Конан в Чертогах Крома

Бой был кончен. Воины тяжело дышали, приходя в себя после недолгого, но страшного напряжения.

Канах подошел к Конану.

– Ты неплохо поработал, родственник, - сказал он ему.
– Юношам полезно взглянуть, как рубятся настоящие воины.

– Вообще-то хвастаться нам особенно нечем, - ответил Конан, недовольно оглядывая кучи мертвых тел.
– Мы слишком многих потеряли, разделываясь с какой-то кучкой ванов. Их ведь тут едва ли сотня! Наших, наверное, столько же полегло. Плохо это! Такие дела можно решать гораздо меньшей кровью...

– Все твои уловки не для нас, - пожал плечами Канах.
– Да и ваны отменные воины, не то что всякие там хилые жители Юга. А кроме того...

– тут на лице старого вождя возникло нечто вроде улыбки, - что-то я не заметил, чтобы ты держался в стороне от сражения, обдумывая разные хитрости...

Конан покаянно усмехнулся в ответ:

– Ты прав, старейшина. В глубине души я такой же киммериец, как и все, и никуда тут не денешься... Знаешь что? Присмотри за ребятами, пускай не особенно расслабляются. Чует мое сердце, до рассвета нам придется драться еще!

– Это хорошо, - заметил Канах.
– Не всем нынче выпало омочить кровью мечи. Жаль было бы уводить их домой ни с чем!

Небо на востоке начинало понемногу сереть, когда к ним в сопровождении Куланна подошел старый Милах. Ни тот ни другой не были серьезно ранены, но на оружии красовались зазубрины, говорившие, что его хозяева бились в самой гуще сражения.

– Я сожалею, Конан, о том, что когда-то назвал тебя неженкой, - сказал Милах.
– Я видел, как ты сражался. Ты все-таки еще не всю свою прежнюю силу и скорость успел растерять.

– Овсянка, - ответил тот.
– Все дело в овсянке. Она, похоже, отбивает страх смерти...

Свет, зародившийся высоко над склоном, привлек внимание Конана. Солнце еще не поднялось над горизонтом, но его лучи уже коснулись вершины Бен Мора. Вскоре они озарят и пещеру. К тому времени он должен был быть уже там.

Поднявшись на один из курганов, Конан разыскал принадлежавший ему узелок с вещами. Там, завернутая в плащ, сохранялась фляжка, врученная ему Хатор-Ка. Шагая по лагерю, Конан прихватил с собой горшочек с углями. В стенках горшка были отверстия, чтобы угли, спрятанные под слоем золы, получали воздух и не погасали. Он не собирался тратить время на высекание огня, когда доберется в пещеру.

Направившись вверх по склону, что вел от Полей Мертвых к Обители Крома, Конан обнаружил, что идет не один. Другие киммерийцы последовали за ним. Небо светлело, и, чтобы сражаться, больше не требовался свет костров. Между тем им еще предстояло выгонять с Бен Мора засевших там демонов, и ради этого они готовы были лезть хоть в пещеры.

По расчетам Конана, демоны уже должны были бы нанести свой удар. Он удивился, вспомнив их нелюбовь к солнечному свету. Потом вспомнил о темном облаке, которое им часто сопутствовало.

Воины взволнованно загомонили, увидев громадную яму, с некоторых пор появившуюся на склоне. Это было святотатством не меньшим, чем учиненное ванами осквернение могил.

Киммерийцы почти вплотную приблизились к яме, когда оттуда навстречу им потоком выплеснулись порождения Преисподней. Произошло это с отменной внезапностью: Конан едва успел выхватить меч. А в следующий миг он уже насмерть сражался с какой-то тварью, выглядевшей как помесь мотылька с обезьяной.

