Компрессия

– Боюсь, что не сдержусь и придушу тебя, мерзавец, если ты останешься на Земле! – процедил сквозь зубы Стиай.

Он выгрузил Кидди на одном из берегов старой Европы, среди маленьких трактирчиков, уютных островов, аккуратных коттеджей и каменистых дорожек, между прошлым и настоящим. Оставил в запахах спелых фруктов и атмосфере певучего незнакомого языка. А за неделю до прощания Кидди с Землей появилась Моника. Она вошла к нему в комнату, достала из кармана нож и вскрыла себе вены.

41

Снов не было. Кидди проснулся, но продолжал лежать с закрытыми глазами, прислушивался к плеску воды в бассейне, по слабому току утреннего воздуха угадывал близкий пол и вспоминал вчерашний день. Шоу отпечаталось в голове слабо, аплодисменты били по вискам, яркий свет вынуждал проливать слезы, а Порки безжалостно пытался добраться до самых потаенных струн каждого из участников. К счастью, их было много. Никто из компрессанов действительно не сказал о Кидди ни одного плохого слова. Сабовски к тому же исполнил какую-то пьесу на банджо, и, если бы не женщина, которая ударилась в истерику, что убийца ее мужа развлекается на сцене вместо того, чтобы отбывать положенный срок, все прошло бы просто великолепно. Бэльбик, который выглядел почти на полметра выше, чем был на самом деле, растаял сразу после окончания шоу, а из всех компрессанов до Кидди добрался только Макки. Он окликнул его из толпы статистов, заполняющих один из залов, и растерянно подошел, вертя в руках вспыхивающий огнями рекламный буклет.

– Как твои дела, Макки? – спросил Кидди, с облегчением убедившись, что его одежда вновь стала нормальной.

– Все в порядке, – бодро улыбнулся Макки, словно видеосканеры еще парили у него над головой, – все в порядке, господин Гипмор. Похоже, что я вытянул верную карту, когда спьяну угрохал того парня. Да, того самого, что стоял на балконе и показывал мне всякие мерзкие жесты. Я хотел подшутить над ним, пролететь так близко, чтобы он хотя бы присел от страха, но не удержал в руках рычаг. Так все и случилось. А теперь вот контракт, я буду выступать с конферансом на концертах Сабовски, график рассчитан на ближайшие полгода. Все налаживается. Толби ничего так и не понял, он даже говорил только то, что ему подсказывали по чипперу, а у Сабовски все лучше всех. Он хороший парень. Только переезжать ему пришлось. Там, где он жил, не приняли эту его… компрессию. Не верят они.

– А ты? – спросил Кидди. – Ты веришь?

– Верю, – закивал Макки. – Только все не так получилось. Я не день там был. Весь срок отстучал, как положено. Вот знаете, у нас на юге раньше дома строили из дерева, да и сейчас еще строят в этих… детехнологизированных зонах, почвенники. Стоит такой дом год, два, три. А потом вдруг приходят термиты. Дом еще как новый снаружи, а на самом деле он уже умер. Пальцем ткни – будет дыра. Ветер сильный дунет, он в пыль рассыплется. Вот так и я. Все эти годы, что я там провел, они внутри меня. Сложены в стопочку, смотаны в клубочек. Но он быстро размотается, никуда я от него не уйду. Подождите, скоро и здоровье посыплется, и веки обвиснут. Вот боюсь теперь, найду девчонку, сейчас много вокруг меня девчонок, выберу какую получше, а она через лет пять посмотрит на меня и скажет: какого черта мне сдался этот старик?

– Макки! – поморщился Кидди. – С чего ты это взял? Прошло не так много времени, тебе нужно успокоиться.

– Я спокоен, – грустно улыбнулся компрессан. – Я теперь очень спокоен. Вот только снов не вижу. Как раньше не видел их никогда, так и теперь не вижу. Весь мой сон был там, в компрессии, не дай мне бог повторить его хотя бы на мгновение. И вот, смотрите, Кидди, вот.

Макки расстегнул манжет воротника.

– Не проходит эта борозда у меня на шее. Там, в компрессии, она мгновенно прошла, а вот тут, как перенервничаю, так сразу пятнами идет и воспаляться начинает. С нее, господин Кидди, и пойдет моя погибель, точно говорю.

– Вам к врачу надо обращаться, Макки, – встряхнул компрессана Кидди. – Это психосоматика, это лечится.

