Конь Чапая

Но беда-змея пришла. Спились оне. Всё пили да всё про черного ворона пели. И помер в 35-м годе. Да, если б, милый, оне и остались после Гражданки в енералах, так их все равно Сталин-змей усыпил бы, как Михал Василича Фрунзе, как Григория Иваныча Котовского, как многих. Что там говорить!

Я, хоть и конь, а понимал это уж и тогда. Так что оне даже и вовремя поспели.

Но перед смертию пригласили Василь Иванович какую-то старуху из Андроньева монастыря, ворожею, та что шептала надо мной, поплевала, подула мне в уши, потом повалили меня, завязали глаза и пустили кровя. Вон из этой вот мышцы… И очнулся я уже человеком.

— Контавром вроде.

— Ну да. Так-то всё вроде как человек я, и паспорт у меня, и хожу на двоих. А на самом деле — конь. Конь Чапая. Так и остался, так и хожу с тех пор.

— А не говорил твой Чапай, для чего он это с тобой сделал?

— Говорил, когда я опростался. Говорит: «Будешь, Бирюк, жить дальше, в тебе память моя останется». Но я не понял. Дык что ж… Хожу, живу.

— Работаешь?

— А как же. Гружу вагоны на Курской-товарной. Сила-то ведь у меня конская, не людская. Плотют ничаво.

Конь помолчал, допил водку.

— А таперь вот и пью. Спасибо тебе, сокол, за кумпанию. Однако надо идти. Завтра опять мне грузить, а послезавтра у меня завпой. На три месяца. Ну, прощай.

И конь с этими словами ушел в темноту.

Где-то с вокзальной площади раздалось через минуту его дряхлое ржание. Уж не «Черного ворона» ли он пел?

Я, долго, задумчиво сидел пьяненький, смотрел на белеющий во тьме снег.

И никак не мог понять — что же это такое?