Конан "Классическая сага"
Шрифт:
Киммериец хмуро смотрел на утреннюю суету, и неожиданно взгляд его остановился на лучнике-боссоните, который вскочил в седло и быстро понесся к воротам лагеря. Вероятно, его послали передать что-то часовым. И, вероятно, приказ был срочным, ибо солдат не успел даже подтянуть тетиву на болтавшемся за спиной луке.
Конан тотчас вспомнил о своей службе у туранского короля. Армия там в основном состояла из верховых лучников, и эти ребята на полном скаку поражали такие мишени, в какие и с земли попадет не всякий. Боссонитов таким штучкам и за десять лет не научишь. К тому же у туранцев луки были из рога, небольшие, а у боссонитов —
Конан вдруг представил себе, как конный отряд лучников мчится вслед за аквилонцами, как тихо спешиваются они в лесу, осыпают врага тучей стрел и исчезают прежде, чем тот успевает ответить. От взрыва могучего хохота оруженосцы едва не подпрыгнули на месте, а капитан Аркадио, стоявший неподалеку, помчался к шатру жреца-врачевателя.
Когда явился полуодетый Декситус, Конан, к его изумлению, сидел один в своем шатре и ухмылялся.
— Не бойся, — хохотнул варвар, — не бойся, друг мой, замечательный сок пурпурного лотоса ещё не лишил меня рассудка. Просто бородатый Кром неожиданно подбросил мне неплохую идею. Сделай одолжение, пошли кого-нибудь за аргосийцами.
Конан встретил громовым приветствием поднявшихся к нему уже с оружием и в доспехах принца Кассио и капитана.
— Принц, Его Величество король Аргосийский запретил вам преследовать аквилонцев. Распространяется ли этот запрет на лошадей?
— На лошадей? — оторопело переспросил капитан.
Конан нетерпеливо кивнул:
— Вот именно, на лошадей. Наши клячи вконец избегались, кожа да кости. А у вас — свежие, сытые. Одолжите пять сотен — и Амалиус Прокас побежит из Аргоса с поджатым хвостом.
Киммериец быстро изложил свой план, и принц заулыбался. Ему все больше и больше начинал нравиться этот угрюмый варвар, который оказался талантливым, прирожденным полководцем.
Аргосийские воины помчались вдоль рядов, передавая приказ принца; не прошло и десяти минут, как к пешему строю боссонских лучников вывели около тысячи лошадей. Строй распался, солдаты забеспокоились, и Просперо с Троцеро заметались в разные стороны, пытаясь восстановить порядок.
— Ну-ка, быстро, приведите мне жеребца да помогите взобраться в седло, — приказал оруженосцам Конан. — Я должен сам все объяснить людям, которым придется выполнить мой план.
— Конан! — воскликнул жрец. — В твоем состоянии тебе нельзя…
— Побереги мольбы для Митры, жрец. Бойцы не видели меня чуть ли не месяц. Им надо знать, жив я или нет.
Товарищи и оруженосцы помогли Конану подняться в седло. Он с трудом справлялся со слабостью, сковывавшей могучие члены. Синие глаза сверкали решимостью, широкие брови сдвинулись в исказившем лицо яростном усилии. В конце концов, совместный труд их завершился удачей — Конан сел в седло, изрытая проклятия и призывая всех богов Севера и Юга отомстить за свое попранное достоинство.
Принц Кассио созерцал эту сцену от начала и до конца. В Мессантии при упоминании о Конане придворные морщили носы, называя его полуграмотным дикарем, которого только нелепый случай сделал главой войска. Теперь же принц оценил и природную силу, и живость ума северянина. Оценил и преданность цели, и необычность решений, иначе говоря, все те качества, благодаря которым его одинаково любили и уважали и аристократы, и простые наемники. «Этот человек, — подумал про себя принц, — рожден повелевать. Ему
на роду написано стать королем».С двух сторон поддерживаемый оседлавшими своих лошадей оруженосцами, Конан медленно спустился с вершины холма. Лицо исказилось от страшного напряжения, но киммериец всё же сумел поднять руку в приветственном жесте. Строй взорвался восторженными криками.
В полулиге от лагеря двое аквилонских разведчиков, которых оставили накануне наблюдать за действиями мятежников, собрались было позавтракать на обочине той самой дороги, что уходила к Саксульскому перевалу. Когда до их слуха долетел рёв боссонитов, оба встревожено переглянулись.
— Что там ещё такое? — сказал один солдат помоложе.
Его спутник приставил ладонь козырьком к глазам:
— Слишком далеко, не увидеть. Но что-то наверняка случилось, раз они так орут. Надо доложить об этом командующему. Я поеду, а ты оставайся здесь.
Легионер проглотил последний кусок, поднялся, отвязал от дерева лошадь и сел в седло. В утреннем воздухе топот копыт отозвался раскатистым эхом.
Одним легким движением поднятой руки Конан мгновенно утихомирил людей, а затем обратился к ним с речью. Чтобы гнать отступающего противника, сказал Конан, из всей армии выбрали их отряд. Лучникам предстояло догнать легионеров, незаметно подойти вплотную и обрушить на ничего не подозревавших солдат град стрел. Стрелять надо будет спешившись, из укрытия, распределившись на группы по два или три человека, а когда противник опомнится, немедленно отойти.
Во главе каждого отряда пойдет опытный кавалерист, который сумеет и справиться в пути с какой-нибудь заартачившейся лошадью, и присмотреть за животными, пока боссониты будут вести стрельбу. Если же кто-то из их отряда никогда раньше не ездил верхом — Конан мрачновато ухмыльнулся, — им ничего не остается, кроме как покрепче держаться за гриву, хорошей выездки никто от них требовать на станет.
Вскоре новоиспеченная конница под командованием недавно сбежавшего аквилонского наемника по имени Паллантид ровной рысью вышла из лагеря и отправилась вслед за легионерами.
Они догнали вражеское войско у подножия кряжа — обоз и пехота не давали Прокасу возможности двигаться быстро. Присмотрев себе отряд копейщиков, болтавшийся в хвосте колонны, боссониты спешились и принялись за дело. Не один легионер успел упасть, сраженный бесшумной стрелой, прежде чем топот копыт и лязг оружия и доспехов не возвестил о приближении конницы. Тогда боссониты потихоньку убрались в лес. Потери их ограничились тем, что один из лучников, никогда прежде и близко не подходивший к лошадям, упал и сломал ключицу.
Три дня подряд боссониты преследовали легионеров, подобно псам, хватающим за пятки вора. Нападая из укрытия, они немедленно исчезали, лишая противника возможности развернуться и отразить удар, — исчезали в тысяче щелей, изрытых ветрами и непогодой на морщинистом челе гор.
Амалиус Прокас в ярости проклинал все и вся, но поделать ничего не мог. Стрелы, пущенные невидимыми руками, разили наповал. Иногда пролетали мимо, только нагоняя на солдат страху. Иногда ранили лошадей, и те вскидывались на дыбы, сбрасывая седоков. Но чаще всего впивались аквилонским воинам прямо в сердце. Солдаты замертво валились наземь. Не щадили стрелы и закованных в броню кавалеристов, отыскивая малейшую щель в доспехах.