– Кидди! – заорал Хаменбер. – Куда вы сбежали? Простите, – толстяк оттеснил Макки в сторону. – Простите, у меня срочное дело. Идемте, идемте за мной.

Он схватил Кидди за руку, потащил его за собой узкими и широкими коридорами, пока не завел в просторную, но заставленную бесчисленным количеством непонятных предметов комнату. В середине огромного, мягкого дивана сидел маленький сморщенный человек.

– Здравствуйте, Кидди, – произнес он скрипучим голосом. – Садитесь. Мне захотелось перекинуться с вами парой слов. Вы мне показались настоящим. Стиай Стиара слишком злой. Этот индюк Котчери, физиономию которого мы по линии вытащили с Луны, чересчур голоден и суетлив. Компрессаны явно не относятся к числу необделенных интеллектом. Ваш бывший начальник, карлик Бэльбик, не знает ни черта и считает дни до пенсии. Только вы были настоящим. Расскажите мне о компрессии.

– А… – Кидди растерянно обернулся на Хаменбера. – Что вы хотите узнать?

– Он не узнал, – кивнул Хаменберу старик. – Что ж, пора было бы уже и привыкнуть. Я – Порки.

– Не понял, – Кидди нахмурился. – Вы…– он сделал неуверенный жест руками.

– Именно так, – старичок встал и шутливо поклонился. – Порки, собственной персоной. Но там тоже был я. Главное-то здесь, – он постучал себя по голове, – а не это, – шутливо согнул руки.

– Он не верит, – усмехнулся Хаменбер.

– Понятно, – вздохнул старик и подергал Кидди за рукав рубашки. – Не задумались, куда ваш парадный мундир делся? А отчего ваш начальник стал выше ростом на полметра? Это, – старик пошлепал себя по щекам, щелкнул по макушке, – ерунда. Видимость. Рост, стать, физиономия, костюм. Все программируется так же, как был мгновенно спрограммирован ваш китель. Голос, – старик прокашлялся и попытался пробасить, – слышимость. С ним та же самая история. Все продумано и срежиссировано. Даже ваша обида. Если бы вы серьезно обиделись на разборку вашего имени, я бы всегда сказал, что мое имя означает что-то еще более неприличное. Порки, что с меня взять!

– Что вы хотите знать о компрессии? – удивленно повертел головой Кидди.

– Ну пока немногое, – стал серьезным старик. – Как я там буду выглядеть? Как долго я смогу там протянуть, если здесь мой срок подойдет к концу? И, может быть, главное – есть ли возможность совершить такое путешествие не одному, а, скажем так, с компанией единомышленников?

Разговор оказался долгим. Теперь Кидди уже не мог вспомнить, все ли правильно он говорил Порки и не наплел ли чего лишнего, услышанного урывками от того же Котчери или от болтуна Келла, но что сказано, то сказано. На прощание старик подарил Кидди темные очки.

– Берите, Кидди, – расплылся Порки в грустной улыбке. – А мне на память оставьте свои. Берите, это отличные очки, можно разглядывать человека в любом спектре. Мне они не нужны, меня не узнают на улицах, а вам в ближайшие недели пригодятся. Потерпите, Кидди, скоро вас забудут, и вы будете вспоминать сегодняшние аплодисменты с грустью.

Когда Кидди выбрался вновь на третий уровень, над городом уже опускалась ночь. Правда, от ярких огней купе и рекламных экранов город словно стал еще светлее, чем был днем. Джеф связался с Кидди в тот же миг, как тот вышел из лифта и простился с Хаменбером, и через пару минут Кидди уже дремал рядом с оргом, который вел купе на юг. Дальше все было совсем уже смутно – плеск бассейна в темноте, ковыляющий впереди орг с чемоданом Кидди в руке, теплый душ и мягкая постель, так похожая на постель Сиф в ее квартирке.

Кидди открыл глаза, поднялся и подошел к окну.

В бассейне плавала Моника.

42

– На самом деле я понимаю, что тебе не за что меня любить, – она мелко дрожала, но не закутывалась в полотенце, а ежилась и только потирала время от времени упругую грудь, снимая с нее капли воды. – Ты все время будешь сравнивать меня с Сиф. Это неизбежно. Кстати, куда она исчезла? Ведь это связано с твоим отъездом, отлетом, черт его знает, как это назвать! Ведь вы поссорились с Сиф? Из-за меня? Я ее не видела уже лет восемь! Ну точно! Даже Миха не знал, куда она делась! И какого черта ты полез на эту Луну? Впрочем, если ты отказался объяснить это восемь лет назад…