Кому это надо

– Знаю, что Болдырев его фамилия, – сказала старуха. – А живет в Заводском где-то, точно не скажу, где. Знаю еще, что не работает он нигде. Сто раз Катьке говорила – на черта он тебе сдался? А она только – заткнись да заткнись!

– А где его можно найти? – спросила я.

– А шут его знает! Отирается по рынку, приворовывает там. Я вам вот что скажу, – понизив голос, проговорила старуха. – Это он Катьку и угробил!

– Это вы откуда знаете? – спросил Жора.

– Так он нож постоянно с собой таскает. И на Катьку сколько раз орал – убью, мол, тебя, потаскуха! Я в своей комнате сижу, да все слышу! Уж как они порой тут ругались! И бил он ее, один раз зуб выбил… Он это, больше некому, – решительно заключила старуха.

Жора хотел было уже встать, но мне хотелось задать бабке еще несколько вопросов.

– Скажите, пожалуйста, – любезно обратилась я к ней. – Вас как зовут?

– Марья Тимофеевна, – удивленно ответила она.

– Марья Тимофеевна, а кроме Мишки, никто не приходил к Кате?

– Да шлялись прощелыги всякие, все его друзья.

– А не было ли такого… богатого на вид, но уже в возрасте?

– Нет, – твердо ответила Марья Тимофеевна. – Такого точно не было. Да я бы только порадовалась богатому-то! Пусть старый, черт с ним – с лица воды не пить! Зато денежки бы были, а то жили-то как! Э-эх! – она горестно махнула рукой.

Потом, поднявшись, подошла к шкафчику и достала из него маленький графинчик. В нем, по всей видимости, была налита водка.

– Помянете со мной? – предложила она. – Или вы на работе?

– На работе, – в один голос ответили мы, и старуха, похоже, обрадовалась этому.

– Сама-то я не пью, – проговорила она, осторожно наливая себе водки в маленькую рюмочку. – Но иногда люблю это дело. А сегодня сам бог велел. Ну, земля ей пухом, – старуха выпила водку и, взяв со стола сухарик, положила его в рот.

Взгляд ее затуманился, стал печальным.

– Вот как теперь старуха одна останется? – подперев подбородок кулаком, проговорила она. – Это что ж, похороны теперь на себя брать надо?

– Наверное, – пожал плечами Жора.

– А за государственный счет никак нельзя? Я ж на пенсии все же… И еще, дочк, – взгляд старухи стал просительным, – нельзя ли как добиться, чтобы мне за нее пенсию какую выделили? Ну, вроде как компенсацию или как это называется?

– Вы были у нее на иждивении? – сухо спросил Жора. – Она была вашей опекуншей?

– Не-ет, – сказала старуха.

– Тогда однозначно нет, – отрезал Жора.

– Так я ж больная вся! И потом, она жила у меня, в моем доме… Родители-то ее померли давно, а мне вот ее оставили!

– Тогда нужно было при жизни оформлять опекунство!

– Эх, кабы раньше-то знать, – прошамкала старуха, вытягивая губы трубочкой. – Нет, видно, ничего за нее, непутевую, не заплатят!

– Нам пора, – вставая, сказал Жора. – Тело Кати находится в морге, вам нужно будет его забрать. Иначе она будет похоронена как бродяжка, в общей могиле.

Старуха, качая головой и что-то сокрушенно бормоча про себя, пошла провожать нас.

Когда мы вышли на улицу, мне показалось, что я попала в прекрасный мир, несмотря на то, что погода была сырая и промозглая, и начинал накрапывать дождик.

– Б-р-р! – поежился Жора. – какая мерзкая старуха.

– Да, симпатии она не вызывает. Но нам сейчас нужно брать Мишку!

– Для этого нужно в отделение ехать, – сказал Жора. – Что мы знаем о нем? Имя-фамилию, да район проживания. Надеюсь, что этого будет достаточно, чтобы определить адрес.

Мы приехали в отделение, и Жора, оставив меня у себя в кабинете, пошел узнавать Мишкин адрес. Вернулся он минут через пятнадцать.

– Кажется, он, – сказал он мне, протягивая какой-то листок.

На нем было написано: Болдырев Михаил Викторович, 1978, Малая Пролетарка, семь.

– Господи! – вздохнула я. – Пролетарка! Ненавижу этот район. Колесить по этим трущобам, только машину гробить!

– Не ворчи, – остановил меня Жора. – Если хочешь – езжай домой, а я возьму ребят и служебную машину.

– Нет уж, – решительно возразила я. – Поехали на моей.

Жора только усмехнулся.

Мы сели в мой «Ниссан» и отправились на Пролетарку. Это был один из самых криминогенных районов города, к тому же один их самых неблагоустроенных.

Он мало отличался от частного сектора на Рабочей, разве что тем, что находился в самой глуши, да еще «славился» своими дорогами.

Сейчас как раз было самое неподходящее время года для посещения этого района – осень, дождь, сплошная грязища, лужи попадались такие, в которые машина могла провалиться по самые окна. К тому же на улице было уже темно, фары помогали плохо, и мне приходилось очень стараться, объезжая самые глубокие лужи, чтобы не въехать в одну из них.

Чтобы найти дом под номером семь, пришлось немало поплутать по столь непривлекательному району, но, свернув в какой-то проулок и выехав из него с другой стороны, мы наконец-то обнаружили дом, на котором была прибита квадратная табличка с изображением семерки.

Остановив машину в более-менее сухом и твердом месте, мы с Жорой вышли и направились к крыльцу. На наш стук открыл мужчина, одетый в ярко-синие шерстяные трико и белую майку.

– Не могли бы мы увидеть Михаила Болдырева? – обратился к нему Жора.

– Нету его, – ответил мужчина, почесывая подбородок.

– А где он?

– Да кто ж его знает, – хмыкнул мужчина. – Он нам не докладывает.

Потом, повернувшись в сторону комнаты, крикнул:

– Мать! Мишка не говорил, когда он объявится? К нему пришли тут…

– Господи! – в коридоре показалась худенькая женщина с собранными в узел жиденькими волосами. В руках у нее была тряпка – видимо, мы застали ее за мытьем полов. – Да когда это он говорил-то?

– А сегодня он был дома?

– Да со вчерашнего дня не появляется, – ответила она несколько испуганно. – А что случилось-то?

Видимо, мы настолько отличались от привычных визитеров ее сына, что она почуяла неладное.

Жора достал свое удостоверение, которое женщина взяла дрожащими руками.

– Он что, натворил что-нибудь? – тихо спросила женщина, роняя тряпку и прижимая руки к сердцу.

– Нет-нет, – постарался успокоить ее Жора, – мы просто выясняем обстоятельства. Разрешите нам осмотреть дом?