Компромат на суженого

– Увидят нас, полицию вызовут!

– Да кто тут увидит? С этой стороны не парадный вход, тут никто не ходит.

Действительно, эта стена башни выходила в овраг, бывший замковый ров, сейчас без воды, но заросший сорняками.

– Прямо в крапиву и приземлимся, – ворчала Алка, сползая по ступенькам.

– Лучше в крапиву, чем в полицию! И молчи, а то слышно на весь город твои причитания!

Дошли до третьего этажа, Алка хотела заглянуть в дверь, но Надежда ей не позволила. На втором этаже двери вообще не было, проем был заложен кирпичами.

– Не горюй, Алка, самое страшное позади, – утешала подругу Надежда.

Алка приободрилась было, но в это время у нее с ноги слетела босоножка и упала прямо в заросли крапивы, хорошо, что Надежда сверху заметила место. Наконец достигли земли, полезли в крапиву за Алкиной босоножкой, потом обошли башню и, сидя в кустах, увидели, как к музею подъехала «Скорая помощь».

– Ну вот, видишь, Алка, было у нас семь врагов, одного мы из игры вывели, осталось против нас шестеро.

Злая, обожженная крапивой, исцарапанная Алка только чертыхнулась в ответ. Они поспешили опять в гостиницу, вымылись там, переоделись, купили бутылку вина и поехали в гости к Светлане и ее мужу Паулю.

У Светки был полный бомонд. Собралось многочисленное пестрое общество – коллеги Пауля по университету и музею, коллеги Светланы по библиотеке. Алка чувствовала себя как рыба в воде, оживилась, Надежда еле-еле увела ее в кабинет Пауля для серьезного разговора. Внимательно выслушав их, не перебив ни разу, вежливый невозмутимый Пауль ничем не показал своего недоверия, только в некоторых местах их рассказа чуть поднимал брови, что означало у него крайнюю степень удивления. Затем он немного подумал и сказал, что вряд ли Библия Гутенберга сохранилась, ведь на их бедную маленькую Эстонию всегда валилось столько несчастий. Но тем не менее, если родственники Алкиного мужа сумели ее хорошо спрятать, то, может, и лежит она где-то в целости и сохранности, но как ее отыскать? Алка дернулась было, чтобы высказать Паулю, что на Библию-то, собственно говоря, ей глубоко плевать, будь она и самим Гутенбергом напечатанная, ей нужно отыскать своего мужа Петюнчика, но Надежда сжала ей руку и стала соблазнять Пауля рассказами про Библию.

Рассмотрев еще раз газетную вырезку, Пауль согласился, что Библия, несомненно, была, но куда делась потом – неизвестно. В общем, будем искать. Когда он вышел позвонить по телефону, Надежда выпустила Алкину руку и сказала:

– Алка, ты пойми, эти искусствоведы и музейные работники все ненормальные. Они за какую-нибудь редкость родную мать продадут, а не то что незнакомого человека. Что ему твой муж? А тут Библия самого Гутенберга.

– Ненормальные они все!

– А я тебе про что толкую?

Вернулся Пауль.

– Завтра во второй половине дня едем в музей под открытым небом Рокка-аль-Маре. Я узнавал: дом бабушки вашего мужа действительно там в экспозиции.

Подруги распрощались с гостеприимными хозяевами и отправились ночевать в гостиницу. В номере все было в порядке, никто их больше не навещал, только Кеша капризничал. Алка выпустила его полетать, но он не хотел. Он сидел на шкафу, закатывал глаза и даже ничего не говорил. Решили завтра взять его с собой в музей под открытым небом, чтобы проветрился.

Ночь прошла спокойно: верно тот, кто украл у них голубую папку, внимательно читал дамский журнал «Лиза».

По таллинским меркам они ехали на автобусе очень долго – минут двадцать. Шоссе шло вдоль моря, и море иногда пряталось за рядами аккуратных домиков. А иногда выглядывало голубовато-серым краем. В автобусе было полно детей, которые, правда, вели себя потише наших, но на попугая действовали угнетающе: он сидел в клетке, нахохлившись, затравленно озирался и помалкивал, а когда вся эта шумная орава высыпала из автобуса на остановке у зоопарка, попугай облегченно вздохнул, расправил перья и гордо провозгласил:

– Кр-расота! – чем очень напугал одинокую эстонскую старушку.

Алка вдруг толкнула Надежду в бок:

– Посмотри-ка туда…

Они сидели спиной к направлению движения, и Алка показывала на шоссе позади автобуса. Ничего особенного Надежда там не заметила.

– Видишь вон ту синюю машину?

– Ну, вижу, хорошая машина, «БМВ».

– Ты что, в машинах разбираешься?

– Это меня Саша все время натаскивает, не знаю только, зачем. А что?

– Эта машина с самого центра за нами едет, – безапелляционным тоном заявила Алка.

– Ну вот, теперь у тебя мания преследования.

– Надежда, не спорь, уж если я говорю, значит, знаю, – сказала Алка голосом завуча. Когда она начинала так говорить, спорить с ней действительно было чревато.

Надежда пригляделась повнимательнее и обмерла. В машине ехало двое, один тот самый конкурент номер два, а другой – постарше и видом попроще.

– Ну вот, – Алка расстроилась, – ты говорила, что одного мы вчера из игры вывели, остается шестеро, а теперь выходит, что их семь. Размножаются они, что ли? Этак мы за ними не успеем.

Наконец доехали: остановка Рокка-аль-Маре. Пауль повел своих дам к воротам парка и, велев им помалкивать, заговорил по-эстонски с женщиной у входа. Та вызвала другую даму, видимо, начальницу, которая сразу приветливо заулыбалась, поздоровалась с Паулем и его спутницами почему-то по-английски и, дав команду пропустить, что-то подробно объяснила Паулю уже по-эстонски. Отойдя от ворот на безопасное расстояние, Пауль вполголоса разъяснил, что его здесь хорошо знают, а их он представил как музейных работников из Югославии (русских у нас, к сожалению, не очень любят, извиняющимся тоном сказал Пауль, а у музейных работников из других стран английский должен быть… получше).

– А попугая ты как представил? – поинтересовалась Надежда. – Или у нас в Югославии всюду принято ходить со своими попугаями?

Пауль уверенно вел их среди старых деревенских домов, мельниц и хозяйственных построек, живописно разбросанных на берегу моря. Подойдя к одному из домов – длинному низкому строению из огромных потемневших бревен, – он сказал Алке:

– Вот, мадам, это, можно сказать, родной дом вашего мужа. Хотя, кажется, он в нем никогда не бывал.

Алка оживилась, вошла в избу и стала там все буквально обнюхивать. Попугай заволновался и изрек профессорским тоном:

– Р-р-ренессанс!

В доме под одной крышей размещались и жилые комнаты, и что-то вроде сарая или амбара. В этой хозяйственной части висели и стояли разные сельскохозяйственные орудия, некоторые знакомые – грабли, вилы и косы, а некоторые совершенно непонятно для чего предназначенные, видимо, уже давно вышедшие из обычного деревенского обихода. В этой части дома ничего особенно интересного не попалось, и Надежда вслед за Алкой перешла в жилые комнаты.

Войдя в одно из помещений, где, судя по обстановке, раньше жила женщина, Алка вдруг превратилась в соляной столп.