах, возвращались засветло или оставались ночевать на дачах. С одной стороны, это радовало, а с другой – сидеть в кромешной темноте, когда аварийные огни выхватывают непонятные тени, было до чертиков жутко.
Приближение чужой машины Наденька почувствовала сквозь нервно подергивающиеся веки. Вздрогнув, она разлепила глаза, но не смогла даже пошевелиться, заледенев в одной позе. Автомобиль остановился, из него вышел человек. От вида темной фигуры в снопе яркого света Надю замутило.
Когда он постучал в окошко, она дернулась и переместила одеревеневшее тело, заскрипев всеми известными науке костями и суставами. Затем опустила стекло.
– Гражданка Чарушина? – словно издалека донесся до нее мужской голос.