У твари был длинный рыжий мех, сморщенные крылья и большие фасеточные глаза. Конану, впрочем, некогда было особо присматриваться. Все его внимание занимал длинный меч, которым тварь метила его достать. Никаким воинским искусством монстр не был обременен, - просто рубил и колол, изо всех сил стараясь убить. Примерившись к темпу его движений, Конан улучил миг и ударом меча размозжил ему голову. Демон продолжал рубиться как ни в чем не бывало, только вслепую. Он свалился, лишь когда Конан начисто отсек ему голову. Да и тогда его тело все еще двигалось.

Повсюду кругом Конана неистово вопящие люди сражались с выходцами из ночного кошмара. Люди-насекомые умирали вправду как мухи, но за людей-ящеров приходилось платить жестокую цену. Конан почувствовал, как распирает грудь свирепая гордость за свой народ. Любая известная ему цивилизованная армия уже удирала бы, не чуя ног. Да еще наложив предварительно полные штаны от ужаса перед нечистью. А вот его соплеменники и с ними асы рвались вперед так, словно у них другого дела на свете не было, только стереть с земли осквернявших ее гадов.

Тут на Конана обрушилось завывающее нечто, состоявшее в основном из щупалец и перепончатых крыльев. Голубое лезвие рассекло тварь пополам, и сила удара до половины вогнала меч в землю. Конан выдернул клинок, и рассвет заиграл на голубой стали. Конан бросил быстрый взгляд вверх и убедился, что солнечные лучи почти уже добрались до устья пещеры.

За исход сражения беспокоиться определенно не стоило Твари были далеко не бессмертны. А коли так, киммерийцы их перебьют. Всех до единого. Конан полез наверх. Дважды на него наваливалась еще какая-то нечисть, и дважды он стряхивал со своего меча поганую кровь.

Потом он оказался перед входом в пещеру.

Внутренность Обители Крома отчего-то странно дрожала. Далеко внутри, у самых ног изваяния, Конан заметил две человеческие фигурки. Они что-то делали перед подобием алтаря. Киммериец пошел в ту сторону, собирая по дороге поленья. Подойдя поближе, он уверился в том, что заподозрил с самого начала. Перед ним были двое чужестранцев, пришедшие с ванами. Один из них, тот, что был поменьше, заметил Конана, и глаза у него округлились. Молодой чужеземец выхватил из-за кушака длинный кинжал и бросился к Конану.

Тот бросил наземь собранный хворост и разбил горшочек с углями. Сухое дерево тотчас же занялось ярким огнем.

– Мерзкий варвар!..
– выкрикнул юноша, и по выговору Конан признал в нем вендийца.
– Как смеешь ты!..

Его стремительный удар был ударом хорошо обученного убийцы. Трудно было даже разглядеть лезвие, метнувшееся к животу киммерийца.

Конан небрежно отмахнулся мечом. Вендиец с отчаянным криком отлетел прочь и прижал руки к окровавленной голове.

Костер между тем разгорелся как следует, а в пещеру проникли первые солнечные лучи. Конан вытащил пробку из пузырька, который так долго таскал с собой, и вытряхнул в огонь тонкую пыль, похожую на золу. И громко позвал:

– Хатор-Ка! Хатор-Ка! Хатор-Ка!..

Мощный голос прокатился по пещере, как гром. Но тут же у варвара зашевелились волосы: совсем рядом начало действовать могущественное волшебство.

Умом он понимал, что поручение выполнено, клятва больше не довлеет над ним - можно уходить прочь. Что-то, однако, заставило его задержаться, при всем том, что колдовских штучек он страсть как не любил.

Над пламенем возникло густое облако дыма. Потом, как будто издалека, послышался голос, распевавший на нечеловеческом языке. Дым начал оформляться, становиться плотнее. Голос приблизился, и Конан увидел перед собой в пещере стигийскую колдунью, столь же полную зла, сколь и прекрасную. Она стояла, не обжигаясь, прямо в огне, и ее одеяния развевал ветер, которого Конан не ощущал. Потом она вышла из костра и направилась в глубь пещеры. На киммерийца она не обратила никакого внимания.