Концентрация смерти

Проплывали, покачивались стволы деревьев, Карл мотал головой, словно хотел избавиться от невидимых мух. Но крепкий бимбер и свежий воздух победили капрала, вскоре он уже спал, свесив голову на грудь. Конь брел даже в темноте, пока наконец не почувствовал, что вожжи безвольно болтаются, он оглянулся на возничего, понял, что тот дрыхнет, позабыв о службе. Тогда штатское несознательное животное свернуло с дороги, слегка углубилось в лес и стало мирно пощипывать травку.

Капрал на мгновение вскинул голову, не понял, где он и что происходит, неопределенно махнул рукой и вновь погрузился в сон.

* * *

Прохоров бодро шагал по дороге, на здоровом плече висел мешок, в котором оставались лишь автомат да боеприпасы. В темноте можно было различить только светлые изгибы проселка. Лес тонул в темноте. Кузьмич и Фролов еле успевали за ним.

– Миша, сбрось темп или давай привал небольшой устроим, – просил Кузьмич.

– Днем отлежимся, – пресекал всякие возможности саботажа Прохоров. – Что за ночь пройдем, то наше.

Илья прибавил шаг, догнал командира.

– Оно-то правильно. Но ты прикинь. Аверьяныч немолодой, за тобой ему не угнаться.

– Угонится, к нам в компанию его никто силой не тянул. Назвался груздем, полезай в кузов.

– Не надо из-за меня ссору начинать, – произнес Кузьмин. – Справлюсь. Это я просто так сказал. В самом деле, шагать и шагать надо. Дорога-то тут нелюдная, немцев на ней ночью не встретишь.

Зашли за очередной поворот и тут же стали как вкопанные. Из леса доносились какие-то странные звуки. Кто-то чавкал, клацал зубами. Затем раздалось уже чисто человеческое похрапывание и невнятное бормотание.

– Что за черт? – прошептал Прохоров.

– Давай, тихонько пройдем мимо, – предложил Фролов. – Нас не трогают, и мы никого не трогаем.

– Посмотреть надо, – Прохоров пригнулся и крадучись пошел в лес.

Кузьмин с Фроловым переглянулись.

– Не поймешь его. То слишком осторожный, то…

– Молодой еще, – Кузьмин тронул Фролова за локоть. – Пошли и мы.

Трое беглецов стояли возле подводы. Конь продолжал жевать сочную траву и настороженно поглядывал на людей. Карл Зейдель мирно спал, похрапывал, покачивал головой.

– Ну и запах от него. Где это он так напился? – присматривался к капралу Прохоров.

– Места знать надо, – произнес Фролов и взглядом указал на карабин, лежавший на коленях у немца.

Кузьмин жестом показал, что капрала можно прямо сейчас нейтрализовать. Странное дело, но после пережитого желание убивать врага ушло куда-то в глубь сознания. Да и не похож был на врага пьяный, спящий низкорослый животастый немец. Очки с толстыми стеклами висели на самом кончике носа, но не падали. Недоразумение одно, а не враг.

Прохоров аккуратно снял очки – Карл даже не почувствовал этого. Бывший летчик несколько раз их согнул, сломал пополам и выбросил в кусты. Сделал он это с какой-то по-глупому детской улыбкой. Так школьник мог забавляться, по-злому подшучивая над пьяным. Зейдель не проснулся, лишь чуть заметно вздрогнул. Настроение Михаила передалось Фролову; он осторожно потащил за ствол карабин. Но вот тут-то бывший разведчик просчитался. Были вещи, на которые Карл реагировал даже во сне.

– Стоять, польская свинья! – закричал он, хватаясь за оружие, и уставился на Илью, подслеповато щурясь.

Прохорова и Кузьмина он не видел, те стояли в стороне и чуть сзади.

– Зачем стрелять, приятель? – по-немецки заговорил Фролов, демонстрируя Зейделю свое миролюбие. – Я только посмотреть хотел, помочь…

– Немец… – расплылся в тупой пьяной улыбке. – Свой… Если б ты только знал, как мне надоели эти тупые польские свиньи… Давай за это выпьем. – Он потянулся к карману, вытащил полную бутылку и протянул Илье.

В этот момент Прохоров здоровой рукой ударил Зейделя деревянной рукояткой резца в темечко. Тот вздрогнул и съехал с телеги на землю. Фролов успел завладеть бутылкой с самогоном, не дал ей разбиться. Передав спиртное Кузьмину, стал обыскивать капрала.

– Посвети, – попросил он Прохорова.

Колесико зажигалки высекло искру, запылал смоченный бензином фитиль. Изучив бумагу, Илья усмехнулся.

– С этой бумагой мы можем путешествовать на его телеге с конем еще три дня, если его только не хватятся. Это пропуск. Вот только кое-что дописать надо. – Прохоров светил, а Илья писал авторучкой покойного Марэка, положив бумагу с печатями на приклад карабина. Почерк полковника мотопехотного батальона он подделал вполне сносно. После слов о том, что жители деревни должны предоставить подводу и коня, он дописал: «…и двух работоспособных мужчин для участия в дорожно-восстановительных работах».

– А с ним что делать? – спросил Кузьмин.

– Не убивать же идиота. От него в вермахте больше вреда, чем пользы. В лес затащим.

Карла поволокли в лес. Оттащили не слишком далеко от дороги, привязали к дереву, рот заткнули тугим пучком соломы.

– А если окочурится? – спросил Кузьмин.

– Что-то ты, Аверьянович, очень жалостливым стал? – искренне удивился Прохоров. – То прирезать его был готов, теперь вот заботишься, чтобы не простудился. Если перекинется, то и поделом. Нечего на службе в военное время самогон жрать и позволять противнику забрать у тебя оружие.

– Дело говоришь, – согласился Аверьянович. – Если не сдохнет, все равно под трибунал пойдет. И поделом ему.

В телеге беглецов ждала радостная находка – полотняный мешок с деревенской закуской и недопитая бутылка с самогоном. Заплечные мешки с оружием и карабин замаскировали в передке подводы соломой. Илья вызвался быть за извозчика, Кузьмин с Прохоровым забрались в телегу.

– Ну, пошел, – прикрикнул на коня Фролов.

Тот не сдвинулся с места.

– Он по-русски не понимает, – засмеялся Михаил. – По-немецки ему скажи. Или он только по-польски кумекает?

Илья просто дернул за вожжи, причмокнул губами. Конь неохотно, но послушно вышел на дорогу и потащил воз за собой.

– Вот и разжились у противника транспортным средством. С каждым днем кучерявее живем, товарищи, – усмехнулся Прохоров. – Если так и дальше пойдет, то в конце пути будем ехать в купе вагона скорого поезда.

– Успех отметить надо, – обернулся Илья.

– Главное, есть чем отметить, – посмотрел в глаза командиру Кузьмич. – Ну, и твое выздоровление заодно замочим, – напомнил он о должке Прохорову.