Комсомолец 2

Представить покупку «Жигулёвского» в предновогодний день я сумел — отправил за пивом проштрафившегося Аверина. А сам пошарил в комнате по закромам в поисках специй. Со специями в советских магазинах было бедственное положение — в этом я давно убедился. О большинстве названий из будущего здесь даже не слышали. Про другие слыхали, но вживую не видели. Всё, что я сумел раздобыть в магазинах — это красный и чёрный перец, лавровый лист. Да ещё Пашка привёз из дома сушёный укроп и листья петрушки. Я разложил перед собой на столе все эти богатства и покачал головой.

В задуманном мной маринаде большая часть из моего запаса специй стали бы всего лишь мусором. Хотя… лишними специи не будут — потом, при запекании. Для маринада я отложил в сторону только лавровый лист (десяток штук). А ещё стащил из Пашкиных запасов два мандарина — парни прибьют меня, если узнают, куда я их потратил (подумал, что апельсины для моей цели были бы лучшим вариантом). Процессом «размягчения» утиного мяса будут в маринаде заниматься пивные дрожжи (так утверждал депутат). Лавровый лист и мандарины улучшат запах блюда (добавлю-ка я и перец горошком — хуже не станет).

Выщипывать перья пришлось мне самому. Заподозрил, что девчонки и Паша потому и сбежали из комнаты — испугались торчавшего из утиного зада хохолка. Удалял перья без пинцета (откуда подобная роскошь у студента?). И не пользовался огнём: некстати вспомнил рассказы о том, что перегретая кожа птицы в духовке начнёт быстро готовиться — мясо не будет за ней успевать. В итоге кожица подгорит. А я не хотел, чтобы моё блюдо утратило товарный вид. Ведь о вкусе ещё можно было поспорить (доказывать, что именно так и задумывал). А вот горелая утка будет именно горелой, а не румяной.

Славка вернулся так быстро, словно не бегал в магазин, а отнял у кого-то «Жигулёвское» здесь, в общежитии. Его же я отправил на поиски посудины, где стану замачивать птицу. Спина Аверина мелькнула в дверном проёме — и вскоре староста снова там появился, уже с эмалированной миской в руках. Сперва я хотел забраковать его находку. Потому что не смогу «утопить» в миске птицу полностью. Но передумал. Решил, что утиную спину мариновать и не нужно: жир с неё стечёт, а мяса на ней почти нет. Уложил утку в миску — кивнул головой. Грудка и ноги будут в маринаде. Ну а больше в этой птице есть и нечего.

Пожалел о том, что сейчас в магазинах днём с огнём не сыскать соевый соус (его депутат советовал добавить к пиву). «Нет, так нет», — решил я. Сыпанул в таз с уткой пять столовых ложек соли, раскрошил туда же горсть лавровых листьев (в маринаде они не дадут столько горечи, как в том же супе). Немного поколебался… но всё же бросил в таз перец (авось и от него будет толк). На глазах у Аверина разрезал мандарины, выдавил из них на утку сок, бросил ошмётки долек к птице вместе с цедрой. И всё это щедро залил «Жигулёвским» пивом. Перемешал, чтобы маринад попал внутрь тушки. Склонился над тазом, вдохнул аромат получившейся смеси.

— Неплохо, — сказал я.

Славка тоже вытянул шею. Принюхался. Но не сообщил, понравился ли запах моего фруктового алкогольного коктейля.

— Получится? — поинтересовался он.

Посмотрел на меня.

— Всё будет, как в лучших домах Парижа и Лондона, — заверил я. — Утка в тазике. Мокнет в маринаде. Всё, как и положено!

Заметил, что мои слова старосту не убедили.

Спросил:

— Она же водоплавающая?

— Эээ… да, — неуверенно ответил Аверин.

Я надавил пальцем на утиную спину — попытался утопить её в пиве. Но птичья туша упрямо поднималась на поверхность.

Махнул рукой: решил, что мясо пропитается и так. Набросил на таз полотенце.

— Вот пусть и плавает до утра, — сказал я.

Глава 27

Тридцать первого декабря наши планы на празднование Нового года резко изменились. Потому что после консультации по физике (экзамен по этому предмету назначили на пятое января — хорошо, что не на второе или не на первое) Надя Боброва сообщила нам, что в новогоднюю ночь её дом будет пустовать. Большой дом с просторной гостиной. Надиного папу в понедельник отправили в командировку, а Надина мама и дед решили праздновать вместе с семьёй старшей дочери. Этими обстоятельствами мы решили воспользоваться. Пусть и не сразу. Убедили нас сменить место празднования слова Могильного. «Там даже ёлка есть!» — сказал Паша.

«Вот и стало понятно, откуда на фотографии появились книжные полки, ваза и кукла», — подумал я (почти не сомневался, что в доме Бобровых увижу знакомый по изображению на старом фото интерьер). — Значит, я не сделал ничего, что смогло бы помешать той фотографии измениться». Из этого следовало, что и в этой реальности Света Пимочкина должна была погибнуть от руки маньяка (от его молотка). Если, конечно в том, в другом прошлом, её не убил кто-то из троицы: Комсомолец, Каннибал, Гастролёр (я всё же надеялся, что Эдуард Белезов отправился в Горький с наручниками на руках).

Двадцать пятого января Пимочкина должна была очутиться в Пушкинском парке. Так я решил. Потому что лишь в этом случае я знал, где и когда буду поджидать очередного маньяка (того, что убивал молотком). Ведь если я помешаю Светлане отправиться в парк, это почти наверняка приведёт к гибели другой женщины. И совсем не факт, что за той, другой, убийца последует к памятнику. Или что маньяк не перенесёт охоту на другой день, потому что двадцать пятого января не заприметит подходящую жертву. Эта смерть женщины могла быть уже полностью на моей совести: ведь привели бы к ней именно мои действия.

Потому я не планировал пока вносить изменения в будущее — в то, что касалось Пимочкиной. Где-то в промежутке между тридцать первым декабря и двадцать пятым января Комсомолец и комсорг поссорились. Вот и я надеялся в этот промежуток времени Свету от себя отвадить. Чуть позже. Но уже сейчас меня радовало: одно отличие на будущем новогоднем фото будет. В этом я теперь не сомневался. Потому что не возьму с собой на празднование Нового года головной убор со звездой. «Фото, может, и появится, — думал я. — И Светины приятели на нём окажутся в том же составе. Вот только оно всё же станет другим. Александр Усик на нём будет стоять без будёновки».

* * *

Мы вызвали такси, чтобы доставить домой к Наде Бобровой продукты. Признали, что с сумками в руках добираться через полгорода на заполненных пассажирами зареченских автобусах — не лучший вариант. Потому что в этом случае неподъёмные ноши пришлось бы тащить на себе и девчонкам (против этого выступил Паша — чем заработал ещё одну гирьку на правильную сторону весов Оли Фролович). Я не возражал против того, чтобы использовать наших подруг комсомолок в качестве тягловой силы (да и Аверин помалкивал). Но всё же понимал, что кому-то из нас тогда достанется тазик с уткой — слабо представлял, как мы смогли бы провезти его в набитом людьми салоне автобуса.